Сергей Донской - В Россию с любовью

Пожалев беднягу, Громов сделал еще одну попытку:

— Надеюсь, по инструкции не обязательно сидеть за штурвалом с расстегнутой ширинкой?

— Так пуговицы же! — воскликнул пилот с удрученным видом. — А у меня…

Опять он выставил свою распухшую правую руку, и опять пришлось отодвинуть ее на второй план.

— Ладно, действуй, ас, — сказал Громов, нахмурившись. — Про руку свою забудь. А то придется оторвать ее и зашвырнуть подальше, чтобы тебя не отвлекала.

Лицо у Пилота сделалось озабоченным и совершенно серым.

— Включаю форсаж. — Он заговорил голосом прилежного ученика, сдающего самый трудный экзамен в своей жизни. — Начинаю подъем.

Оживленные последовательными щелчками тумблеров, загудели двигатели над головой. Заурчал за спиной редуктор. Приборная панель расцветилась зелеными и оранжевыми огоньками.

— Сейчас лопасти винта набирают обороты, — прокричал пилот.

— Это я понял, — кивнул Громов. — Дальше давай.

В кабине постепенно усиливался громкий свист. Когда он достиг постоянного уровня, земля под вертолетом мягко провалилась вниз.

— При взлете шаг лопастей увеличивается, — продолжал пилот. — Вот так, видите?.. А для спуска шаг нужно уменьшить.

— Ну-ка, прибавь скорость, ас.

— Пожалуйста.

В ответ на переключение тумблера взвыла турбина, выдавая предельное количество оборотов. Вертолет пушинкой устремился вперед и взмыл над лесом, где пилот заставил его ненадолго зависнуть.

— Теперь я попробую! — крикнул Громов.

— А может…

— У тебя только две руки, не забывай об этом. А язык вообще один.

— Передаю управление!

— Так-то лучше.

Громов в точности повторил все маневры, продемонстрированные ему пилотом, с той лишь разницей, что зависание получилось у него лишь с третьей попытки. Руки сами вспоминали или угадывали, что от них требуется. Но когда, совершив слишком резкий вираж, Громов едва не коснулся лопастями винта верхушек деревьев, пилот забеспокоился:

— Не так! Плавнее нужно.

— Показывай.

— Аккуратненько тянете штурвал влево, — пилот именно это и проделал, — изменяется наклон винта, и машина тоже поворачивает влево. Вправо… — Он исполнил поворот в противоположном направлении. — Понятно?

— Понятно. — Перехватив штурвал, Громов наклонил его от себя и удовлетворенно прокричал: — О, вспомнил! Это пикирование, верно?

— Ага! — опасливо подтвердил пилот. Когда до земли осталось всего ничего, он не выдержал и рванул штурвал на себя. — А это было кобирование, — сообщил он, отдуваясь. — Набор высоты.

— Пикирование мне нравится больше, — признался Громов.

— Я заметил, — кивнул пилот с вымученной улыбкой.

— Ладно, — сжалился над ним Громов. — Пикировать больше не будем. Показывай, как давать задний ход… И еще научи вокруг оси разворачиваться…

— Вот, смотрите…

Через десять минут Громов разошелся настолько, что едва не настиг сороку, припустившую над прогалиной. Птица вовремя нырнула в чащу. Правда, вертолет не повторил ее маневр лишь благодаря своевременному вмешательству пилота.

— Лихо, — признал он, когда вывел машину из пике.

— То ли еще будет! — громко пообещал Громов.

— Да?

Гримаса, появившаяся на сером лице пилота, выражала все что угодно, только не восторг.

Десантники слишком рано обнаружили подвох и повернули обратно. Вылови они бутылку с радиомаяком чуть ниже по течению, и все закончилось бы для них иначе. Да только в реальной жизни не существует сослагательных наклонений. Только «да», только «нет». Или — или.

— Вот и гости к нам пожаловали, — проворчал Громов, удерживая вертолет над прогалиной. — На свою беду.

— Вижу, — закручинился пилот. Его упавший голос совершенно потерялся в шуме двигателей.

Пятнистые фигурки, сгрудившиеся на опушке, были из той же немой оперы, что и он сам. Лишь жестами и мимикой они выказывали свое раздражение. Издали Громову показалось, что командир, призывно машущий руками, даже подпрыгнул на месте от нетерпения. Ему непременно хотелось лететь дальше.

— Вас генерал-майор Чреватых по мою душу прислал? — скучно осведомился Громов у пилота.

— Командующий округом? Вы что! Я его и в глаза никогда не видел. У меня командир один — мой лейтенант, бляха-муха.

— Бляха-муха?

— Вообще-то он Романюк.

— Романюк? — Громов поморщился. — Он, значит, твой бог и царь?

Пилот осторожно пожал понурыми плечами и промолчал.

— Что? — спросил Громов. — Никак не решишь, кем именно приходится тебе твой Романюк? Царем? Богом?

— Ага, — облегченно признался пилот. Он заметил на губах соседа улыбку и подумал, что тот шутит.

— И твое дело маленькое, м-м? — продолжал допытываться Громов, не сводя глаз с приближающегося отряда.

— Маленькое! — громко подтвердил пилот, радуясь тому, что его так хорошо понимают.

— Делать что велено и ни о чем не думать, так?

— Так. Именно так.

— Тогда вот тебе мой приказ, — сказал Громов, поднимая вертолет чуточку выше. — Прыгай!

— Тут же не меньше десяти метров! — ужаснулся пилот, осторожно посмотрев вниз.

— Девять с половиной, максимум.

— Я себе все кости переломаю!

— От переломов ты и здесь не застрахован. Я понятно выражаюсь?

— Понятно. — Пилот вновь бросил взгляд на землю под собой.

— Тогда смелее, — подбодрил его Громов. — Думаю, ты выживешь, ас. Ведь у вас, надеюсь, не бытует добрая традиция добивать раненых?

— Вроде бы нет. — Если где-то и следовало поискать уверенность, то только не в этой фразе.

— Значит, прыгай. Тебя уложат на носилки и с почестями доставят в медсанбат. А лейтенант Романюк станет приносить скромные полевые цветы в палату такого героя.

— От него дождешься!

— Ты предпочитаешь, чтобы он возложил свой букет на твою могилу?

Заметив всполохи белого пламени в глазах Громова, пилот осекся, перебрался из кабины в отсек и отодвинул дверцу. Наверное, он что-то хотел сказать на прощание, но благоразумие взяло вверх. Он просто шагнул вниз, и ветер унес его отчаянный крик в неизвестность.

В ту же секунду Громов направил вертолет на живописную группу, собравшуюся внизу. Рты у всех превратились в маленькие черные дырочки. Один, самый сообразительный, вскинул автомат, и возле его пламегасителя затрепетал голубой дымок. «Фонарь» из толстого стекла на носу вертолета украсился двумя новыми отверстиями, в которые ворвались тугие струи холодного воздуха.

Но шквальный огонь отряд открыть не успел. Геликоптер обрушился на людей всей своей гремящей махиной, закручивая вихри пыли и лесного мусора. Он шел почти над самой землей, будто намеревался хорошенько проутюжить ее вместе с людьми. Их потрясенные вопли звучали не громче комариного писка.

Двоих или троих зацепило растопыренными колесами, и они покатились по траве. Но еще большее количество человеческих фигурок смело ураганным ветром, когда вертолет завис прямо над ними, крутясь из стороны в сторону. Немо разевая рты, они валились как попало, беспомощно цепляясь друг за друга.

— Не ходите, дети, в Африку гулять, — процедил Громов сквозь зубы.

Он и сам не смог бы объяснить, что помешало ему пустить в ход пулемет. Может быть, просто представил себе глаза матерей этих молодых ребят, когда они будут читать похоронные извещения. Все-таки не закоренелые преступники перед ним находились, а обычные солдаты, не привыкшие обсуждать приказы командования.

Но трепку они все же заслужили, и Громов не успокоился, пока основательно не проучил все это воинство. Трижды заходил он на цель, продолжая сбивать с ног всех тех, кто пытался оказать хоть малейшее сопротивление. Ну, а лейтенанта Романюка вертолет вообще основательно изувечил, вогнав его в землю чуть ли не по пояс.

Когда «Ми-29» с торжествующим рокотом взмыл над полем боя и перевалил за верхушки сосен, Громов услышал позади слабое потрескивание автоматных очередей, но возвращаться не стал. Цель была достигнута. Десантники, снабженные лишь рациями для поддержания связи друг с другом, остались в совершенно беспомощном положении. Громов рассчитывал, что они, с двумя ранеными на руках, не скоро успеют добраться до ближайшего населенного пункта и известить начальство о провале своей операции. Тем более что Романюку теперь долго будет не до командования, а его деморализованные бойцы способны к самостоятельным действиям в той же мере, что и стадо баранов. Это означало, что генерал Чреватых еще некоторое время будет находиться в счастливом неведении. Полученным преимуществом следовало распорядиться с толком.

Так что вперед, Громов, покажи, на что ты способен! На кого еще тебе надеяться, как не на самого себя? То-то!

ГЛАВА 21

ОСОБЕННОСТИ НАЦИОНАЛЬНОЙ ОХОТЫ