Кольцо королевы Фредегонды - Ольга Баскова

Брунгильда резко вскочила, опрокинув кубок с вином. Пурпурная жидкость залила деревянную поверхность стола, закапала на пол, и королева закрыла глаза. Вот так струилась кровь из перерезанного горла ее любимого мужа, и это сделала Фредегонда, жена человека, который сейчас предлагал ей свое покровительство.

– Лучше смерть, – прошептала она. – Лучше убей меня, потому что я вырвусь на свободу и убью тебя и твою женушку.

На ее удивление, король расхохотался.

– Ты очень смелая, сестра моя. Что ж, будь по-твоему. Впрочем, в руанском монастыре, куда тебя отправят, будет время подумать. Помни: я всегда к твоим услугам. – Он кивнул Меровею: – Завтра доставишь ее в Руан. А пока отведите в комнату и хорошенько приглядывайте, чтобы не сбежала.

Слуги королевы не двинулись с места. Два дюжих солдата из войска Хильперика схватили Брунгильду под руки и потащили в королевские покои, которые ей уже не принадлежали. «Я отомщу тебе, Хильперик, – шептали пересохшие губы женщины, – я обязательно тебе отомщу. Ты и Фредегонда поплатитесь за смерть моего мужа». Стражники почти втолкнули ее в комнату, и, упав на кровать, она разразилась рыданиями.

Глава 47

Крым, наши дни

Юрий и Дмитрий приканчивали четвертую кружку чая, когда в дверь постучали.

– Войдите, – пригласил Ряшенцев, и на пороге показался Борис Дмитриевич, закутанный в дождевик, с которого ручьями стекала вода.

– Разверзлись хляби небесные, – процитировал он библейский афоризм. – Теперь не представляю, как мы отсюда выберемся. Вездеход Богдана завяз в грязи. Дорогу в гору размыло. Да по ней сейчас опасно подниматься наверх, начинается оползень. Богдан говорит, в такую погоду можно попасть под камнепад. – Он скинул дождевик, сбросил его на пол, не смущаясь, что одежда сразу запачкала ковер, и присел на кровать. – Правда, он все равно пытается по возможности произвести разведку и отсутствует уже с час. Ребята, такого поворота я не ожидал. Нам позарез нужно выбраться отсюда.

Юрий достал телефон и показал Истомину дисплей:

– Видите? Сигнала нет.

– В последнее время неполадки со связью, – кивнул Борис Дмитриевич. – Но то, что у вас есть телефон, меня радует. Вы свяжетесь со своим приятелем-оперативником? Пусть нас заберут отсюда.

– Разумеется, я это сделаю, – пообещал следователь. – Чем занимаются ваши друзья?

– Они разошлись по своим комнатам, – ответил Истомин. – Сомневаюсь, что Гена и Илья спят, но сидят они тихо. Как Федор? Признался в убийстве?

– И не думает, – отозвался Лихута. – Наоборот, клянется, что непричастен.

Истомин обхватил голову руками и задумался.

– Да и я сомневаюсь, что он мог на это решиться. Федя всегда был слабым и безвольным, полностью подчиненным старшему брату.

– Тогда кто и за что убил Петра? – резко спросил Юрий.

Истомин развел руками:

– Все происходящее не укладывается в моей голове. Сначала Витя, потом Петя. – Он посмотрел на часы. – Богдан что-то говорит про обед, но не представляю, что у нас получится. Никто не думал здесь задерживаться. Придется доедать продукты, оставшиеся после вчерашнего ужина. А впрочем, какая уж тут еда! – Его рот скривился в злой гримасе. – Ребята, когда Богдан что-нибудь сообразит, давайте позовем Федю поесть с нами. А то нехорошо получается. Никто еще не доказал, что он убийца, а мы уже заперли его и словно осудили. Не по-человечески, правда?

– Правда, – согласился Лихута. – Тем более отсюда бежать некуда. Мы его обязательно позовем.

– Вот и хорошо. – Борис Дмитриевич поднялся и взял дождевик. – Хотя, честно признаться, есть не хочется. Хочется скорее уехать отсюда и никогда не приезжать. – Он провел рукой по лицу. – Господи, за что мне это?

– Надеемся скоро узнать. – Ряшенцев тоже встал и подошел к двери. – Скажите… – начал он и осекся. Тишину дома разорвал душераздирающий крик. Казалось, он шел из глубины души, и звуки нарастали в геометрической прогрессии. Было непонятно, кто кричал – мужчина или женщина, но женщин здесь не было, и осталось выбрать между двумя друзьями – Лазебниковым и Нечипоренко. Ряшенцев выбежал в коридор. За ним бросились Борис и Дмитрий. В холле они увидели Геннадия, который орал, широко раскрыв рот, и показывал на выход. Из комнаты выглядывал Лазебников. Его лицо было белым, как свежевыпавший снег. Он топтался на пороге, словно боясь выйти наружу. Ряшенцев первый спустился со второго этажа и взял Нечипоренко за локоть:

– Успокойтесь.

Геннадий Иванович трясся как осиновый лист. На лбу выступили крупные капли пота. Он пытался что-то сказать, но из перекошенного рта вылетали нечленораздельные звуки.

– Успокойтесь, – повторил следователь. Дмитрий метнулся в комнату, налил в кружку воды и сбежал вниз. Ему удалось заставить Геннадия Ивановича сделать несколько глотков. Нечипоренко начал успокаиваться. Дрожащий длинный палец снова показал на дверь:

– Там… там Федя…

Не сговариваясь, мужчины бросились на улицу. Им даже не пришло в голову накинуть на себя дождевики. Холодный дождь умыл их толстыми струями. Ветер растрепал волосы.

– Туда, туда! – Нечипоренко обрел дар речи и, растолкав мужчин, уверенно направился в лес. На высокой сосне, росшей рядом с той, где повесился Виктор, качалось на ветру чье-то тело. Геннадий Иванович, не доходя до дерева несколько шагов, остановился как вкопанный. Юрий отодвинул его и прошагал к телу.

– Это Федор Панарин! – выкрикнул он. Истомин и Лихута топтались возле него.

– Нужно снять. – Следователь окинул взглядом сосну. – Я доберусь до нужной ветки. Ваша задача – подхватить тело.

Услышав это, Нечипоренко задрожал. Дмитрий заметил его состояние.

– Мы справимся, – успокоил он мужчину. – Идите в дом.

Юрий каким-то непостижимым образом вскарабкался по склону на ветку и, вытащив нож из кармана, разрезал веревку. Тело несколько секунд будто задержалось в воздухе и рухнуло на руки Бориса Дмитриевича и психолога. Ряшенцев спрыгнул с дерева. Мужчины бережно положили Федора на старую осыпавшуюся хвою. Дмитрий приложил руку к артерии на шее.

– Жив? – с волнением спросил Истомин.

Психолог покачал головой:

– Нет. Интересно, как он сюда забрался?

– По этой деревянной лестнице. – Ряшенцев только сейчас заметил ее неподалеку. Она словно сливалась с почвой.

Лихута провел рукой по мокрым волосам:

– Неужели он все же