Кровь в наших жилах - Татьяна Лаас

Архип, любопытствуя, подошел к телу, наполовину выползшему из воды. Бока человека-рыбы под мокрой рубашкой — больше на нем ничего не было, — ходили ходуном. Жив.

— И куды его, Степка?

Он, как был в сапогах, вошел в воду, взял рыбину за хвост и потянул обратно в озеро — не живут рыбины на берегу. Задохнется еще чего доброго. Пальцы человека-рыбы сжались в кулаки, пропахивая в песке ямины, словно рыбина не хотела вернуться в родную стихию.

— Я откудыть знаю… — растерялся Степка.

Архип сосредоточенно почесал кудлатую голову — слишком тяжко было для него соображать, чего эта рыбина стонет и цепляется пальцами в песок, как в родную землю.

— Туды, в воду, аль на берег?

— Архип… Нас тут не было, — все же смог сообразить Степан. Он, шатаясь, встал, а Архипка, выпустив из рук склизкий, холодный хвост, присел у тела, снова внимательно его разглядывая. — Не было нас здесь!

— Окстись. Раз ужо ушли — лучшее получилось? Костер разводи — греть его будем. Он ледяной, как мертвяк.

Тот отчаянно замотал головой:

— Не, не, не…

— Греть надоть — жи́вый он.

— Хошь — грей. А меня тут не было. Нам нельзя тут рыбачить — Вдовий мыс рядышком. Уходить надо, Архип.

Тот вызверился, сжимая и разжимая пудовые кулаки:

— И вали! Дышать прощее будет. Вали, пока живой! — на пальцах даже медвежья шерсть пробилась.

— Вишь же — рубаха городская, дорогая, — ныл Степка. — Рожа холеная. Пальцы вона ухоженные. Энто дворянчик, не меньше. Архип, пошли, тут и прошлый ваш высокородь не спасет — он-то не дворянчик.

— Вали, — снова посоветовал Архип, понимая, что в словах Степки есть здравый смысл. Надо энтому высокородь телефонировать — авось разберется че к чему. Он вроде обещалси помочь. Антересно, староста по ночи пустит в свою избу телефонировать высокродю в Суходольску аль нет?

Архип, не глядя, как уходит прочь, то и дело останавливаясь и замирая Степка, его единственный друг, снова дернул рыбину за хвост, разворачивая его в сторону земли, раз уж она так милее энтому рыжему. Весила рыбина дай боже — еле вытащил на берег, пропахивая рыжим в песке глубокую дорожку. Рыбина билась в конвульсиях, стонала и ругалась так, что Архипу завидно стало — он и половины слов не понимал. Он стащил с себя кожушок и накрыл им мужика. Тот просипел что-то благодарно, пытаясь не прикусить язык, когда его вновь нагнала падучая.

Архип собрал выброшенные на берег сучья, еле развел костер, обещая рыбине, что вот-вот тот согреется и высохнет, и замер, понимая, что все, каюк ему, как есть каюк: рыжего выгнуло дугой, становя только на макушечку и гибкий, красивый, как кружево, кончик хвоста, и стало ломать как спичку. Рыжий сипел, хрипел, кашлял, орал что-то не совсем понятное, и бросить нельзя, и нестись надыть за помощью: даже рыбь эта — божья тварь. Не дело, когда её так крутит и корежит.

Наконец, рыбь успокоилась. Его вырвало вперемежку песком и кровью. Чешуя на хвосте встала дыбом, словно кто ножом по ней прошелся, счищая на уху, хотя Архип наоборот любил ушицу как есть: с рыбьими головами, чешуей и прочим.

Рыжую рыбь эту завалило на бок, потом снова давай крутить да выгибать — чешуя полетела с него, как струпья с шелудивого пса. Все вокруг завалило синей чешуей, словно снегом, а потом еще большее непотребство началось — хвост распался на две ноги, сначала сросшихся друг с другом, а потом энти ноги стали под разными углами сгибаться, как… как… Как… Архипу фантазии тут не хватило — он, заорав от испуга, все же помчался прочь вдоль берега. Только одурел до того, что рванул не к Сосенкам, дому и телефону, а в сторону Вдовьего мыса, куда как ваще нельзя. Только дурным ногам не прикажешь думать, куды бечь, когда и голова дурна.

* * *

Лиза проснулась и не могла понять, где она и что происходит. Темно. Ничего не видно. Дикий стук где-то в ушах. Липкий пот. И выстужающий душу холод.

Сердце пыталось разломать ребра изнутри, дыхания не хватало, пальцы оледенели — она опять была в допросной, в полной темноте, только сейчас знала — они все живы, они затаились во мраке, они ждут, когда она ошибется и выдаст себя. Выдавать себя нельзя — её ждет неминуемая смерть.

— Лиза? — раздалось с той стороны двери. И снова стук — именно он её и разбудил, видимо. Сашин голос звучал взволнованно, но о приличиях Саша еще помнил. — Лиза? Я войду?

— Са… ша… — голос предал, прерываясь. Лиза заставила себя выдохнуть, вдохнуть и успокоиться. Получалось слабо, но надо.

Темнота не была полной — просто кто-то ночью зашторил окна, она же хотела видеть звезды и свет уличных фонариков, освещающих дорожки и прячущихся в низкой траве.

Лиза села на кровати, прижимая руку к груди — сердце все еще пыталось вырваться наружу из грудной клетки. Только новых кошмаров ей не хватало — она еще от черной воды Балтики не отошла за столько лет.

Сашка тут же кромежем оказался рядом с ней, тяжело опускаясь на кровать и прижимая к себе. Он шептал какие-то утешающие глупости, гладил по волосам, целовал невпопад, и боялся, кажется, не меньше её.

— Солнышко мое, все хорошо. Тут никого нет, кроме меня и тебя, никто тебя не тронет, никто больше никогда тебя не обидит, пока я жив…

— Саша…

— И даже тогда…

Она сделала глубокий вдох, прижалась к Саше сильнее и заставила себя сказать:

— Я уже в порядке. И я передумала тебя возвращать жердяем. Саша… Только не запрещай мне выходить на службу. Я не калека. Я справлюсь. И… — она прошептала ему в гулко бьющееся сердце: — не оставляй меня одну по ночам.

Он вдохнул, видимо, не зная, что сказать. Она попросила его о неприличном, зато честно призналась, в чем нуждается. Она нуждается в нем.

Саша опомнился:

— Я буду рядом всегда, даже ночью, если тебе нужно. Только дело не в этом. Лиза, тут охрана поймала Архипа…

— Кого? — она от удивления отпрянула в сторону и заглянула Саше в глаза. Он с грустной улыбкой напомнил:

— Помнишь: «сам-один-убив». Он утверждает, что нашел человека-рыбу, и, кажется, тот умирает. Или… Умер по его словам.

Губы отказывались произносить, только все равно пришлось:

— Это же не Калина?

— Я думаю, что глупости со смертью он бы не допустил, но да, рыбь, как сказал Архип, рыжеволосая.

Лиза протянула ему руку и только спросила:

— Ты или я?

— Для