Свинцовый хеппи-энд - Сергей Григорьевич Рокотов

— Да знаю я, знаю, что вы хотите сказать, Дмитрий Андреевич, — махнул рукой Харитон. — Хотите предложить нам круглую сумму за интересующие вас сведения. Да с нашим превеликим удовольствием, если бы мы что-то знали. Очень даже сожалеем, что нам нечем вас порадовать, и платить нам совершенно не за что. Я хоть вчера и пьян был, но весь разговор прекрасно помню от словечка до словечка. Ничем мы вас порадовать не можем, очень хотим, да не можем.

— А раньше-то вы где жили? — спросил Сергей, делая глоток пива.

— Там и жили, в Рыбачьем. Только раньше там был большой поселок, школа, магазин, клуб. А потом, после распада Советского Союза, все оттуда потихоньку поразъехались, только вот мы остались да старики Степановы. А вот теперь, как вы рассказываете, и Степановых больше нет. Так что и нам v туда нечего возвращаться, совсем с тоски подохнем.

— А в Ялте у вас родственников нет, кроме этих Нитко? — спросил Сергей.

— Откуда? — махнул рукой Харитон. — А Валька, сама видите, как живет, с хлеба на воду перебивается. И двое детей у них с Виталиком. В школе они сейчас.

— Значит, нет родственников? — еще раз уточнил Сергей, а Марчук бросил на него недовольный взгляд, не понимая, почему он так упорно расспрашивает их про родственников, как будто это может иметь какое-нибудь значение для интересующего их дела.

— Нет, — произнес Калиниченко и сделал большой глоток пива. Сергей заметил, что он старается не глядеть ему в глаза.

Татьяна тоже слегка насторожилась.

— Вот и у меня тоже нет родственников, — равнодушным тоном сказал Сергей. — Родители и маленькая сестренка погибли в восемьдесят первом году в автокатастрофе, бабушка умерла, а несколько лет назад скончался и дед. Один я на свете… Плохо это, когда нет родственников.

— Это точно, — закивал Харитон. — Без родственников очень плохо.

— У меня вот была какая проблема, когда я остался круглым сиротой, продолжал Сергей, вызывая все большее раздражение у Марчука. — Моя мама была единственной в семье, папа тоже. Правда, оказалось, что у мамы были два сводных брата, сына моего покойного дедушки Кирилла Петровича Олеванцева Петр и Кирилл, но она даже не знала об их существовании, да и я их видел только много лет спустя, мельком на похоронах деда. Так что ни дядек, ни теток, ни двоюродных братьев и сестер у меня не было. А были бы, может, и помогли. Как вы полагаете, Харитон. Как вас по батюшке?

— Меня-то, да просто Харитон, и все.

— И все же, как вас по батюшке? Марчук бросил недоумевающий взгляд на него, не понимая, куда он клонит.

— Харитон Федорович, допустим, — неохотно ответил Калиниченко.

— Да, Харитон Федорович, ваше положение лучше моего, — заметил Сергей. — У вас ведь полно родни, помимо троюродной сестры вашей жены Валентины Нитко, у вас есть и своя собственная родня.

— Откуда это вы взяли? — нахмурил черные густые брови Харитон.

— Так… Некие упражнения памяти… Знаете, люди нам порой что-то рассказывают о своей родне, а нам это так неинтересно слушать, мы вроде поддакиваем, а сами думаем о своем. И все же что-то остается. И когда надо, это что-то поднимается со дна памяти.

— И что же вы такое интересное вспомнили? — слегка привстал с места Харитон, хмуря свои черные брови.

— Да так, один давний разговор. Это было в ночь с девяносто третьего на девяносто четвертый год. Я тут неподалеку встречал Новый год. И кое-кто под водку долго и нудно рассказывал мне о своей родне. Не потому рассказывал, что это мне очень интересно было, а потому, что молчать было невмоготу. Плохо нам очень было, вот он и говорил о разном без умолку. Поведал он, например, о своем покойном дядюшке, родном брате его отца, и о своей тетушке, которую звали Люба. Так вот эта Люба в свое время вышла замуж за некоего Федора Калиниченко. А сына своего Федор назвал Харитоном в честь отца своей супруги. У деда Харитона было трое детей — Борис, Люба и Антон…

— Хорошо вы, вижу, разбираетесь в нашей родословной, — мрачно заметил Харитон, бросая быстрый взгляд на притихшую жену.

— Ой, что только не пригодится в жизни? — усмехнулся Сергей. — Даже такие воспоминания. Казалось бы, совершенно негодные к применению. Дальше продолжать или нет?

— Продолжайте, очень даже интересно.

— Люба родила вас, Харитон, а Антон кого родил? — улыбнулся Сергей и слегка дотронулся до могучего плеча Харитона. Марчук напряженно слушал, слегка приоткрыв рот, вроде бы до него начало кое-что доходить.

— Антон родил Георгия, вот кого. А фамилия вашего дедушки Харитона Климов, не правда ли? Значит, и мама ваша в девичестве Климова?

— Ну Климова, Климова, что это преступление какое? — пробурчал Харитон.

— А теперь ответьте мне, Харитон Федорович, на последний вопрос, где сейчас находится ваш двоюродный брат Георгий Антонович Климов? — глядя в упор на Калиниченко, спросил Сергей.

Калиниченко сильно побледнел, стараясь не глядеть в глаза собеседникам, взял со стола пачку "Беломора", вытащил папироску, нервно закурил.

— Где находится? Дома находится у себя, где ему еще быть?

— Нет его там. Я проверял, заехал по дороге. Дом Климова глухо заперт на замок, — произнес Сергей, бросая быстрый взгляд на Марчука. — Разве, если бы он был дома, я вел бы такой подробный разговор про ваших родственников?

— Вынюхал, — мрачно процедил Калиниченко. — Ведь вынюхал же.

— Можно подумать, это было так трудно узнать. Просто никому не пришло в голову узнавать родословную каких-то пьянчуг из поселка Рыбачье под Севастополем. А если бы стали выяснять, давно бы все поняли. Так-то вот, Дмитрий Андреевич, — он победоносно поглядел на частного сыщика.

— Ладно, Харитон, — наконец, нарушила молчание и Татьяна. — Что уж теперь? Расскажи…

— Со свету ведь сживет! — крикнул Харитон, вскакивая с места. — Да и слово я ему давал, как я могу слово мужское нарушить?

— Неужели вы полагаете, Харитон Федорович, что мы желаем Георгию Антоновичу зла? — укоризненно поглядел на Калиниченко Сергей.

— Я ваших дел не знаю, — задумчиво произнес Харитон. — Разобраться в них не только без поллитра, но даже и с поллитровкой никак невозможно. Я, конечно, вам все расскажу, что знаю. Только предупреждаю заранее, господа хорошие, чтобы вы никаких претензий ко мне не имели. Я ведь на самом деле не знаю, где сейчас Гошка.

Поначалу машины видно не было, поначалу вдали появилась лишь какая-то точка. И тем не менее эта точка почему-то вселяла в нее чувство уверенности, придавала сил. Именно увидевшее, она нашла в себе силы сделать резкий рывок. Потом она поняла, что по направлению к ним на предельной