Ва-банк - Дженнифер Линн Барнс

class="p1">– Вы убили мою мать, – сказала я. – Ваши люди забрали ее. Вы напали на нее…

– Ты все не так поняла. – В устах Найтшейда эти слова прозвучали убедительно, даже мягко, но помещение вокруг него словно наполнилось зловещей энергией.

Власть. Игра. Боль. Это все было так в духе секты.

Я достала листок бумаги и нарисовала символ, который видела на груди Бо. Прижала его к стеклу.

– Это было нарисовано на мамином гробе. Я все поняла правильно. Она не была частью схемы. Ее убили не в дату Фибоначчи. Ее зарезали ножом в тот же год, когда вы «доказывали, что достойны», с помощью яда. Вы – все вы, один из вас, не знаю, – но вы выбрали ее. Вы испытали ее и сочли недостойной.

Они не убивают детей. Они оставляют их умирать. А мою мать?

– Вы убили ее, – повторила я, ощущая, как слова раздирают горло и оставляют кислый привкус во рту. – Вы убили ее, освежевали и похоронили.

– Мы этого не делали. – То, как он подчеркнул голосом первое слово, почему-то пробилось сквозь пелену ярости и скорби, которая окружала меня. – Пифия может быть только одна.

Все инстинкты говорили о том, что именно ради этих слов Найтшейд заставил меня прийти сюда. Вот ради чего он потратил свои последние ресурсы.

– Одна женщина, которая оберегает нас. Одна женщина, которая принесет ребенка. Один ребенок – один достойный ребенок, – который продолжает традицию.

Одна женщина. Один ребенок.

Вы убили ее.

Мы такого не делаем.

Все испытаны. Все должны оказаться достойными.

Маму похоронили с заботой. С сочувствием. Я вспомнила женщину, которую видела с той девочкой.

Одна женщина. Один ребенок.

Я представила, как эта группа продолжала существовать сотни лет, похищая женщин, удерживая их в плену, пока они не превратятся в монстров. Богиня правосудия.

Я вспомнила, что та женщина, которую я видела у фонтана, не забрала свою девочку. Не убежала. Не попросила помощи.

Она улыбалась Найтшейду.

Пифия может быть только одна.

– Вы заставляете их сражаться, – сказала я, не зная уже, составляю я психологический портрет или просто обращаюсь к Найтшейду. Возможно, это было неважно. – Вы похищаете новую женщину, новую Пифию, и…

Пифия может быть только одна.

– Женщина, – сказала я. – Та, которую я видела с вами. – Мой голос превратился в шепот, но слова оглушительно отдавались в ушах. – Она убила мою мать. Вы заставили ее убить мою мать.

– У нас у всех есть выбор, – ответил Найтшейд. – Пифия выбирает жить.

«Зачем он хотел, чтобы я пришла сюда? – подумала я, какой-то частью сознания ощущая, что дрожу всем телом. Глаза стали мокрыми. – Зачем рассказывать мне все это? Зачем показывать мне проблеск знания, которое доступно лишь избранным?»

– Возможно, однажды, – сказал Найтшейд, – этот выбор сделаешь и ты, Кассандра.

Джуд стоял рядом со мной, прямой и неподвижный, но в это мгновение он бросился вперед. Он ударил основанием ладони по переключателю на стене, и стекло потемнело.

Ты не видишь нас. Я могу видеть тебя, но ты не видишь нас.

Джуд взял меня за плечи. Прижал к себе, заслоняя все поле зрения, держал, хотя я пыталась вырваться.

– Я тебя держу, – прошептал он. – Все нормально. Я с тобой, Кэсси. Все в порядке. Все будет в порядке.

Приказ. Мольба.

– Два – один – один – семь. – До этого я не осознавала, что динамик остался включенным. Сначала я подумала, что он произносит число Фибоначчи, но он пояснил: – Если хочешь увидеть женщину, ты найдешь ее в номере два – один – один – семь.

Пифия выбирает жить. – Эти слова отдавались в моем сознании. – Возможно, однажды этот выбор сделаешь и ты.

Номер 2117.

Глава 63

Часы, последовавшие за допросом Найтшейда, слились в невнятную муть. Стерлинг позвонила и сказала, что Бриггс получил антидот. Она сказала, что он полностью поправится – хотя на это понадобится время. Она сказала, что они нашли женщину.

Они нашли девочку.

Меньше чем через двадцать часов после того, как Найтшейд назвал мне убийцу матери, я вошла в номер 2117 отеля-казино «Темный Ангел». Запах крови ощущался с пятидесяти метров. На стенах. На полу. Знакомая картина.

Кровь. На стенах. На моих руках. Я ощущаю ее. Чувствую запах…

Но на этот раз в помещении было тело. Женщина – с рыжевато-русыми волосами, моложе, чем мне показалось изначально, – лежала в собственной крови, которая насквозь пропитала ее белое платье. Ее убили ножом.

Это сделал Найтшейд до того, как его задержали? Один из других Мастеров? Новая Пифия? Я не знала. И впервые с момента, когда я вступила в программу обучения прирожденных, я не была уверена, что хочу знать. Эта женщина убила мою мать. Был ли у нее выбор, убить или быть убитой, наслаждалась ли она своим деянием…

Я о ее смерти не жалела.

Девочка сидела на стуле, болтая ножками, не достававшими до пола. Она бессмысленно смотрела перед собой, ее лицо ничего не выражало.

Это ради нее я пришла сюда.

Девочка не сказала ни слова, будто не видела агентов, которые входили в номер. Они боялись к ней прикасаться, боялись забирать ее силой.

Я помню, как вошла в мамину гримерную. Я помню кровь.

Я вошла в номер. Опустилась на колени рядом со стулом.

– Привет, – сказала я.

Девочка моргнула. Посмотрела мне в глаза. Я заметила проблеск – лишь проблеск – узнавания.

Бо Доновану было шесть лет, когда его оставили в пустыне люди, которые его воспитали, а потом решили, что он им не подходит.

Для того, что они от него хотели – что бы это ни было.

«Тебе три, – подумала я, переключаясь на точку зрения девочки. – Может, четыре».

Слишком юная, чтобы понимать, что происходит. Слишком юная, чтобы столько пережить.

Ты многое знаешь. Может, ты даже не знаешь, что это знаешь.

В шесть лет Бо знал достаточно, чтобы, став старше, обнаружить закономерность.

Возможно, ты сможешь привести нас к ним.

– Я Кэсси, – сказала я.

Девочка ничего не сказала.

– Как тебя зовут? – спросила я.

Она опустила взгляд. Рядом с ней на земле лежал белый бумажный цветок, пропитавшийся кровью.

– Девять, – прошептала она. – Меня зовут Девять.

По спине пробежал холодок, а потом вспыхнула ярость. «Ты им не принадлежишь», – подумала я, словно стремясь защитить ее. Она просто ребенок – просто маленькая, маленькая девочка.

– Мама называла тебя по-другому, – сказала я, пытаясь вспомнить, какое имя использовала женщина тогда у фонтана.

– Лаурель. Мамочка зовет меня Лаурель. – Она повернулась и посмотрела на женщину на полу. В лице девочки не было никаких эмоций.