Каменный мешок - Арнальдур Индридасон

class="p1">Это, кстати, была, скорее всего, правда.

— Его зовут Дейв, Симон?

— Может быть, — осторожно произнес Симон.

— Может быть? Стало быть, ты не уверен. А как ты его называл, Симон? Когда ты говорил с ним, а он гладил тебя по голове, как ты его называл?

— Никогда он меня не гладил…

— Как его звали?!

— Дейв, — сказал Симон.

— Дейв! Спасибо, сынок.

Грим откинулся назад, лицо скрылось во мраке, а голос стал тише.

— Все сходится. Мне в кутузке говорили, будто бы этот самый Дейв поебывает вашу мамашу, да так, что щепки летят.

И тут отворилась входная дверь, и на пороге появилась мама, а за ней Томас. В дом пахнуло холодом, дунул промозглый осенний ветер, и по залитой потом спине Симона побежали мурашки.

22

Эрленд появился на Пригорке спустя пятнадцать минут после разговора со Скарпхедином.

Мобильный он в спешке оставил дома, а то бы перезвонил археологу по дороге и попросил задержать женщину до его приезда. Эрленд был уверен — это ее старик Роберт видел близ смородиновых кустов, это та самая скрюченная женщина в зеленом плаще.

На Большом шоссе было совершенно пусто, и Эрленд на всех парах пролетел по Холму Речной усадьбы[55] и далее на восток по Западному шоссе, а там направо, по ответвлению на Пригорок. Эрленд оставил машину чуть поодаль от котлована, в виду раскопок. Скарпхедин как раз отъезжал, но заметил гостя и остановился. Эрленд подбежал к окну, археолог опустил стекло.

— Не ждал вас, мон шер, признаться. А что это вы бросили трубку, кстати, ан масс? Это вообще-то невежливо, ву компрене? Что-то случилось? С вами вообще все в порядке?

— Женщина еще там? — спросил Эрленд.

— Какая еще женщина?

Эрленд прищурился, глядя в сторону кустов; кажется, там кто-то шебуршится.

— Это она, вон там? — спросил он и снова прищурился; с такого расстояния не очень хорошо видно. — Женщина в зеленом плаще, это она там?

— Да, стоит у кустов, — ответил Скарпхедин. — А в чем дело?

— Я вам потом объясню, — бросил Эрленд и, не прощаясь, направился к цели. Постепенно в сумерках прояснились очертания смородиновых веток и человека, одетого во что-то зеленое. Эрленд прибавил ходу — вдруг она возьмет да и растворится в воздухе? Нет, никуда не делась, стоит рядом с голыми ветками, держась за одну из них, смотрит на север, на Эсью, глубоко о чем-то задумавшись.

— Добрый вечер, — поздоровался Эрленд, подойдя поближе.

Женщина в удивлении повернулась к нему — явно не слышала, как он подошел.

— И вам добрый вечер, — откликнулась она.

— Замечательная сегодня погода, вы не находите? — сказал Эрленд, не зная, как иначе поддержать разговор.

— Ваша правда, весной тут самое лучшее время, на Пригорке.

Говорит с большим трудом — вся напрягается, голова начинает трястись, буквально каждое слово требует усилий. Правую руку не видно, рукав длинного зеленого плаща болтается пустой. Правая нога искорежена, загибается налево, со спиной тоже что-то не так. Лет за семьдесят, но выглядит, несмотря на странную позу, весьма бодро, волосы серые, густые, до плеч. Выражение лица одновременно дружелюбное и печальное. Эрленд заметил, что голова у нее трясется не только когда она говорит, а все время — легкий такой тремор, голова словно чуть-чуть подпрыгивает каждые несколько секунд. Держать ее неподвижно женщина явно не в силах.

— Вы жили здесь, на Пригорке? — спросил Эрленд.

— Нынче сюда сам Рейкьявик пожаловал, — сказала она, словно не отвечая ему. — Кто бы мог подумать.

— Да, вы правы, проклятый город расползается, как зараза, — поддакнул Эрленд.

— Вы расследуете дело о скелете? — спросила она ни с того ни с сего.

— Да, — ответил Эрленд.

— Я вас видела в новостях. Я сюда заглядываю периодически, особенно весной, особенно по вечерам, ближе к ночи, когда все затихает и здесь так красиво, в лучах закатного солнца.

— Да, мне тоже так кажется, — согласился Эрленд. — Так вы жили здесь, на Пригорке, или, может быть, неподалеку?

— Я сама собиралась к вам пойти, — сказала женщина, игнорируя вопросы следователя. — Думала позвонить вам завтра утром. Хорошо, что вы меня сами нашли, очень вовремя. Давно уж вышел срок.

— Срок?

— Рассказать обо всем.

— О чем?

— Это мы тут жили, рядом со смородиновыми кустами. Дома давно нет, не знаю, что с ним стало. Он чем дальше, тем больше превращался в развалюху. Мама сама посадила тут кусты и каждую осень делала из ягод варенье. Но посадила она их не только ради варенья, и не столько. Она ведь хотела сделать тут сад, выращивать зелень и цветы — как бы было красиво, когда с юга светит солнце и цветы раскрываются ему навстречу! А дом закрывал бы сад и огород от северного ветра. Он, конечно, ей этого не позволил. Ни этого, ни другого.

Она заглянула Эрленду в глаза, голова вздрагивала при каждом слове.

— Когда светило солнце и была хорошая погода, они выносили меня из дому, — сказала она и улыбнулась. — Я имею в виду, мои братья. Ничто мне так не нравилось, как сидеть снаружи и греться на солнышке, и я хихикала от радости, когда они приносили меня сюда, на задний двор. И мы все втроем играли. Они все время изобретали новые игры для меня, а это было непросто, ведь я не особо-то могла передвигаться. В те дни я была самый настоящий инвалид, ни встать, ни сесть. Но братья всегда брали меня с собой, чем бы ни занимались. Этому они от мамы научились.

— Чему?

— Доброте. И долгое время оба хорошо знали, что это такое.

— Один пожилой человек рассказал нам, будто бы видел здесь, на Пригорке, близ этих самых кустов, женщину в зеленом. Вы хорошо соответствуете его описанию. Мы полагаем, здесь раньше стоял дом.

— Это вы правильно полагаете.

— Да, и мы знаем, что дом сдавался в аренду, знаем кое-кого из арендаторов, но не всех. Согласно нашей информации, среди них будто бы была семья из пяти человек, жила здесь во время войны, и будто бы отец семейства поколачивал жену и детей. Вы сейчас помянули мать и двух братьев, а по нашим данным, столько их и было, и коли вы — третий ребенок, то, получается, все совпадает.

— Говорите, некий старик рассказывал вам про женщину в зеленом? — спросила она и улыбнулась.

— Да. Он просто сказал «зеленая женщина».

— Зеленый — мой цвет. Всю жизнь так было. Сколько себя помню, носила зеленое.

— Говорят, те, кто предпочитает зеленое, практичные люди.

— Говорят. Может, оно и правда. — Она улыбнулась. — Я уж точно