Миссия в ад - Дэвид Балдаччи

Роби с сомнением нахмурил брови:

– Президент? Они же понимают, что не смогут подобраться к нему.

– Секретная служба поставлена в известность о необходимости повышенных мер безопасности, хотя президент и так охраняется лучше любого человека в мире.

– Если не президент, тогда кто? – спросила Рил.

– Вице-президент? Спикер Палаты представителей?[13] Госсекретарь? Может, судья Верховного суда? Или бомба в людном месте. Цель может быть символической, а послание: «Мы способны дотянуться до ваших лидеров или вашего народа в любой момент». Если у них получится, это будет для нас ощутимым ударом.

– Но какова конечная цель? – спросил Роби.

– После того как они отомстят, Пхеньян обнародует улики, которые у них могут быть, – насчет заговора, устроенного американцами с целью убийства их лидера.

– Мир не поверит Северной Корее. Их не станут слушать, – сказал Роби.

– Но в данном случае они будут говорить правду, не так ли? И мы не знаем, что им удалось узнать. От Пака. Или от Ллойда Карсона. Директор ЦРУ считает, что доказательств нет. Но его суждения нельзя назвать непогрешимыми.

– Скорее наоборот, – ледяным тоном заметила Рил.

Роби сказал:

– Но вы позвали нас сюда не для того, чтобы рассказать это.

– Нет, я хотел вас предупредить, – ответил Синий.

– О чем? – спросила Рил.

– Вы же были в коттедже, когда застрелился Пак?

– И что? – спросил Роби, насторожившись.

– Вас могли увидеть.

– Невозможно, – сказала Рил. – Мы никого не заметили, и на наших камерах наблюдения не было никакой активности.

– Тем не менее, по слухам, которые до нас дошли, вас могли засечь. И в таком случае вы тоже становитесь мишенями.

Роби глянул на Рил:

– Ну, это не в первый раз. Хотя я, конечно, предпочту неонацистов северокорейцам.

Глава 53

Президент Том Кэссион сидел за завтраком в своих апартаментах в Белом доме. Он уже получил дневной брифинг и сейчас подкреплялся второй чашкой кофе, прежде чем начать очередной рабочий день, расписанный по минутам.

Он посмотрел через стол на Элеонор, или Элли, как звали ее он и близкие друзья.

– Видел твое расписание на следующие пару дней, – заметил он, складывая экземпляр «Вашингтон пост» и откладывая его в сторону, к недоеденному завтраку. – Весьма занятое.

Она глянула на него поверх чашки с чаем:

– Точно. А я видела твое. Свободное. Что за лентяй.

Он улыбнулся:

– Все не так плохо.

Она показала взглядом на еду, оставшуюся у него на тарелке.

– В последнее время ты что-то плоховато ешь, Том.

– Легкое несварение. Думаю, из-за погоды.

– Так обратись к врачу. У тебя же есть твой собственный.

– Постараюсь, – кивнул он рассеянно.

– Когда ты вернешься? – спросила она.

– Четыре остановки. Сиэтл, Сан-Франциско, Хьюстон и Майами. Завтра в два часа дня Борт номер один вернет меня обратно.

– Похоже на кампанию.

– До кампании далеко. Сколько раз нам с тобой приходилось объезжать по восемь, а то и по десять городов за один день?

– Слишком много, – сухо ответила она.

– В наше время кампании не прекращаются вообще. С новыми законами в них можно швырять столько денег, сколько захочешь. Главное – следить, чтобы тебе досталось сколько положено, потому что иначе их перехватит другая сторона.

Она сказала:

– Я скучаю по тем дням, когда мы сами распечатывали свои листовки с агитацией и собирали чеки в банку из-под кофе на барбекю, которые устраивали на заднем дворе.

– Иногда я тоже скучаю по ним.

Он поднял голову и посмотрел на Элеонор, изучавшую свое расписание на день. Она была еще молода – сорок шесть лет, на четыре года младше его. Они растили двоих детей, Клэр и Томми Младшего. Клэр было пятнадцать, и она отлично приспособилась к жизни, которую они теперь вели. В своей школе, «Сайдуэлл Френдз», она завела много друзей, была популярной, активной и хорошо училась. Томми все еще был маленьким мальчиком, которому сперва понравилось жить в Белом доме, но очень скоро он его возненавидел. Ни президент, ни его жена не знали, что с этим делать, и недовольство сына тяжелым грузом легло на них обоих.

Голос Элеонор вырвал его из размышлений:

– У детей скоро недельные каникулы. Я собиралась увезти их за город. Может, на Нантакет. Донованы снова предлагают нам свой дом.

Он удивленно уставился на нее:

– Нантакет? В это время года? Там будет холодно и дождливо.

– На самом деле средняя высокая температура там двадцать градусов, а средняя низкая больше десяти. И долговременный прогноз говорит, что осадков будет значительно меньше нормы, несмотря на облачность. Атлантический океан обеспечивает умеренный климат. Там будет теплее, чем в Бостоне.

– Как обычно, ты сделала домашнюю работу, Элли, – ворчливо ответил президент.

Она улыбнулась.

– И туристы все разъедутся. Мы побудем в семейном кругу. Будем жечь костер, сидеть с книжками, закутавшись пледом. Играть в настольные игры. Подолгу гулять по пляжу. Подзарядим батарейки. Мне хочется посвятить это время детям.

– Ты имеешь в виду Томми. Клэр и так в полном порядке.

– Я имею в виду семью, – твердо сказала она. – И хотя я знаю, какой у тебя плотный график, будет чудесно, если ты сможешь приехать хотя бы на день.

Президент поднял одну бровь. Их жизнью управляли расписания толщиной с телефонную книгу, с маршрутами поездок, установленными заранее.

– Это есть в графике? Я не видел.

– Нет, я только об этом подумала.

– Честно говоря, я сильно сомневаюсь, что смогу вырваться даже на день. Мое расписание забито на все следующие два месяца. И потом, избирателям не нравится, когда президенты вот так, запросто, уезжают в отпуск. Потребуется время, чтобы их подготовить. В одночасье этого не сделаешь.

– Я уже дала распоряжение.

– Окей, надеюсь, что получится. Но мне кажется, ты переоцениваешь проблемы Томми. Ему просто нужно больше времени, чтобы адаптироваться, вот и все.

Он снова взялся за газету.

Элеонор вздохнула, хотела что-то сказать, но потом вернулась к своему чаю и расписанию. Просмотрела заметки для речи, которую собиралась произнести перед группой жен сенаторов, которых должна была провести с экскурсией по Белому дому.

Президент, похоже, не заметил разочарования жены. Несварение желудка у него было вызвано совсем другой причиной.

Вина. Огромная, неотступная вина.

Он дал генералу Паку слово, что исполнит их общий план. Сказал ему глаза в глаза. А теперь генерал был мертв. Президент отправил агентов, чтобы убить его, но Пак застрелился сам. И сказал агентам передать президенту, чтобы тот «шел к черту». На его месте президент поступил бы точно так же. Он предал этого человека, бросил