Фридрих Незнанский - Дурная слава

— Почему вы ушли из клиники «Престиж»?

— Мой работодатель прервал контракт.

— То есть вы ушли оттуда по приказу господина Муравьева?

— В общем, да. У него появились новые идеи. «Престиж» уже состоялся, рекламная кампания дала свои плоды — к ним пошли пациенты. Собственно, моя миссия была на этом закончена.

— М-да… Жаль, что столь блестящие молодые люди работают на… преступников. Вы удивлены? А это именно так. Вы знаете, что нами возбуждено уголовное дело по факту смерти некоторых пациентов клиники «Престиж»? — Меркулов внимательно смотрел на своего визави.

Тот выдержал взгляд и, помедлив, ответил:

— Я этого, разумеется, не знал. Может быть, речь идет о врачебной ошибке?

— Может быть. Хотя вряд ли. Когда заявления об «ошибках» переваливают через сотню… Что тут говорить…

Мужчина молчал.

— У вас не было ощущения, что в клинике делается что-то противозаконное?

— Ощущения — это недоказательно. Положим, они у меня в определенный момент возникли. Но этот момент совпал с желанием моего работодателя прервать свои отношения с клиникой.

— Почему? Вы ему что-либо рассказывали? Может быть, вас смущали какие-то действия кого-либо из врачей? Вы, весьма умный и наблюдательный человек, не могли ничего не видеть.

— А что я должен был видеть? Вы задаете провокационные вопросы, Константин Дмитриевич. Я был очень плотно занят своей работой. И повторяю, я не врач. Если у вас есть ко мне более конкретные вопросы, я’ постараюсь ответить. Если нет… прошу простить, мое время расписано по минутам.

— Но ведь я могу задержать вас даже не на минуты, а на гораздо более долгий срок.

— Не думаю. На каком основании? И потом, у меня хорошие адвокаты. Да я и без них скажу вам, что совесть моя абсолютно чиста, ибо я не делал ничего противозаконного, я выполнял свою работу. Если ее результатами воспользовались… преступники, как Вы выразились, это не мой вопрос. Вести же беседу вообще, рассказывать, чем мне приятен тот сотрудник и неприятен этот, а вы ведь хотите спровоцировать меня на такой разговор, так вот — этого не получится. Если бы я поддерживал подобные разговоры, я был бы безработным. А на меня, смею вас уверить, очень большой спрос. И Потому время мое ограничено. Если у вас есть что предъявить мне — предъявляйте. Если нет, позвольте откланяться.

— Что ж, пожалуй, закончим. Мне нравится ваша четкая позиция, да и вообще вы, безусловно, человек незаурядный, а потому хочу предостеречь вас: выбирайте работодателей более тщательно. А то можно угодить с ними в общий котел уголовной ответственности…

— Спасибо, буду иметь в виду, — ответил неулыбчивый мужчина и удалился.

Вечером того же дня он связался с Муравьевым и объявил о своем уходе.

— Почему? — удивился тот. — Разве я мало плачу? У меня новый проект наготове. Как раз под тебя.

— Нет, Максим Юрьевич, благодарю, но я уже получил другое предложение.

— Я тебя чем-нибудь обидел?

— Нет, и поэтому хочу вас предупредить, что питерской клиникой интересуется Генеральная прокуратура. До свидания.

Муравьев почесал макушку, немедленно связался со своими людьми на Большой Дмитровке, получил информацию и тихо ошалел.

— Гаденыш… Я ему всю жизнь помогаю, а он… Это же под меня будет бомба! Он-то что? Так, плесень, а мое имя к его грязным делам пришьют суровой ниткой… И тогда конец карьере, это без вопросов… Не только карьере, вообще…

Он схватился за телефон.

В среду вечером в Питер выехал бронированный «Вольво S80» и неприметная «шестерка» с форсированным двигателем. Четверо мужчин, занимавшие автомобили, получили самые широкие полномочия.

Гоголёв вслух читал заявления граждан. На столе лежала высокая стопка исписанных листков.

— Однако, круто развернулись Стрельцов с компанией… даже если половина того, что изложено в заявлениях, правда, тянет эта народная правда на…

— Лет на пятнадцать, — прикинул Грязнов.

— Вплоть до пожизненного, — вставил Турецкий.

— Можно? — В проеме двери возник оперативник с видеокассетой. — Последняя запись из клиники. Вчерашняя.

— И как там? Все в порядке? — спросил Грязнов вошедшего.

— Да, Туманов выбрал лучший ракурс из возможных. Камера фиксирует все, что с ним происходит.

— И как он?

— Память теряет, это очевидно. Ну и головатого, плывет…

Мужчины переглянулись.

Зазвонил телефон.

— Гоголев. Слушаю, — строго произнес Виктор Петрович.

— Виктор Петрович, это Ковригина, — раздался жалобный голосок.

— Ковригина?.. Вы заявление подавали?

— Нет, не подавала.

— А кто вы? По какому вопросу? Почему звоните, минуя секретаря?

— Я… Я жена Виктора Туманова.

— Жена?.. A-а, Наташа! Ну так бы и сказала! Я твою фамилию еще не запомнил, прости уж, деточка. Ну чего звонишь? — Голос Гоголева звучал теперь ласково.

— Я… Я волнуюсь очень. Как он там?

— Все идет по графику, память теряет, крыша плывет, все хорошо! — оживленно докладывал обстановку Гоголев.

В трубке послышалось всхлипывание.

— А можно, я его навещу?

— Еще чего! Категорически нельзя! Тебе, понимаешь, оказали доверие, посвятили в ход операции, а тут бабские штучки всякие… Нельзя тебе к нему!

В трубке отчаянно зарыдали.

— Эй! Ты что там? Ты это брось, слезы всякие! Ты теперь жена.

— Ну… Мы еще не расписались, — сквозь слезы ответила женщина.

— Не важно! Назвалась груздем, полезай, понимаешь… Считай себя женой разведчика! И не хнычь, тебе не положено! У нас все под контролем!

— Да-а… А Игорь в коме!

— Какой Игорь?

— Бобровников!

— Бобровников? Кто сказал?

Поймав взгляды товарищей, Гоголев строго добавил:

— Ну да, в коме, ну и что? Из комов тоже выходят. То есть из ком… Тьфу ты, запутала ты меня. Поправится Игорь, у нас медицина чудеса делает. И Туманов поправится. Через пару дней операция закончится, получишь своего Виктора. И пока он в память не вернулся, тащи его в ЗАГС, чтоб не передумал, паразит!

И, довольный своей шуткой, он повесил трубку.

— Дурак!! — в сердцах воскликнула Наташа.

И это про начальника Питерского угрозыска!

— Волнуется девушка! — пояснил Гоголев товарищам по оружию.

— Ясный корень, — кивнул Грязнов. — Только нашла себе мужика — и вот тебе… почти потеряла. А баба-то славная, жаль будет, если что…

— Но-но, ты, Славка, не каркай! — одернул его Турецкий.

— А-а-а, это я от напряжения. Четвертый день ждем. СОБР под ружьем держим. Сколько ж томиться еще?

— Думаю, недолго. Может, уже сегодня все и закончится. Как нотариуса вызовут, так наша партия и начинается.

— Скорей бы! Ждать и догонять — хуже нет! — прогудел Грязнов.

Артем Михайлович Тихомиров направлялся на дачу. Пятница, дело к вечеру, пора подумать об отдыхе. Там, в Мельничном, где стояли по соседству два коттеджа: Тихомировых и Стрельцовых, — уже топилась банька, мариновались шашлычки, охлаждалась водочка.

Сидя в «мерседесе», он слушал магнитофонную запись вмонтированного в панель приемника. «Жучки» в кабинете Стрельцова были установлены недавно, с тех пор как прежний начальник службы безопасности ушел вместе с бывшим гендиректором. С тем мужиком контакт установить не удалось, ну и хрен с ним. Зато нынешний, Володька Викторов, тут же согласился сотрудничать. И теперь он, Тихомиров, был в курсе всех разговоров Сашки, слушал их, как теперь говорят, в режиме реального времени.

Какие-то он там проворачивал темные делишки в своей клинике. Нужно было выяснить, что именно и какой с этого навар может получить он, Тихомиров. Последняя запись касалась разговора Стрельцова с женой. Видимо, обсуждали какого-то больного.

«Ну, как он?» — спросил Стрельцов.

«Все идет своим чередом. — Это голос его жены. — Даже быстрее, чем нужно».

«Нам быстрее и нужно. Чего тянуть?»

«Собственно, нотариуса можно хоть сегодня вызывать».

«И вызывай. И где твоя Нина? Почему ее на работе третий день нет?»

«Ты же знаешь, она так переживает…»

«Плевать мне на ее переживания! И так спектакль на похоронах устроила: кидалась на гроб как умалишенная. Будто родню хоронила… Люди же все видят, разговоры пошли…»

«Ну какие теперь разговоры? Все кончилось. Дай ей время в себя прийти».

«Не дам! Хватит поблажек!»

«У нее официальный больничный — давление поднялось».

«Я сейчас сам к ней заеду, устрою патронаж. Всех людей из лаборатории разогнала, кто теперь работать будет? Там полтора лаборанта сидят, зашиваются. А она, видишь ли, скорбит! Звони нотариусу!»

Было слышно, как женщина набирает номер, затем ее голос:

«Моисей Израилевич? Это Никитенко. Не могли бы вы к нам завтра подъехать? Как — в отпуск? А вы меня не предупредили… Ну да, я понимаю, горящая путевка это дешевле… И надолго? Две недели… Послушайте, но это никуда не годится! Мы договаривались, что вы будете предупреждать заранее. Сегодня? Ну хорошо, давайте сегодня. Через час сможете? Я буду ждать. Палата та же. Вас проводят. Ну спасибо!»