Подвиги Геракла. После похорон (сборник) - Кристи Агата

Мисс Гилкрист меж тем продолжала:

– Но что это я все о себе да о себе! Полиция вела себя безукоризненно. Абсолютно безукоризненно. Из штаб-квартиры приехал этот инспектор Мортон, и он все устроил. Даже договорился, чтобы я смогла переночевать у миссис Лейк, дальше по дорожке, но тут я сказала: «Нет». Мне показалось, что это моя обязанность – остаться в этом доме на ночь, со всеми этими милыми вещами, которые принадлежали миссис Ланскене. Они забрали… забрали… – женщина судорожно сглотнула, – тело и заперли ее комнату, и инспектор предупредил меня, что в доме всю ночь будет дежурить констебль – из-за разбитого окна в кухне; его вставили только сегодня утром. И я хочу сказать… О чем, бишь, я? Ах да, я ему сказала, что со мной все будет в порядке в моей комнатке, хотя, должна признаться, что придвинула комод к двери и поставила большой кувшин с водой на подоконник. Никогда ничего не знаешь наперед – а вдруг это был маньяк? О таких вещах тоже часто пишут…

Здесь красноречие мисс Гилкрист истощилось, и мистер Энтвисл быстро вмешался в разговор:

– Мне известны все основные подробности происшедшего. Инспектор Мортон ознакомил меня с ними. Однако, если вас это не слишком затруднит, не могли бы вы описать все своими словами?

– Ну конечно, мистер Энтвисл! Как хорошо я вас понимаю! В полицейском изложении все выглядит таким обезличенным, не правда ли? И это, конечно, не удивительно.

– Миссис Ланскене вернулась с похорон позавчера вечером, – напомнил ей адвокат.

– Да, ее поезд пришел очень поздно. Я заказала ей такси на встречу, как она и велела. Бедняжка, она была совершенно измучена, что совсем не удивительно, однако настроение у нее было очень бодрое.

– Понятно, понятно… А она говорила что-нибудь о самих похоронах?

– Совсем немного. Я дала ей чашку горячего молока – больше она ничего не захотела, – и миссис Ланскене рассказала, что церковь, в которой было очень много цветов, была почти полна. Ах да! Еще она сказала, что очень жалеет, что так и не увидела своего второго брата – кажется, Тимоти?

– Да, Тимоти.

– Она сказала, что видела его последний раз двадцать лет назад и надеялась, что он будет на похоронах. А потом рассказала, что он решил не приезжать на похороны, принимая во внимание все обстоятельства, но что жена его там была. А еще она сказала, что всегда терпеть не могла Мод… Боже, прошу прощения, мистер Энтвисл, это просто сорвалось у меня с языка; я совсем не хотела…

– Всё в порядке, мисс Гилкрист, всё в порядке. – Голос адвоката звучал подбадривающе. – Вы же в курсе, я не член семьи и знаю, что Кора никогда не ладила со своей свояченицей.

– Тогда вечером она сказала приблизительно следующее: «Всегда знала, что Мод обязательно превратится в одну из этих любящих командовать женщин, которые всюду суют свой нос». Именно так она и сказала. А потом добавила, что немедленно ляжет в постель, – она очень устала, бедняжка, – а у меня уже была готова бутылка с горячей водой, и она сразу же поднялась наверх.

– А больше она не сказала ничего, что бы вам запомнилось?

– Если вы имеете в виду какие-то предчувствия, мистер Энтвисл, то их у нее не было. В этом я абсолютно уверена. Понимаете, она действительно была в прекрасном настроении, то есть если не говорить о самом грустном событии и о том, что она очень устала. Она еще спросила меня, как я смотрю на поездку на Капри. На Капри! Конечно, я ответила, что это было бы великолепно и что я об этом даже и мечтать не могла, а она сказала только: «Мы поедем!» Как вам это нравится? Полагаю, то есть она об этом даже упоминала, но мне кажется, что ее брат оставил ей наследство или что-то в этом роде.

Мистер Энтвисл утвердительно кивнул.

– Вот бедняжка. Ну что же, я счастлива, что она хоть помечтала об этом. – Мисс Гилкрист вздохнула и проницательно добавила: – Теперь-то уж моя поездка на Капри вряд ли состоится.

– А что было на следующее утро? – поторопил женщину юрист, не обращая внимания на ее огорчение.

– На следующее утро миссис Ланскене чувствовала себя совсем плохо. Выглядела она просто кошмарно. Сказала, что почти не сомкнула глаз. Мучилась кошмарами. «Это все из-за того, что вчера вы слишком сильно устали», – сказала я ей, и она со мной согласилась. Позавтракала она в постели и все утро не вставала, но за ланчем опять пожаловалась, что так и не смогла уснуть. «Я все никак не могу успокоиться. В голову лезут всякие мысли», – сказала она. А потом добавила, что выпьет снотворное и все-таки постарается выспаться днем. А меня она попросила съездить в Рединг и обменять в библиотеке две ее книги, потому что она прочитала их, пока ехала в поезде, и читать ей больше было нечего. Обычно двух книжек ей хватает на неделю. Так что я отправилась сразу после двух, и это… это был последний раз… – Гилкрист захлюпала носом. – Знаете, она, должно быть, спала. Ничего не слышала, и инспектор уверяет, что совсем не страдала. Мортон считает, что ее убили первым же ударом… Боже мой, мне нехорошо от одной мысли об этом!

– Ну, ну же, успокойтесь! Я больше не буду расспрашивать вас о том, что произошло. Мне просто надо было услышать все о том, как вела себя миссис Ланскене накануне трагедии.

– Совершенно естественно, я в этом уверена. Вы можете сказать ее родственникам, что кроме того, что она плохо спала ночью, в остальном миссис Ланскене была очень счастлива и с нетерпением смотрела в будущее.

Мистер Энтвисл некоторое время помолчал, прежде чем задал следующий вопрос. Он хотел сформулировать его осторожно, чтобы в нем не содержалось никакой подсказки.

– А она отдельно не говорила ни о ком из своих родственников?

– Нет-нет. Кажется, нет, – задумалась мисс Гилкрист. – Разве что сказала, что расстроена, что не увиделась со своим братом Тимоти.

– И ничего не говорила о болезни своего брата Ричарда? О ее, э-э-э… причинах? Что-нибудь в этом роде?

– Нет.

Лицо мисс Гилкрист было совершенно спокойным. Энтвисл был уверен, что, если б Кора упомянула об убийстве, ее компаньонка не была бы сейчас так спокойна.

– Кажется, он болел уже какое-то время, – неопределенно произнесла женщина. – Хотя, должна сказать, что когда узнала об этом, то сильно удивилась. Он выглядел таким бодрым…

– Вы видели его – а когда? – быстро спросил адвокат.

– Когда он приезжал повидаться с миссис Ланскене. Кажется… да, это было недели три назад.

– Он что, ночевал здесь?

– Нет-нет, он приехал на ланч. Совершенно неожиданно. Миссис Ланскене его совсем не ждала. Кажется, там была какая-то семейная ссора, и из-за нее, как она сама мне рассказывала, они не виделись много лет.

– Да, все именно так.

– Она сильно расстроилась, когда встретилась с ним снова и, по-видимому, поняла, как он болен…

– Она знала, что он болен?

– Ну конечно, я очень хорошо это помню. Потому что я тогда еще подумала – конечно, про себя, как вы понимаете, – уж не страдает ли мистер Эбернети разжижением мозга? Моя тетушка…

Воспоминания о тетушке мистер Энтвисл безжалостно прервал:

– А о разжижении мозга вы подумали потому, что миссис Ланскене что-то сказала?

– Да. Миссис Ланскене сказала что-то вроде: «Бедный Ричард. Смерть Мортимера сильно его состарила, и маразм его крепчает. Все эти разговоры о плохих предчувствиях и о том, что кто-то медленно его травит… Со стариками всегда так». Ну, а я-то и сама знала, что это абсолютная правда. Вот эта тетушка, о которой я вам хочу рассказать, так она была уверена, что слуги подсыпают ей яд в еду, и в конце жизни питалась только вареными яйцами – потому что, как она говорила, еще никому не удавалось отравить яйцо сквозь скорлупу. Тогда мы над ней подсмеивались, а вот по нынешним временам я и не знаю, что б мы делали. Ведь яиц так мало и почти все они иностранные – так что варить их очень рискованно.

Юрист слушал сагу о тетушке мисс Гилкрист – и не слышал ее. Он был очень взволнован.