Пустые комнаты - Алекс Палвин

Вот только ей давно не восемь, она не в Эль Рино, не в Атенсе, а в темноте. На земле. Причем в ботинках. Она разувалась, перед тем как забраться в спальник, кроме того, в фойе «Хорслейк Инн» не было земли…

Ее утащили лисы?

Вивиан думала об отце, потом открывала глаза, вспоминала о высоком человеке с голосом Моррисона, снова закрывала их и забывала обо всем. Хождение по замкнутому кругу. Это чувствовал отец? Так выглядит боль, которую насильно бросили вниз, а не спустились с ней добровольно, прижимая ее к груди, как любимую игрушку?

В носу защипало, глаза наполнились слезами, которые горячими ручейками заструились по вискам.

Ужасно хотелось пить.

Однажды ее отвели к Королю Ящериц. Вивиан не могла решить, что хуже: отец, избегавший смотреть на нее, или Король Ящериц, не сводивший с нее глаз. Так или иначе, она не хотела передавать свою боль – ни ему, ни таблеткам, никому; как и обручальное кольцо, та стала принадлежать ей.

Издалека долетал приглушенный гул музыки. Грохочущие барабаны, бензопильные пауэр-аккорды. Вивиан удалось перевернуться на бок и подняться на четвереньки. По лицу снова потекли слезы. Придерживаясь за стену, она выпрямилась – вот теперь, с четвертой попытки, удалось – и направилась вдоль стены.

Отражаясь от камня, дыхание щекочущим теплом касалось лица.

У двери она задержалась, затем вернулась туда, где земля хранила тепло ее тела.

Дверь, земляной пол, примерно четырнадцать на семнадцать футов – вот и все, что было в ее распоряжении.

Вивиан нажала на кнопку подсветки. В течение двух секунд дисплей часов горел бледной бирюзой. Даже столь слабый свет резанул по глазам. Когда подсветка погасла, в темноте остались люминесцентные стрелки, словно две яркие рыбки ломбардо.

Стрелки что-то показывали. Казалось, они блуждали в каком-то далеком-далеком краю, куда она не могла за ними последовать. Не подскажете, который час? Три часа пополудни? Пять часов вечера? Десять минут восьмого? Это стрелки в вашем кармане или вы просто рады меня видеть?

Было невозможно сосредоточиться, не хватало сил вытянуть время из часов, как Дэну – свою лучшую часть… Откуда? Из подвала?

Может, к ней вернется эта способность.

Позже.

Что такое «позже» в темноте, в которой мысли ходят по кругу?

Забавно, насколько рассудок зависит от крошечного огонька.

По периметру комнаты земля была тверже камня, но в землю в центре Вивиан при должном упорстве могла бы погрузить пальцы. И продолжить копать, будь у нее такое желание.

Рыхлая земля… Августовская ночь, ее разбудили громкие голоса, смех. Накинув халат, она спускается на первый этаж и отодвигает стеклянную дверь, ведущую на задний двор. То, что она видит, лишает ее дара речи: Дэн топчет ее цветы, а Зак пытается оттащить его от цветника со странным, почти страдальческим выражением на лице. Вдруг Дэниел поднимает голову и замечает ее. Несколько ударов сердца они смотрят друг на друга, после чего он усмехается и продолжает уничтожать цветы.

* * *

Вивиан сжимала невидимки в руке так давно, что перестала их ощущать.

Тогда она решилась.

В углу на уровне пола был каменный выступ с зазубриной, точь-в-точь бородка ключа. Потребовалось время, чтобы пробиться под утоптанную корку; кажется, в процессе она сломала несколько ногтей.

Вивиан догадывалась, что это подвал, но где находится сам дом? Однажды Дэн хотел бросить ее в подвал. Что, если он сдержал слово? Что, если тот человек работал на него? Работал? Нет. Он работал руками, а не на кого-то. И еще: откуда ей известно, что его руки напоминают кору кедра – жесткую, шершавую, покрытую мелкими трещинами?

Закопав невидимки, Вивиан разровняла землю и, закрыв глаза, увидела волнистые, цвета спелой ржи волосы Дэна.

71

Открыв глаза, я какое-то время решал, где могу находиться и где меня быть не может. Темнота позволяет делать такие предположения. Мне удалось бежать, я вернулся домой и лежу в большой двуспальной кровати из массива дуба. Вот одеяло, вот прикроватный столик. Я пытался удержать это ощущение, но оно ускользало, как вода сквозь пальцы.

В темноте грохотала музыка. Сердце заколотилось от выброса адреналина. Я был в точности там, где вырубился, – в одной из множества комнат под Ведьминым домом.

Грудь пекло, будто по ней прошлись горелкой. Пахло палеными волосами и закипевшей кожей. Горелка, однозначно. Пронзительная боль порезов даже немного стушевалась под ревом свежего ожога.

Я попробовал сжать кулаки, но пальцы не сгибались, словно в каждой руке на протяжении многих миль я тащил по пятигаллонной канистре. Звуки впивались в голову – гвозди, заколачиваемые молотком, выдираемые гвоздодером, снова вколачиваемые и выдираемые…

Внезапная мысль – острая режущая кромка – пронзила меня. Вслед за кромкой я увидел кончик лезвия, обушок, шейку, ручку, держащие ее длинные пальцы в голубых хирургических перчатках – так, как я держу кисть. Увидел, как он подносит скальпель к моему глазу…

– ГОВАРД? – хрипло заревел я, пытаясь перекричать музыку. – Я НИ ХРЕНА НЕ ВИЖУ, ТВОЮ МАТЬ! ГОВАРД!

* * *

Вспыхнул свет. Мои гребаные глаза были на месте, в глазницах, где им и положено быть. Слезясь, они смотрели на Холта. Он переступил порог, в руке – миска кукурузных хлопьев, плавающих в молоке, с титановой ложкой-вилкой, быть может, той самой, которой Кромак ел жаркое из оленины. Кажется, Говарда ничуть не смущал запах.

– Дэнни, ты чего кричишь? – поинтересовался он бесцветным голосом, выключив музыкальный центр. – Все равно я собирался отпустить тебя.

В ушах продолжало звенеть. Я издал какой-то жалкий звук – то ли смешок, то ли всхлип.

– Отпустить?

– На свидание с женой.

– Она здесь? Вивиан здесь?

Холт поставил миску на полку стеллажа, отстегнул меня и помог выбраться из кресла.

– Пожалуйста, только не пытайся чудить после всей моей заботы, – предупредил он, перекидывая мою руку себе через плечо, и на короткое мгновение я всем сердцем поверил, что занял место Кромака. – Дэниел?

– Что? – рявкнул я сквозь зубы. Тело болело так, будто я угодил под каток, ноги дрожали от слабости.

Лицо Говарда было в нескольких дюймах от моего. Он устало улыбнулся:

– Не прощайся с креслом.

* * *

Он позволил мне одеться. Терпеливо ожидал, пока я натягивал штаны. Флисовая кофта терлась об ожог, и я сжал зубы, чтобы не начать всхлипывать.

Сопроводив меня по коридору, Холт оставил меня в комнате с земляным полом. Пока мы шли, вернее, он шел, а я ковылял, я представлял его на обложке каталога инструментов. «Лучшие акционные предложения января». «Начало пыточного сезона: как разнообразить пыточную рутину». «Газовые горелки: