Лейф Перссон - Другие времена, другая жизнь

— Надеюсь, она выкрутится, — пожелал незнакомке старик. — Эрикссон был настоящий слизняк.

Вернувшись на службу, Юханссон тут же вызвал к себе Хольт и рассказал о визите к майору.

— Думаю, самое время тебе поговорить с Хеленой Штейн, — сказал он.

— Ты уже отказался от мысли спихнуть это дело на «открытый» сектор?

— Отказался, — убежденно произнес Юханссон, хотя его по-прежнему одолевали сомнения на этот счет. — Будет масса ненужной болтовни. Мы пока просто расспросим ее о контактах с Эрикссоном, не объясняя, почему мы им интересуемся. Если она сдуру начнет отрицать, что была с ним знакома, обратимся к прокурору и станем решать вопрос о задержании.

Интересно будет посмотреть на его физиономию, подумал он.

— А если не начнет?

— У тебя есть предложения?

— Нет.

— Вот видишь, — вставая, сказал Юханссон. Он посмотрел на часы и улыбнулся, чтобы немного разрядить ситуацию. — А теперь извини, мне пора.

— Хелена Штейн, — протянул непосредственный начальник Юханссона, генеральный директор СЭПО, и вдумчиво покивал головой. — Очень интересная женщина.

— Я так понимаю, ты с ней встречался.

— Еще бы! Она работала в Министерстве в одно время со мной, хотя и не под моим руководством. Я встречался с ней много раз, а когда она работала в экспертном совете, чуть ли не ежедневно.

— Я-то никогда не имел такого удовольствия. И что она из себя представляет?

— Одаренная женщина, я бы даже сказал, талантливая, блестящий юрист. А внешность… Знаешь, такой холодноватый стиль. Она компенсирует свои довольно радикальные взгляды блузочкой с завязками, плиссированной юбкой и туфлями на высоком каблуке… Цвета подобраны безупречно. — Произнеся последнюю фразу, генеральный директор почему-то прокашлялся.

— Но она не из тех, на ком женятся, — предположил Юханссон, — если мужик хочет, чтобы в доме были тишь да гладь.

Юханссон в беседах с начальством очень легко входил в роль простецкого парня из народа.

— Это ты так считаешь, — отозвался генеральный. — Я бы сказал, она не только очень умна, но и прекрасно образованна, к тому же всегда готова отстаивать свои взгляды… весьма непримиримо. Женщина, которая не по зубам большинству мужчин… По крайней мере, в нашем поколении.

— То есть простому парню из деревни там делать нечего, — с удовольствием сказал Юханссон.

— Совершенно нечего. — Генеральный внезапно посерьезнел. — Но, насколько я понимаю, у нее появились проблемы.

— Да, — кивнул Юханссон. — Мало этого, вся история малопонятна и запутанна… И в кои-то веки запутали ее не мы.

— Ты сказал «запутанна»?

— Да, — подтвердил Юханссон. — И еще как.

— Тогда не будем торопиться. В твоем обществе мне нечего бояться показаться невеждой, но официально я не могу себе это позволить.

— Речь идет о трех взаимосвязанных проблемах. Первая — участие Штейн в захвате западногерманского посольства двадцать пять лет назад. Вторая — целый ряд странных случайностей в работе с этим делом, и случайности эти начались два года назад, когда ее назначили заместителем министра. И третья касается убийства одного из ее знакомых тех времен — с этим, мне кажется, надо немного подождать…

— Почему?

— Подождать, пока мы узнаем немного больше. Впрочем, это, очевидно, не займет много времени, так что ожидание будет недолгим.

— Западногерманское посольство… — задумчиво проговорил генеральный. — Она в те годы была еще девчонкой. Сколько ей было лет?

— Шестнадцать. Переживала юношеское увлечение радикализмом. К тому же ее просто-напросто использовал и обманул ее бойфренд, человек вдвое старше ее.

— А конкретно? Что она делала?

— Помогала немцам в мелочах. Ничего страшного. Давала взаймы отцовскую машину, которую ее приятель, ныне покойный Стен Веландер, использовал, в частности, для рекогносцировки. У нее даже прав тогда не было… Отец уехал за границу, так что машина была в ее распоряжении… Покупала для них провизию… Что еще?.. Да, немцы пару дней жили на даче родственников ее матери.

— Семья Тишлеров, летняя усадьба на Вермдё, — сказал генеральный, который, оказывается, вовсе не был таким уж невеждой.

— Вот именно. Но она в этом практически не принимала участия, все организовал ее старший двоюродный брат Тео.

— Это все?

— Да, — ответил Юханссон. — Все.

— А она знала, что задумали немцы?

— Нет. Даже не догадывалась. Она считала, что помогает немецким студентам-активистам, которых преследуют на родине, спрятаться от полиции. Ее убедил в этом ее приятель Веландер.

— Короче говоря, мы имеем дело с детским радикализмом в сочетании с детской же безответственностью, — сделал вывод генеральный директор.

— Примерно так.

— И мы совершенно уверены в том, что она делала и чего она не делала?

— Да. Ни малейших сомнений ни по одному из пунктов.

— В таком случае, — поднял глаза к потолку генеральный директор, — речь идет об укрывательстве преступников, и срок давности истек лет примерно… лет пятнадцать назад, скорее, даже двадцать.

— Что-то в этом роде, — согласился Юханссон. — Я в юриспруденции не силен.

— Зато я силен, — улыбнулся генеральный. — Почему два года назад мы опять занялись этим делом?

— Как считает мой предшественник Берг, причин было несколько. Оба активных пособника террористов, Веландер и Эрикссон, давно умерли. Участие Штейн незначительно, срок давности истек, то же касается и Тишлера. Не следует забывать о деятельности всех этих «комиссий правды»…

Захват посольства был очень заметным событием, он и сейчас еще представляет интерес и для прессы, и для политиков. Я, например, не сомневаюсь, что немецкие средства массовой информации имеют свою точку зрения на участие шведов в этой истории: у убитых наверняка еще живы родственники и близкие. Так что решили для общего спокойствия расставить все точки над тем более что никаких драматических открытий не предвиделось.

— А ты не думаешь, что были и какие-то другие причины? Те, что Берг не упоминал?

— Думаю, — ответил Юханссон. — Одна-то причина точно была.

— Какая? — с любопытством спросил генеральный.

— Эрикссон много лет был осведомителем тогдашнего отдела безопасности, причем успешно сочетал эту благородную деятельность с участием в захвате посольства.

— Ну и ну… Это скверно.

— Что ж хорошего… Тут надо было спасать собственный зад, в таких случаях выбирать не приходится.

Юханссон из собственного опыта знал, о чем говорит.

— А Штейн? Ее персональная проверка в связи с назначением на пост замминистра проводилась как раз в то время, когда все участники этого дела были вычищены из баз данных. Есть ли тут какая-то связь?

— Берг говорит, что ее назначение прошло придирчивую юридическую экспертизу.

— Ну да, конечно. — Генеральный причмокнул тонкими губами. — Звучит убедительно, но мне трудно поверить, чтобы Берг не понимал, какие политические последствия могла бы повлечь за собой утечка информации.

— Риск утечки из своего отдела он наверняка расценивал как минимальный, к тому же подстраховался: сообщил нашему общему знакомому, государственному секретарю, курирующему вопросы безопасности, что Штейн, хоть и невольно, была замешана в захвате посольства.

— И как он об этом рассказывал?

— Очень корректно, спокойно и, я бы сказал, миролюбиво.

— И, поскольку ее все-таки назначили на пост, правительство, похоже, не придало этому факту большого значения.

— А вот это неизвестно… Поскольку информация об участии Штейн в захвате посольства была передана госсекретарю устно, думаю, дальше она не пошла.

— Ты так думаешь или точно знаешь?

— Я пришел к такому выводу.

— Любопытно, — произнес генеральный директор. — И у меня мелькнула такая мысль.

— Судя по твоим, и не только твоим, рассказам о Штейн, вряд ли ее назначение прошло без сучка и задоринки.

— Нет, не прошло. Большинство считает, что правительство захотело дать военным щелчок по носу, и, учитывая особенности личности Хелены Штейн, им это удалось. Она расходится с вояками по всем пунктам, ее взгляды на оборонную политику легко сформулировать.

— Ты о чем? — спросил Юханссон.

— Два «н» и одно «р»: нейтралитет, нет — вступлению в НАТО и разоружение.

— Ну, она не одна такая, — заметил Юханссон. Он, собственно, придерживался близкой точки зрения, что, впрочем, учитывая его внешность и страсть к охоте, никому и в голову не приходило.

— Может быть, и не одна, однако среди ее предшественников таких не было. При этом Штейн как оборонный стратег стоит намного выше и своих противников, и единомышленников, что особенно чувствуется, когда речь заходит об оборонной промышленности и торговле военной продукцией.