Дурная кровь - Дженнифер Линн Барнс

Мама посмотрела на меня, и я осознала, что, хотя это она вырастила меня, любила меня, сделала меня той, кто я есть, я все равно не могла прочесть ее так, как других людей. Я не понимала, о чем она думает. Я не знала, через что она прошла, – на самом деле не знала.

Я не знала, что означает ее кивок.

С чем именно она согласилась?

Звук открывающейся и закрывающейся двери заставил меня обратить внимание на появление Малкольма Лоуэлла. Я даже не заметила, как он ушел. Увидев, кого он привел с собой, я перестала дышать.

Лаурель.

Она должна была занять место Малкольма, стать следующим воплощением Девяти. И теперь он стоял, положив руки ей на плечи. Он толкнул ее к директору Стерлингу, и тот схватил Лаурель за руку.

Теперь я понимала, что мама имела в виду.

Они могут заставить тебя сделать что угодно.

Директор вытащил нож из кармана.

– Деритесь, – сказал он, поднеся нож к горлу Лаурель, – или она умрет.

Не дожидаясь ответа, он начал резать. Чуть-чуть. Просто предупреждая. Лаурель не кричала. Она не двигалась. Но тонкий всхлип, который вырвался из ее горла, обрушился на меня, как удар.

– Насколько ты уверена, что твоя команда тебя найдет? – Мама наклонилась, поднимая нож. – Мы посреди пустыни, в глуши, под землей. Если они копнут в прошлом Малкольма, если они заберутся достаточно далеко в его историю, они поймут закономерность, но большинство людей не догадаются.

Дин. Майкл. Лия. Слоан.

– Я уверена, – сказала я. – Где бы мы ни были, они нас найдут.

Мама кивнула.

– Хорошо.

– Хорошо? – спросила я. О чем ты говоришь?

Она подошла ко мне.

– Нужно драться. Лаурель – просто ребенок, Кэсси. Она – это ты, она – это я, она – наша. Понимаешь?

Они могут заставить тебя сделать что угодно.

– Тебе придется убить меня. – Мамины слова рассекли меня, словно ножом – холодным и бескомпромиссным.

– Нет, – сказала я.

– Да. – Мама обошла меня, так же, как раньше ее альтер эго. – Ты должна драться, Кэсси. Одна из нас должна умереть.

– Нет. – Я покачала головой и отошла от нее – но я не могла отвести глаз от ножа.

Тебе больше не придется играть в эту игру. Обещание, которое я дала своей сестре, вернулось ко мне. Больше никогда. Тебе не придется быть Девятью.

– Возьми нож, Кэсси, – сказала мама. – Воспользуйся им.

«Сделай это сама, – подумала я. – Убей меня». Теперь я понимала, почему она спрашивает меня, насколько я уверена, что помощь придет. Если бы ты считала, что обрекаешь меня на жизнь Пифии, ты бы поступила со мной милосердно. Ты бы вонзила нож в мою грудь, чтобы спасти меня от собственной судьбы.

Но я сказала ей, что уверена.

Пронзительный крик рассек воздух. Лаурель теперь не молчала. Она не была бесстрастной и терпеливой. Она перестала быть Девятью.

Она просто ребенок. Он делает ей больно. Он убьет ее, если я не…

Нет.

– Да, – сказала мама, преодолевая пространство между нами. Она всегда точно знала, о чем я думаю. Она знала, как может знать только такой человек.

Как кто-то, кто любит меня – всегда и вечно.

– Сделай это, – настойчиво произнесла мама, вкладывая нож мне в руку. – Сделай это, дочка. Ты лучшее, что я когда-либо создала, – единственное хорошее, что я породила. Я не смогу быть рядом с Лаурель – теперь не смогу. – Она не плакала. Она не паниковала.

Она была уверена.

– Но ты сможешь, – продолжала она. – Ты сможешь дать ей любовь. Ты сможешь быть с ней рядом. Ты сможешь выбраться отсюда, и ты сможешь жить. А чтобы сделать это… – Она положила свою левую ладонь поверх моей правой, направив нож ей в грудь. – Тебе придется меня убить.

Мы танцуем в снегу. Я устроилась у нее на коленях. Поведение. Личность. Окружение.

Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я…

Она крепче сжала мою руку. Заслонив меня от взглядов Мастеров, она дернула меня к себе. Моя рука сжимает нож. Ее рука поверх моей. Я ощутила, как клинок вонзился ей в грудь. Она ахнула, кровь расплылась вокруг раны. Я хотела вытащить нож.

Но ради Лаурель не стала.

– Всегда и вечно, – прошептала я, держась за рукоять ножа. Держа свою мать. Она упала вперед, истекая кровью, и свет в ее глазах начал гаснуть.

Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я не отводила взгляд, не моргала – даже когда услышала, как с грохотом распахнулась дверь.

Даже когда услышала знакомый голос агента Бриггса:

– Стоять!

Мама не двигалась. Ее сердце не билось. Ее глаза – они не видели меня. Я вытащила нож из ее груди, и ее тело упало на землю. В зал вбегали агенты ФБР.

Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя.

Тебя больше нет.

Глава 62

Какая-то часть меня осознавала, что вокруг стреляют. Какая-то часть меня осознавала, что кого-то арестовывают. Но стоя там с окровавленным ножом в руке, я не могла заставить себя поднять взгляд, я не могла смотреть.

Я могла смотреть только на тело.

Мамины рыжие волосы разметались вокруг нее – огненный ореол на фоне белого песка. Губы у нее были сухие, потрескавшиеся, глаза – невидящие.

– Брось нож! – Голос агента Стерлинг доносился будто издалека. – Отойди от девочки.

Я не сразу осознала, что она обращается не ко мне. Она не про мой нож. Я повернулась, заставляя себя поднять взгляд на трибуны.

На директора.

На Лаурель.

Он скорчился позади нее, держа нож у ее горла.

– Мы выйдем отсюда, – сказал он. – Или ей конец.

– Вы не убиваете детей. – Я не сразу осознала, что это я произнесла эти слова. Среди сотен жертв, которых мы идентифицировали как жертв Мастеров, не было ни одного ребенка. Когда Бо Донован провалил свое испытание, к его горлу не приставили нож.

Его оставили умирать в пустыне.

– Есть ритуалы, – сказала я. – Есть правила.

– И все же тебе ведь еще не восемнадцать, Кэсси? – Директор не отводил взгляда от своей дочери. – Я всегда считал, что суть правил в том, как мы их используем. Правда ведь, Вероника?

Агент Стерлинг посмотрела на своего отца, и на мгновение я увидела в ней девочку, которой она когда-то была. Ты им восхищалась. Ты уважала его. Ты вступила в ФБР ради него.

Она спустила курок.

Я услышала выстрел, но осознала, что означает этот