За гранью тьмы - Михаил Викторович Гречанников

который большую часть дня спал, а вставал только тогда, когда его заставляли идти в душ или столовую. Последним был казавшийся вполне себе адекватным мужик лет тридцати пяти с красной полосой на шее – следом от петли.

Я не общался ни с кем, да никто и не делал попыток сблизиться. Кроме, разве что, Лёшеньки – того слабоумного, который приставал ко всем. Дни потянулись чуть интереснее, но иногда я жалел, что не остался в двухместной палате. Там, всё же, было тише, а по ночам приходилось слышать храп всего лишь одного человека.

Мне по-прежнему давали таблетки, но через неделю доза их как будто снизилась. В голове стало чуть яснее, мысли потекли свободнее. Хоть я и не замечал этого эффекта раньше, но таблетки очевидно тормозили меня. Уколов мне по-прежнему не делали.

В один из дней, когда я снова мельком пожаловался врачу на невозможность почистить зубы, тот достал из ящика стола зубную щётку и пасту. Он купил их за свои деньги, чтобы мне было комфортнее в больнице. Правда, забрать с собой в отделение я их не мог, но теперь персонал разрешал мне чистить зубы дважды в день. Я был очень благодарен врачу, а он радовался моему выздоровлению.

Прошло ещё несколько дней, когда доктор сказал, что скоро меня выпишет.

– Когда? – с замиранием сердца спросил я.

– Послезавтра. Мы считаем, что держать вас здесь не имеет больше смысла. Но после выписки вам нужно будет посещать психиатра амбулаторно, то есть в нашей поликлинике.

– Отлично! А что же с моим диагнозом?

Врач переглянулся с коллегами, улыбнулся и ответил:

– Мы считаем, что это был реактивный психоз. То есть разовое помутнение рассудка, вызванное сильным стрессом. Мы так и не нашли очевидную причину, но ведь вы могли её и амнезировать. Забыть, то есть. По крайней мере, никаких отклонений, характерных для других заболеваний – например, шизофрении – мы не выявили. Однако, я повторюсь – нужно будет ещё какое-то время понаблюдаться.

– Понаблюдаемся, – улыбнулся я. – Спасибо.

Как и было обещано, меня выписали через два дня. Я получил свою одежду и вещи, которые были со мной при поступлении, включая бумажник и ключи, расписался в получении, взял больничный и покинул больницу.

Был уже конец июля. Дни уже стояли нежаркие, хоть и солнечные. Оказавшись на улице, я вдыхал свежий воздух несколько минут, прежде чем вызвать такси. Я был свободен, в своём городе и в своём уме.

На следующий день я пришёл на работу с больничным листом, и сразу же был вызван к начальнику.

– Вызывали, Тимофей Андреич? – спросил я, заходя к нему в кабинет.

– Вызывал, да. Проходи, Кирилл, садись.

Утренняя планёрка уже закончилась, я сел за длинный пустой стол и стал ждать. Я понимал, что меня ждёт.

– Как у тебя здоровье-то? – начал Тимофей Андреевич издалека.

– Да ничего, поправился.

– Нормально себя чувствуешь?

– Да, хорошо.

– Понятно. Кхм. Ну, а работать как? Сможешь?

– Да, без проблем.

– Ну… – Начальник подвигал по столу документы, избегая встречаться со мной взглядом. – Так-то проблемы есть. Да ты ведь и сам всё понимаешь.

Конечно, я понимал. Ничего не отвечая, я подошёл к стоявшему неподалёку принтеру, взял из лотка лист бумаги и сел писать заявление на увольнение. Тимофей Андреевич ничего не сказал, просто дождался, пока я закончу, принял у меня заявление, заверил его и протянул обратно.

– В отдел кадров отнеси. Значит, две недельки отработаешь, а с девятого – свободен. В отпуск ты когда в последний раз ходил?

– Года полтора назад.

– А, вот как… Ну, компенсацию за неотгулянный отпуск мы тебе всю выплатим, не переживай. Всё, иди. И, это… Спасибо за понимание.

– Да чего уж.

Было печально расставаться со своим местом, но какой у меня был выбор? Я прекрасно понимал, что если не уйду сам, то меня уволят. С занесением в трудовую. Так же, как я когда-то угрожал уволить Олежека. Забавно было осознавать, что Олег останется работать здесь, а я уйду. Кто бы мог подумать, что так получится? Впрочем, я не воспринимал своё увольнение как конец света. Раньше я расстроился бы куда сильнее, а теперь это выглядело просто очередным испытанием, причём далеко не самым опасным. Деньги у меня были, квалификация тоже, и было время найти новую работу. А значит, это не так уж и важно.

Куда неприятнее стало прекращение нашей дружбы с Игорем. Мы созвонились с ним в первый же день, как я выписался, но говорить со мной ему явно не хотелось.

– Слушай, мне сейчас некогда особо болтать, – сказал он. – Давай я тебе наберу потом, как освобожусь, хорошо?

Он не перезвонил. На всякий случай я набрал ему через день, но разговор повторился почти дословно. Хотелось послать его куда подальше, но я не стал раздувать ссору. Возможно, дружба с человеком, лечившимся у психиатров, бросала тень на него? Не знаю, сам он мне так ничего и не объяснил. Видимо, так себе была дружба. И вот это осознавать было довольно горько.

Последние несколько дней работы выдались особенно тяжёлыми. Мало того, что мне приходилось передавать дела своему преемнику, а им оказался не слишком даровитый парень, так ещё и работой загрузили выше некуда. Сперва я старался всё сделать, как мог, потом плюнул. Зачем все эти старания ради компании, вынудившую меня уволиться из-за болезни? Я стал делать вид, что работаю, по факту откладывая всё на потом. Один из таких косяков был обнаружен, и меня вызвал Тимофей Андреевич.

– Почему твой отдел всё ещё не сдал отчётности? – обратился ко мне начальник, как только я переступил порог его кабинета.

– Потому что у них есть другая работа, – тут же ответил я. – А за сверхурочные вы платить отказываетесь.

– Чего? – возмутился Тимофей Андреевич. – Ты не забыл, с кем разговариваешь, а?

– Не забыл, – всё так же спокойно ответил я. – А вы – не забыли?

И прежде, чем он смог прийти в себя, я продолжил:

– Вы разговариваете с душевнобольным. Какой с психа спрос?

– Да ты оборзел совсем, щенок! Ты мне тут дурачка не включай!

– Почему это? Уволить меня из-за того, что я лечился в психушке, вы можете, но работу до увольнения я всё равно должен делать за себя и за других?

Мой спокойный тон явно выбесил его. Набрав в грудь воздуха, он заорал:

– Пошёл вон отсюда!

Я вышел, больше не теряя времени на споры. Остаток рабочих дней я делал всё в обычном темпе, за чужую работу не брался.

В последний рабочий день мои бывшие подчинённые