Корень зла среди трав - Татьяна Юрьевна Степанова

нового Зодиака, оставлять загадочные послания на трупах, если он вообще не видит смысла в своем дальнейшем существовании? Он трижды пытался перейти Рубикон в вопросе смерти. На берегу, едва начав дышать, он мне сказал: я никого не убивал – только себя.

– И ты ему поверил.

– Есть моменты, когда люди не лгут, Федор Матвеевич.

– Много ты видел в своей Англии, в графстве Суррей и в клубах Сохо, – хмыкнул полковник Гущин. – А я здесь такого навидался.

Макар молчал. Клавдий Мамонтов не вмешивался – слушал их обоих.

– У Кантемирова нет никакого алиби на первую половину вчерашнего дня, встречу его с риелтором в Сколкове проверим, – продолжил полковник Гущин. – Сам район вам ничего не говорит, а? Сколково. Ниточки от Мухиной уходят как раз туда. А Наталья Гулькина – вообще старая знакомая Кантемирова. Налицо его связи со всеми тремя жертвами. Он вырос на кавказской истории о серийных убийствах, он увлекался ботаникой в детстве…

– Да, да, да – он, как и мы, гадал, кто в пятьдесят первом на Кавказе мог оказаться убийцей – дед, бабка или же пастух? Он собирал гербарии, он вырос в семье, где борщевик Сосновского стал наваждением, он знал его свойства. Он пацаном засушивал его белые зонтики… Ваше предположение, Федор Матвеевич, что любовь его матери к жемчугу как-то ассоциировалась у него с белыми цветами борщевика, – тоже против него. Борщевик мы видели на его участке, и руки у него в пятнах! – воскликнул Макар. – Все, все сходится на Левке! Ну полный расклад против него, да?

– Доказательства и факты, – бесстрастно ответил полковник Гущин – на которые ты из симпатии к приятелю… шапочному в общем-то, но одного с тобой круга золотой молодежи, упорно не желаешь обращать внимание.

– Я вам уже говорил, Федор Матвеевич, есть такая вещь – высшее милосердие, – Макар сильно волновался. – Проявить сострадание к человеку и попытаться понять, защитить его, когда он на грани полного отчаяния, слабый, разочаровавшийся во всем, истерзанный ужасом, утративший все цели…

– Ну, я тебя слушаю, защищай его от меня, болвана. – В тоне полковника Гущина сквозила горечь. Он искоса глянул на Клавдия Мамонтова, его взгляд красноречиво говорил: «Ты меня бросил, ушел… А он мне противоречит, выбирает между мной и Кантемировым».

Макар понял, о чем он думает, и заявил:

– Я не против вас сейчас выступаю, Федор Матвеевич, я призываю трезво оценить новую ситуацию. Можно прямо сейчас закончить наше дело – отправить Суркова в тюрьму по обвинению в удушении матери и Левку туда же по обвинению в совершении трех других убийств. А можно продолжать работать, искать. Разбираться. Вы утверждаете – против Левки масса фактов и доказательств, все на нем сходится, да? А лично меня это как раз и настораживает. Ну все, все против него! А у нас уже случалось в прошлом, когда нам подсовывали фигуранта, искусно манипулировали нами, подводя к определенному человеку. Не стоит повторять наши общие прежние ошибки!

– Ну давай, давай, продолжай, только не ори, здесь все же полиция. – Полковник Гущин доел омлет и открыл контейнер с холодными котлетами от горничной Маши.

– Убийство почтальона Сурковой – в нашем прежнем понятии первой жертвы серийника – теперь совершенно самостоятельный эпизод. – Макар взял себя в руки и заговорил спокойнее. – Она вообще никакая не первая. Суркова – жертва алчности и жестокости собственного сына. Перед нами не четыре, а три убийства, связанных между собой напрямую общими деталями. Первая Ирина Мухина, вторая Гулькина и третья Искра Кантемирова. Насчет почтальонши… может, связь этого отдельного эпизода с остальными все же присутствует, но она не та, что нам представлялась ранее. Связь другая.

– Какая другая? – спросил полковник Гущин.

– Я пока не знаю, – признался Макар. – Может, и вообще ничего нет… Вы сфокусировались на царапинах на щеке Суркова и сломанных ногтях Искры, его вчерашней поездке в Серпухов. Но это совпадение, я уверен. А связь, если существует, в чем-то более тонком… Если бы у нас шли чередой отдельные эпизоды типа сурковского, то количество подозреваемых вообще зашкаливало бы. Наш главный обвинитель – Светлана Кантемирова сыпала подозрениями. Вспомните: в смерти Натальи Гулькиной она обвинила сначала собственную сестру Искру! И намекала также на сына Гулькиной Кирилла. Затем, по вашим словам, бросала намеки на Тамару Цармона, ее якобы сговор с Керимом Касымовым – в отношении устранения Искры. Тамара – последняя, кто видел Искру живой перед отъездом той из дома. К тому же между ними раньше произошел крупный конфликт, Тамара покидала дом Кантемировых, затем, правда, вернулась. Однако с какой целью? Как на самом деле она относилась к хозяйке и ее сыну? Сама Искра оказалась последней, кто видел живой Наталью Гулькину, – она посещала ее в Сарафанове на даче за несколько часов до убийства. Левка же нам с Клавой сказал, что Керим, отчим, его подставил, хочет погубить. А Светлана Кантемирова обвинила Левку в убийстве матери из-за инцеста и в убийстве Гулькиной с целью сокрытия сведений о нем. Запутанный клубок обвинений и наветов, подозрений, предположений, клеветы. Но чертова путаница не учитывает единого способа совершения убийств и знаков, намеренно и ярко оставленных на трупах душителем. Вы, Федор Матвеевич, говорили – чистая классика жанра. Классика серийности, да? А меня теперь и это крайне настораживает.

– Ты же сам первый твердил о серийнике, – заметил полковник Гущин. – Ты обратил наше внимание на пятно, на контур руки, очерченный маркером, на цветы, на то, где растет борщевик, есть он или нет на местах преступлений.

– Да, да, какое-то время и я был абсолютно уверен – перед нами классическая серийная схема, – Макар кивнул.

– А сейчас ты изменил свое мнение?

– Я вообще стал сомневаться, что перед нами именно серийные убийства, Федор Матвеевич. Перед нами три преступления, связанных общей целью. Только вот какая она на самом-то деле?

– Ты полностью изменил свое мнение после того, как твой приятель-мажор очутился в нашей орбите? – поинтересовался Гущин.

– Нет, когда на берегу Левка мне сказал, что никого не убивал. Считайте, я ему искренне поверил, – ответил Макар. – А нас ведь именно к нему настойчиво подталкивали. Вся нарочитая, прямо в глаза бьющая «серийная» классика, весь антураж посланий на телах…

– Первой убили Ирину Мухину, – заметил полковник Гущин. – Чистая случайность, что ее труп пролежал во дворе дома пять дней. Помощница по хозяйству не явилась вовремя – вот и все. Стечение обстоятельств. А так мы бы его нашли и… мы же тогда вообще ничего не знали ни про семью Кантемировых, ни про борщевик Сосновского, про чертову ботанику.

– Гулькину задушили спустя