Тесс Герритсен - Снова умереть

— Когда это было снято? — спросил Фрост.

— Шесть лет назад.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что я знаю, где это. Я там была. Это Столовая гора в Кейптауне. — Она посмотрела на Фроста. — Эллиот Готт и Алан Роудс. Они были знакомы.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Детектив Риццоли входит на порог дома доктора Айлз, держа в руках ноутбук.

— Это последняя часть паззла, Милли, — говорит она. — Думаю, Вы захотите ее увидеть.

Прошла почти неделя после того, как я пережила нападение Алана Роудса. Хотя кровь и стекло убрали, а окно заменили, я все еще неохотно вхожу на кухню. Воспоминания слишком ярки, а синяки вокруг моей шеи слишком свежи, поэтому мы идем в гостиную. Я сажусь на диване между доктором Айлз и детективом Риццоли, двумя женщинами, которые охотились на чудовище и пытались спасти меня от него. Но, в конце концов, я стала той, кто должен был спасти себя. Я — та, кто должна была умереть дважды, чтобы снова жить.

Серый кот в полоску приседает на кофейном столике и смотрит взглядом, в котором читается неожиданный интеллект, на то, как Риццоли раскрывает свой ноутбук и вставляет в него флешку.

— Это фотографии с компьютера Джоди Андервуд, — поясняет она. — Именно из-за них Алан Роудс и убил ее. Потому что эти снимки рассказывают историю, и он не мог позволить кому-то увидеть их. Ни Леону Готту. Ни Интерполу. И уж конечно не Вам.

Экран заполняют значки изображений, все они слишком малы, чтобы рассмотреть какие-либо детали. Она нажимает на первый значок, и фотография раскрывается на весь экран. Это улыбающийся темноволосый мужчина лет тридцати, одетый в джинсы и жилет фотографа,[118] через плечо перекинут рюкзак. Он стоит у стойки регистрации в аэропорту. У него квадратный лоб и добрые глаза, в нем есть какая-то счастливая невинность, невинность барашка, который не представляет, что отправляется на убой.

— Это Эллиот Готт, — произносит Риццоли. — Настоящий Эллиот Готт. Фото было сделано шесть лет назад, как раз перед тем, как он сел на самолет в Бостоне.

Я изучаю его черты, вьющиеся волосы, форму лица.

— Он так сильно похож на…

— На Алана Роудса. Может поэтому Роудс и решил убить его. Он выбрал жертву, похожую на себя, чтобы выдать себя за Эллиота Готта. Когда он познакомился в ночном клубе Кейптауна с Сильвией и Вивиан, то использовал имя Готта. Он использовал паспорт и кредитные карты Эллиота, чтобы забронировать рейс в Ботсвану.

Где я и встретила его. Я думаю о дне, когда впервые увидела человека, называющего себя Эллиотом. Это было в спутниковом терминале аэропорта Мауна, где семеро из нас ожидали посадки на самолет, летящий в Дельту. Я вспоминаю, как нервничала из-за полета на маленьком самолете. Помню, как Ричард сетовал на то, что у меня отсутствует дух приключений, и почему я не могу быть более воодушевленной, как те симпатичные светловолосые девушки, хихикающие на скамейке? О той первой встрече с Эллиотом я почти совсем ничего не помню, потому что мое внимание было целиком сосредоточено на Ричарде. На том, что я теряю его. На том, что ему, казалось, так скучно со мной. Сафари стало моей последней отчаянной попыткой спасти то, что у нас было, поэтому я почти не обратила внимания на неуклюжего мужчину, кружившего возле блондинок.

Риццоли переходит к следующей фотографии. Это селфи, сделанное на борту самолета. Настоящий Эллиот широко улыбается с кресла у прохода в эконом-классе, пока женщина-пассажир справа от него приподнимает бокал с вином на камеру.

— Все эти фотографии, снятые на мобильный телефон, Эллиот отправлял по электронной почте своей девушке Джоди. Это ежедневная хроника того, что он видел и с кем познакомился, — говорит Риццоли. — У нас нет текста электронных писем, сопровождающего эти фотографии, но они документируют эту поездку. А он много снимал.

Она перелистывает следующие фотографии. Его питание на борту. Восход солнца через окно самолета. И еще одно селфи, где он с глуповатой ухмылкой наклоняется в проход, чтобы показать салон позади него. Но на этот раз я фокусируюсь не на Эллиоте, а на мужчине, сидящем позади него, на мужчине, лицо которого отчетливо видно.

Алан Роудс.

— Они летели одним рейсом, — произносит Риццоли. — Может, именно так они и познакомились, в самолете. Или, возможно, встретились еще раньше, в Бостоне. Мы лишь знаем, что когда Эллиот приземлился в Кейптауне, у него был друг, с которым он мог гулять по достопримечательностям.

Она нажимает на еще один значок изображения, и на экране появляется новый снимок. Эллиот и Роудс, стоящие вместе на Столовой горе.

— Это изображение — последняя известная нам фотография, сделанная Эллиотом. Джоди Андервуд вставила ее в рамку и подарила отцу Эллиота. Мы считаем, что она висела в доме Леона Готта в день, когда Алан Роудс привез шкуру снежного леопарда. Леон узнал Роудса по фотографии. Скорее всего, он спросил Роудса, откуда тот знает Эллиота, и как они оказались вместе в Кейптауне. Позже Леон сделал несколько телефонных звонков. Позвонил Джоди Андервуд и попросил все фото из поездки Эллиота. Позвонил в Интерпол, пытаясь связаться с Хэнком Андриссеном. Этот снимок стал катализатором всего, что произошло потом. Убийство Леона Готта. Убийство Джоди Андервуд. Возможно, даже убийство сотрудницы зоопарка Дебры Лопез, потому что она была в доме Готта и слышала весь разговор. Но тем человеком, которого Роудс боялся больше всего, были Вы.

Я смотрю на экран ноутбука.

— Потому что только я знала, какой из этих мужчин на самом деле поехал на сафари.

Риццоли кивает.

— Он не мог допустить, чтобы Вы когда-нибудь увидели эту фотографию.

Внезапно я не могу больше смотреть на лицо Роудса и отворачиваюсь.

— Джонни, — шепчу я.

Это единственное слово, которое я произношу, просто «Джонни». Воспоминания всплывают в моей голове: его лицо в солнечном свете, его волосы, рыжеватые как у льва. Я вспоминаю, как он стоял, врастая ногами в землю так же крепко, как дерево в его родной африканской земле. Как он попросил меня доверять ему, сказав, что также я должна доверять и самой себе. И я думаю о том, как он смотрел на меня, когда мы сидели у костра, а свет пламени мерцал на его лице. Если бы я только послушала свое сердце, если бы только вложила свою веру в мужчину, которому хотела верить.

— Значит, теперь мы знаем правду, — мягко говорит доктор Айлз.

— Все могло сложиться совершенно иначе. — Я моргаю, и слеза скатывается по моей щеке. — Он боролся, чтобы спасти нам жизнь. А мы все восстали против него.

— В каком-то смысле, Милли, он спас Вам жизнь.

— Как?

— Потому что из-за Джонни… из-за Вашего страха перед ним… Вы спрятались в Тоувс-Ривер, где Алан Роудс не мог найти Вас. — Доктор Айлз бросает взгляд на Риццоли. — До тех пор, пока мы, к несчастью, не привезли Вас в Бостон.

— Наша вина, — признает Риццоли. — Мы подумали не на того человека.

Так же, как и я. Я думаю о том, как Джонни преследовал меня в ночных кошмарах, хотя он никогда не был тем, кого мне стоило бояться. Сейчас эти плохие сны уходят, и прошлой ночью я спала лучше, чем за все последние шесть лет. Чудовище мертво, и я — та, кто победила его. Несколько недель назад детектив Риццоли сказала мне, что для меня это единственный способ снова спать спокойно, и я уверена, что в скором времени кошмары полностью исчезнут.

Она закрывает ноутбук.

— Поэтому завтра Вы сможете улететь домой, зная, что все закончилось на самом деле. Уверена, Ваш муж будет рад Вашему возвращению.

Я киваю.

— Крис звонит мне три раза на дню. Он говорит, об этом рассказали в местных новостях.

— Вы вернетесь домой героиней, Милли.

— Я счастлива просто вернуться домой.

— Прежде, чем уедете, у меня есть кое-что, что Вы можете захотеть оставить себе. — Она лезет в сумку для ноутбука и достает большой конверт. — Хэнк Андриссен прислал это мне по электронной почте. Я распечатала ее для Вас.

Я открываю конверт и вынимаю фотографию. Мое горло перехватывает, и с мгновение я не могу произнести ни звука. Я лишь могу смотреть на изображение Джонни. Он стоит по колено в высокой траве, с плеча свисает винтовка. Его волосы позолочены солнечным светом, а глаза окружены морщинками, потому что он смеется. Это Джонни, в которого я влюбилась, настоящий Джонни, которого временно заслонила тень чудовища. Это то, каким я должна запомнить его, в его доме — дикой природе.

— Это одна из немногих хороших фотографий, которые смог найти Хэнк. Ее сделал другой гид по бушу около восьми лет назад. Я подумала, что Вам она понравится.

— Как Вы догадались?

— Потому что я понимаю, каким душевным ударом стало осознание того, что все, что Вы думали о Джонни Постхумусе, оказалось неправдой. Он заслуживает того, чтобы помнить, кем он был на самом деле.