Игры. Нерассказанное - Дженнифер Линн Барнс

магнит для бед! Она никогда не упустит возможности вляпаться в историю, готова рискнуть чем угодно, чтобы только узнать правду, да еще и с братьями моими снюхалась! Не человек, а ходячая проблема, согласись, милая!

Шагаю ему навстречу. Нэш ленивым движением захлопывает за мной дверь и при этом еще улыбается, будто Чеширский Кот. Сперва я не понимаю почему, а потом вижу, что на внутренней стороне двери кое-что висит.

Ковбойская шляпа. Аккурат моего размера.

Тогда

Я нахожу ковбойскую шляпу в печи. Она отделана черной ленточкой, а на ленточке – моднейший принт в виде розовых черепов.

– Нэш! – возмущенно восклицаю я. За последние месяцы он подарил мне уже столько шляп, что я сбилась со счета. Сначала это был наш секрет, но с некоторых пор весь Дом Хоторнов подключился к этой игре.

Словом, ковбой оказался упрямым.

– Обернись, Либ.

Оборачиваюсь и вижу его. Он сидит на кухонном столе, покачивая длинными ногами.

Посмотрите на него, думаю я, и – на меня. Нэш Хоторн – это потертые ковбойские сапоги, дикие лошади, едва уловимые улыбки, грязь под ногтями. То, что он мастерит своими руками. Гитара, на которой он играет.

Он не может не понимать, что мы с ним обречены. Почему же он так на меня смотрит?

Мы с Нэшем не встречаемся. Но раз в неделю обязательно ходим на несвидание. С каждым разом я кидаю топоры все лучше и лучше. Он учит меня играть на гитаре.

Вот только подаренные им шляпы я по-прежнему не ношу.

Я себя знаю. Знаю, что стоит мне только в секунду слабости надеть один из его многочисленных подарков и позволить себе одурманиться самой прекрасной мечтой на свете – мечтой о нас…

Нет, невозможно.

– Скажи-ка, – говорит Нэш, откусив кусочек от моего капкейка, и медленно, коварно улыбается. – А ты вспоминаешь про Картаго?

Тогда

Вовсе я не дожидаюсь Нэша Хоторна. Да, он где-то пропадает, а я именно сегодня решила найти ответ на вечный вопрос: «Верно ли, что шоколада не бывает слишком много?» – но два этих факта никоим образом не связаны.

И я ни капельки не беспокоюсь. Нэш Хоторн – не тот, за кого стоит переживать.

Скорее тот, кто придет домой в два часа ночи в крови и с щенком на руках.

Нижняя губа у него лопнула посередине. Прямо над левой скулой – порез. Как бы мне ни хотелось разозлиться на него за то, что ввязался в драку, – я не могу.

Совершенно невозможно злиться на мужчину, который держит на руках маленького щеночка, завернутого в футболку. Прижимает его к себе, точно дитя малое.

– У тебя кровь, – говорю я. Губы у него опухли и все в кровоподтеках, не говоря уже о щеках.

Нэш производит впечатление человека, которому ни капельки не больно. Изгибает разбитые губы в улыбке. И хватает же ему дерзости!

– Это все ради нее.

Нее. Это он про собачку. Я подхожу ближе, борясь с желанием вытянуть руку и погладить бархатистые, мягкие ушки.

– Ты нарочно нарвался на драку, да? – спрашиваю я. Я ведь не просто так не спала среди ночи и совсем неспроста обчистила богато оснащенную всевозможными ингредиентами кухню Хоторнов и вымела из нее весь шоколад. У Нэша и его братьев выдались очень тяжелые, болезненные дни. Братья только узнали, что их дед был совсем не таким, как они думали, а Нэш знал про это давно, но вынужден был молчать.

– Нарываться на драку – совсем не мой стиль, Либ, – возражает он и, подняв руку, гладит щеночка по голове. Слово «нежность» даже примерно не описывает Нэша Хоторна. – Я нашел ее в переулке за баром у колледжа. Какие-то бухие студенты хотели побить ее палкой.

Нэш – не любитель открывать душу, но могу представить, что случилось, когда он услышал, как пискнул щенок.

– Пожалуйста, скажи, что обошлось без убийств. Особенно массовых, – говорю я, глядя на его опухшие губы, кровь на скуле, разбитую щеку.

Нэш жмет плечами.

– Скажем так: они очень быстро осознали свою ошибку.

Щенок фыркает во сне, и все мои тщательно выстроенные планы мгновенно меркнут. Нэш Хоторн. Голый по пояс. Щенок. Тревога, тревога, код красный!

Я уже так близко, что могу коснуться его – и ее тоже.

– Как она? – тихо спрашиваю я.

– Теплая, – деловито сообщает Нэш. Даже в приливе нежности он не теряет серьезности. – Теперь она в безопасности. Будет нашей.

– Нашей, – повторяю я. – Ты, наверное, про себя и братьев. – В этой битве мне никогда не выиграть, но надо хотя бы сохранять оптимизм. – Хоторнская собака! – Я глажу мягкую, нежную шерстку.

– Есть идеи насчет имени? – спрашивает Нэш. Щенок ерзает во сне, тычется носиком мне в руку.

Не могу я ее назвать. Как не могу и переместить руку с щенячьей мордочки на теплую грудь Нэша. А потом – притронуться к окровавленным губам.

Впервые в голову приходит мысль, что и Нэшу Хоторну порой нужна забота.

– Я не буду давать ей имя, – говорю я. – Но, если бы пришлось, назвала бы Бедой.

Тогда

На мне ковбойская шляпа. Я крашу Нэшу Хоторну ногти черным лаком.

Ноготь за ногтем. Большие пальцы – в последнюю очередь.

Потом мы ждем, пока лак высохнет.

– Либ, ты меня убьешь!

Улыбаюсь ковбойской улыбкой – как раз подойдет под шляпу!

– Я всегда умела ждать. – И мечтать. И надеяться. И устала себя за это наказывать.

Нэш смотрит на меня своими карими глазами с янтарными вкраплениями посередине радужки. Сейчас он точно далек от сдержанности.

Черная бархатная ковбойская шляпа на моей голове удивительно хорошо сочетается с моим корсетом.

Когда ногти у Нэша высыхают, он берет меня за руки и поочередно целует запястья, нащупывая губами пульс, который бьется под татуировками, которые я сделала, чтобы не забывать, что я боец. Что могу доверять себе.

И ему тоже.

Я обнимаю его за шею и глажу по щеке. Ему снова надо бы побриться, но я очень надеюсь, что он этого не сделает.

Надежды.

Надежды.

Надежды.

Тогда

Раньше, когда мне снились кошмары, я спешила поскорее выскочить из кровати, улыбнуться и подумать обо всем хорошем, что может произойти за день, – таким было мое верное средство против тьмы. И вот не осталось ни тьмы, ни страшных снов.

Теперь я просыпаюсь и сразу придвигаюсь к нему.

Даже во сне Нэш обнимает меня, точно хочет защитить от чего-то. Мы в Лондоне. Я здесь впервые, но готова