Кровь в наших жилах - Татьяна Лаас

по виду, бородатый, бровастый, неожиданно синеволосый и синеглазый. Зрачок щелевидный недобро сиял то и дело синим железом.

— Не девица — факт! З-з-значит… С-с-свободу реш-ш-шили дать? И как ж-же?

— Известно как: живая вода и мертвая вода в равной пропорции, — старательно легко, словно не о его жизни шла речь, сказал Александр. Он вытер пот, струившийся по лицу и разъедавший глаза. Михаил подался в сторону: он залечил на себе рану и теперь боль ушла.

— И?…

Кольца полоза то и дело шевелились, словно в завораживающем танце. В глазах Александра, и так больных от жара, то и дело вспышками отдавались отголоски движений полоза. Может, не лгут те, кто уверяют, что змеи танцем подавляют человеческую волю? Александр заставил себя поднять взгляд вверх и смотреть полозу в лоб, чуть выше переносицы — глазами тоже можно заворожить.

— Никакого подвоха — нас ты в качестве холопа не устраиваешь, — дипломатии в Михаиле не было, а вроде князь, вроде обучал его Константин Львович беседы вести.

Змеиные глаза на человеческой голове оценивающе посмотрели на Михаила, а потом повернулись к Александру:

— Х-х-хочешь с-с-сокола с-с-синего ж-ж-железа с-с-себе на грудь?

Пока Александр непонимающе смотрел на полоза, в ответ с явным любопытством рассматривающего его, Михаил не вовремя вмешался, еще и толкнул в бок:

— Соглашайся — равным же Лизе станешь! У вас будет равнородный брак.

Александр еле оборол в себе глупо колыхнувшуюся гордость:

— Благодарю за честь, полоз, но не хочу. Отдай железного сокола той, кто его достойна. Мне лишь помощь в поисках нужна. Пропала огненная соколица. Тебя её заставили поймать. Помоги её найти. Помоги дать ей свободу.

Голова полоза покачивалась из стороны в сторону, продолжая завораживать:

— И с-с-сил с-с-себе не х-х-хочеш-ш-шь? Без-с-смез-с-сдник?

— Скорее защитник, не выполнивший свою службу. — Признание тяжело далось Александру. Он подвел Лизу. Обещал защищать и не выполнил его. Голова кружилась. До одури хотелось пить. Мысли уже не кипели — он мало что соображал из-за полоза и жары. Только от мысли, что Лизе в разы хуже, по жилам тек лед, раздирая их.

— Х-х-хорош-ш-шо. — Хвост полоза больно ткнул в грудь. — Готовьтес-с-сь. С-с-сперва живая кровь, потом мертвая…

Александр кивнул — положение спас Михаил:

— Видимо, не хочешь ты свободы, — пробурчал он, без предупреждения зажигая огонь на своей ладони.

Полоз зашипел и дернулся назад во мрак пещеры. Михаил твердо сказал, опережая Александра:

— Сразу мертвая — живой ты уже нахлебался. И убьешь Александра — я тут же убью тебя. Сил хватит — я Золотой сокол. Поставишь на грань смерти его — я точно на столько же обескровлю тебя.

Огонь на его ладони вытянулся, превращаясь в хлыст. По пещере пронесся дикий ветер, в узел завязывающий полозов хвост. Чего это стоило уставшему Мишке, Александр не узнал — как не узнал и полоз, расшипевшийся в смехе:

— Х-х-хватит, понял, ш-ш-што с-с-силен и не вос-с-спитан. И как тебя терпят, а?

— Меня не терпят, меня любят.

Полоз приблизил лицо к Михаилу, прикрывая глаза мутной пленкой третьего века от света:

— Даш-ш-шь с-с-свободу с-с-сес-с-стре — получите вс-с-се, что х-х-хотите и даж-ж-же больш-ш-ше…

Михаил обиделся — вскинулся, задирая подбородок:

— Свободу твоей сестре я дам и без твоих посулов. Она скрыта не во мне — в жилах моего друга. Убьешь его — потеряешь сестру.

Александр улыбнулся, внезапно понимая, что это не обида в Мишке, а страх — за его жизнь.

— …Пей и помни, что сам с каждой лишней каплей забираешь её свободу, — закончил угрюмо Михаил.

Полоз, перед превращением человеческой головы в змеиную, сказал напоследок:

— Вовремя вы приш-ш-шли. С-с-самое время — пока владелец мой з-з-занят и не з-з-знает, что вы его предаете. Отпущ-щ-щу вс-с-сех-х-х, кого поймал. Только я не з-з-знаю, где ис-с-скать ваш-ш-шу с-с-соколицу. Тут вы с-с-сами… И выю мне не надо, — заметил он, глядя, как Александр расстегнул ворот рубашки. — Мне запяс-с-стья х-х-хватит.

Пальцы Александра чуть дрогнули — он понял, чем… Точнее кем может быть занят полозов хозяин. Сердце похолодело — не из-за вцепившихся в него клыков, раздирающих жилу, не из-за покидающей его крови. Из-за понимания, что сейчас, именно в этот момент Лизе нужна помощь, а он не в силах её спасти.

Огонь разгорался и в руке, и на груди, и в сердце. Жилы, точнее кровь в них, словно кипели. Рухнуть на камни пещеры ему не дал Миша — перехватил за талию и удержал на ногах.

Полоз отпрянул в сторону, облизнул длинным раздвоенным языком запястье напоследок, заживляя ранки, и тут же исчез, даже не попрощавшись и не поблагодарив.

Александра шатало, словно он опять попал в шторм, как когда-то в детстве, когда путешествовал с семьей в Стамбул на пароходе. Звуки то приближались, то отдалялись от него. Перед глазами все двоилось — похожих сталагмитов и сталактитов может быть сколько угодно, но двух Михаилов точно быть не может.

— Сашка… Мне его догнать и завязать в науз?

— Не надо…

Откуда-то, со всех сторон сразу, начали прибывать силы, причем так быстро, что тело не успевало, болью огрызаясь в ответ — так бывает после блок-браслета, когда эфир снова врывается в тебя. Казалось, еще чуть-чуть и стены пещеры обрушатся на Сашу, прихлопывая, как муху.

— Сашка, ну хоть хвост дай ему завязать, а?! Вот же холоднокровная рептилия… Найду и лапы все поотрываю… Или даже корень. Их у змей два.

— Холера… — выдохнул Саша, вспоминая, что забыл спросить о невестах. Голова летела прочь. Со свистом её покидали мысли — удержать бы в памяти главное — Лизу! Он чувствовал себя хмельным, сильно могучим и абсолютно ничего не понимающим. Только и понял, как где-то далеко полыхнул на миг знакомый эфир, чтобы тут же исчезнуть и затаится.

— Держись… — Саша вцепился в руку Миши, чтобы не потерять его тут.

— Сам держись! — возмутился тот, вливая в него ненужные сейчас силы — Сашку и так распирало, что хватило бы сил качнуть землю отсюда до самой Камчатки.

Он появившимся кромежем сделал шаг наудачу, как на маяк идя на стихший Лизин эфир и упираясь в защиту. Как муха налетает на липкую паучью паутину, так Саша влетел в неё и затрепыхался. Мишка рядом выругался и принялся помогать, разрывая эфирные плетения со встроенным для идиотов предупреждением — царским соколом.

Злость на собственное бессилие подстегивала Сашу хлеще боли, раздирающей неготовые принять столько сил эфирные каналы. Он снова сделал шаг куда-то, где должна была быть Лиза, почти кожей чувствуя её боль. Он дрожал от бессилия, и дрожала вместе с ним земля. Мишка шел