Дик Фрэнсис - Ноздря в ноздрю

— Эмма настаивала на том, что мы должны пойти в эту чертову ложу. Я не мог ее отговорить. Она и Элизабет Дженнингс готовились к этому ленчу с того самого момента, как нас туда пригласили. Я же не мог сказать ей, почему мы не можем пойти. Так?

— Вот вы и отравили обед, чтобы она не пошла на ленч?

— Да. От этого чертова Гэри требовалось подсыпать фасоли только Эмме и Дженнингсам, а этот идиот отравил всех. Даже меня, мерзавец.

— Хорошо. Это послужит вам уроком. — Я сказал ему то самое, что услышал от Каролины.

Гэри я понимал: проще отравить весь обед, чем три тарелки, которые потом каким-то образом должны были попасть к определенным людям. Ему пришлось бы договариваться с кем-то из официантов. Опять же, массовое отравление позволяло ему самому в субботу не приходить на ипподром, чтобы помогать готовить ленч.

— Но Элизабет Дженнингс все равно пришла на скачки, — напомнил я Джорджу. — Почему?

— Я понятия не имел, что у нее аллергия к грибам. Элизабет ела курицу без соуса. Я очень об этом сожалел.

«Очень, но не настолько, чтобы не прийти на похороны Элизабет, — подумал я. — Не настолько, чтобы не принести Нейлу Дженнингсу соболезнования у церкви».

— Тебе следовало спустить все на тормозах. — Он впервые встретился со мной взглядом.

— Что спустить на тормозах?

— Очень уж ты рвался выяснить, кто отравил обед.

— Разумеется, рвался.

— А я не мог этого допустить.

Я уставился на него.

— Так это вы пытались меня убить?

— Я только нанимал людей, — ответил Джордж. И угрызений совести в его голосе не слышалось.

Мне нравился Джордж. Всегда видел в нем друга, и тем не менее он дважды пытался отправить меня на тот свет. Его стараниями сначала мой автомобиль превратился в груду покореженного металла, потом он сжег мой дом и все мои вещи, а теперь стоял передо мной с пистолетом в руке и вновь думал об убийстве. На прошлой неделе я сказал Дороти Шуман, что многих людей убивают друзья. Но никак не ожидал, что жизнь наглядно продемонстрирует мне справедливость моих слов.

— Но получилось у вас не очень, не правда ли? — Я опять принялся злить его. — Готов спорить, Комарову ваши неудачи не понравились. Вы не смогли убить даже деревенского повара. Или вы ничего не можете сделать как следует? — Я чуть перефразировал слова Комарова.

— Заткнись! — в который уж раз крикнул Джордж. От злости он буквально выпрыгивал из штанов. — Это у чертова Гэри руки растут из жопы!

— Так это Гэри пытался меня убить?

Он не потрудился ответить, подошел к двери на кухню, заглянул в круглое окно.

— Почему Комаров взорвал ложу? — спросил я, сменив тему.

— Я тебе сказал, заткнись! — Джордж махнул в мою сторону пистолетом.

— Он хотел убить Ролфа Шумана? — настаивал я.

— Заткнешься ты или нет? — Он подошел ко мне, наставил пистолет мне в голову с расстояния в каких-то двенадцать дюймов.

Я продолжал гнуть свое. Возможно, выйдя из себя, он бы мог убить меня быстро, безо всяких мучений.

— Почему взорвали ложу? Это какой-то перебор. Почему он не застрелил одного Шумана, если уж хотел его убить? Тихо и без свидетелей, на какой-нибудь темной улочке в Висконсине?

— Комаров не любит по-тихому, — ответил Джордж. — Нужно показать, кто в доме хозяин, вот что он сказал. Показать всем, что он настроен серьезно. Шуман крал у него, а воров Комаров не выносит. И хотел, чтобы все это уяснили. — Джордж определенно повторял те самые слова, которые сказал ему Комаров.

«Странная логика, — подумал я. — Шуман оказался вором, вот Комаров и попытался его убить, но при этом он убил девятнадцать невинных человек, в том числе очаровательную Луизу и честно исполнявшую свои обязанности Мэри-Лу, не говоря о десятках раненых». Комаров являл собой зло.

Из-за двери на кухню донесся крик, потом выстрел. Я насмерть перепугался. Молил бога, чтобы стреляли не в Каролину.

Джордж попятился от меня, вновь заглянул в круглое окно в двери. Прогремел второй выстрел, третий, раздались крики. Оставалось только сожалеть, что соседей у нас нет. Иначе кто-нибудь услышал бы выстрелы и вызвал полицию.

Вернулся Комаров.

— Снаружи кто-то есть. Думаю, если я их не убил, то ранил. Иди и прикончи их. Я послал туда и Гэри, так что смотри не подстрели его. — Джордж, похоже, колебался. — Джордж, поторопись!

Джордж вышел за дверь, всем своим видом показывая, что идти ему ужасно не хочется. В охоте на людей с пистолетом и в темноте он был явно не силен. Но ему следовало хорошенько подумать, прежде чем связываться с такими, как Комаров.

— Зачем вам нужен этот шарик? — спросил я Комарова. — У вас же их сотни.

— Зачем мне нужны сотни? — спросил он. В голосе послышалось любопытство. Ему хотелось выяснить, что мне известно. Следовало мне ему сказать? Имело это значение?

— Чтобы закладывать в лошадей, — выложил я.

Мои слова произвели ошеломляющий эффект.

Он побледнел как полотно, его рука дрогнула.

— Кто об этом знает? — Он даже возвысил голос.

— Все, — ответил я. — Я рассказал полиции.

Я не ожидал, что мои слова спасут меня, совсем наоборот. Просто надеялся, что смерть будет быстрой.

— Ты поступил безответственно. — Голос стал обычным. — За это ты умрешь. — Я и так знал, что умру. Ничего не изменилось.

Он начал обходить меня. «Хорошо, — подумал я, — он выстрелит мне в затылок. Я ничего не увижу и не почувствую. Просто… уйду».

И когда Комаров уже обошел мое плечо, Каролина вошла в распахнутую дверь и ударила его в лицо своим альтом. Со всего размаха, держа обеими руками за гриф. Удар был такой силы, что от бедного альта остались рожки да ножки. Гриф сломался, корпус разлетелся в щепки, но, что было для меня главным, Комаров повалился на пол. Каролина сама была на грани обморока. По щекам катились слезы.

— Быстро! — крикнул я ей. — Возьми нож! — Она посмотрела на меня. — В том буфете. В верхнем левом ящике. — Она направилась к буфету, вернулась с острым ножом для резки стейков. Посетителям я их обычно не давал, полагал, такой нож — признание, что стейк может быть жестким, но несколько на всякий случай держал под рукой. И слава богу. Однако даже ножом разрезать намотанную в несколько слоев клейкую ленту оказалось нелегко. Каролина все-таки справилась, от отчаяния и ужаса, боясь, что Комаров может очнуться в любую секунду.

Едва моя левая рука освободилась, я сказал Каролине:

— Быстро возьми у него пистолет и дай мне.

Падая, Комаров не выпустил пистолет из руки.

Каролина наклонилась и выхватила его из пальцев убийцы, когда тот уже начал приходить в себя. Отдала пистолет мне, выдавила из себя улыбку, вновь принялась резать клейкую ленту, теперь освобождая правую руку. И тут я вспомнил про взрывчатку. Где пульт дистанционного управления? У Комарова в кармане?

Каролина принялась за мои ноги, но дело шло крайне медленно. Комаров очнулся и наблюдал за происходящим. Кровь текла из носа на рот, подбородок, стекала по шее. Он поднес руку к лицу и поморщился. Думаю, Каролина сломала ему нос.

— Ни с места, — приказал я, нацелив на него пистолет.

Он приподнялся на левом локте и сунул правую руку в карман.

— Держите руки так, чтобы я мог их видеть.

Он вытащил руку из кармана, и я заметил в ней маленькую плоскую черную коробочку с красной кнопкой по центру. «Боже, — подумал я, — мои ноги! Неужели он нажмет на кнопку? Но ведь он погибнет и сам. Застрелить мне его? Если я выстрелю, успеет он нажать на кнопку? Нажмет, если не выстрелю?»

Я наблюдал за ним и видел, что он просчитывает варианты. Если я действительно сообщил в полицию, его империя рушилась. Он, конечно, мог попытаться сбежать в Россию или Южную Америку, но вдруг ему уже перекрыли пути отхода? А это означало, что его ждет пожизненное заключение. Организаторы таких взрывов, как на ипподроме Ньюмаркета, не могли рассчитывать на досрочное освобождение.

И внезапно я почувствовал, что он намерен сделать: взорвать нас всех и поставить жирную точку.

Я наклонился, опустил руку и за провода выдернул детонатор из пластиковой взрывчатки. Зашвырнул его через обеденный зал. Комаров нажал на красную кнопку, но слишком поздно. Детонатор взорвался в воздухе, никому не причинив вреда. Словно из бутылки шампанского вылетела пробка.

Поняв, что просчитался, Комаров пришел в ярость. Начал подниматься с пола.

— Оставайтесь на месте, — повторил я. Мои слова он проигнорировал, встал на колени. — Я буду стрелять. — Но он продолжал подниматься.

Вот я и выстрелил.

Удивился, как это легко. Направил на него пистолет и нажал на спусковой крючок. И выстрел прозвучал не так громко, как я ожидал: обеденный зал размерами значительно превосходил вестибюль, где Комаров застрелил Ричарда.

Пуля попала ему в правую ногу, повыше колена. Я не целился именно в ногу. Я — правша, но из-за гипса пришлось стрелять с левой руки. Просто нацелил пистолет ему в пупок и выстрелил. Если б целил в ногу, скорее всего, промахнулся бы. Комаров выронил дистанционный пульт управления, двумя руками схватился за рану и вновь повалился на пол. Из ноги текла кровь, и я задался вопросом: а не повреждена ли артерия? Сам Комаров меня особо не волновал, но он пачкал дорогой ковер обеденного зала.[44] Я подумал, не выстрелить ли в него еще раз, уже в голову, чтобы остановить кровотечение. Слишком много вытекало крови, алой, насыщенной кислородом крови. Потом решил, пусть течет. В конце концов, лилась не невинная кровь, а ковер я мог и заменить.