Непогрешимый предводитель - Эван Хантер

том роскошном элитарном районе, известном как Стюарт-сити. Здесь же она жила в квартирке, соседствуя с несколькими мебельными складами и двумя автостоянками. Был вторник, 8 января. Карелла и Клинг добрались к ней к 11 часам. Термометр поднялся совсем немного, температура колебалась около пятнадцати градусов. Филлис Кингсли встретила их, завёрнутая в афганский домотканый плед и сказала, что всю ночь в доме не топили, и сейчас ещё отопление не заработало. Они вошли в гостиную, где стекла заиндевели.

— Мы поняли так, что вы можете опознать одну из жертв убийства, — сказал Карелла.

— Да, — ответила Филлис. Ей было под сорок, ярко-рыжие волосы и зелёные глаза придавали ей вид совершенной ирландки. Светлая кожа вся в веснушках. Отнюдь не красавица. Что-то в её манере говорило о беззащитности. Детективы ждали, что она скажет дальше после этого «да». Когда стало ясно, что ничего не последует, Карелла спросил:

— А кто он, вы можете сказать?

— Мой брат, — ответила она.

— Как его имя?

— Эндрю Кингсли.

— Сколько ему лет? — спросил Карелла. Как только женщина начала говорить, он молча обменялся взглядом с Клингом. Тот сидел немного сбоку от неё, не попадая в её поле зрения, и тут же записывал её ответы в блокнот, а Карелла продолжал задавать вопросы. Это позволяло человеку легче разговаривать.

— Ему было двадцать восемь, — ответила Филлис.

— Где он жил? — спросил Карелла.

— Здесь. Временно. Он приехал из Калифорнии несколько недель назад.

— У него была работа?

— Нет. То есть, там, на побережье, была. Но он бросил её и приехал сюда.

— Что это была за работа?

— По-моему, официант в ресторане на трассе. Там много таких, где гамбургеры подают проезжающим.

— А почему он приехал сюда, мисс Кингсли, вы можете сказать?

— Да знаете, он сказал, что многое повидал и передумал там, на западе, что он внутренне определился, понял, что ему нужно, и поэтому захотел вернуться на восток, чтобы воплотить свои идеи.

— А какие идеи?

— У него были всякие идеи о гетто и о том, как можно бы помочь там людям. Он работал здесь в Уоттсе.

— А что за работа была?

— Он организовал драматический кружок для чёрных ребят в Уоттсе. Когда он учился в колледже, он специализировался по режиссуре. Да, собственно, из-за этого он и уехал в Калифорнию. Он хотел найти работу или в кино или на телевидении, но, знаете... — она пожала плечами и сцепила руки на коленях.

— Когда он приехал сюда точно, мисс Кингсли? Из Калифорнии, то есть. Вы помните?

— Вчера было как раз две недели.

— И он жил здесь? В вашей квартире?

— Да. У меня есть лишняя комната.

— Он здесь кого-нибудь знал? Кроме вас?

— Он здесь родился и вырос. Он знал очень много людей.

— А другие, там, на фото в газетах?

— Нет, — она отрицательно покачала головой.

— Вы больше никого там не узнали?

— Нет.

— Вы не можете сказать, что кто-нибудь из них был знакомым вашего брата?

— Там для меня все неизвестные.

— А у него были знакомые среди чёрных? Или пуэрториканцев?

— Да.

— Вы когонибудь из них встречали?

— Нет.

— Но, может быть, хоть кого-нибудь видели?

— Да, один раз он приводил одного сюда вечером.

— Белого?

—  Да.

— А его имя вы не помните?

— Дэвид Харрис.

— Ваш брат представил его как своего приятеля?

— По-моему, они только что познакомились.

— Вы не знаете, чем он занимается?

— Он не сказал. У меня такое впечатление... — она покачала головой.

— Да, да, какое?

— Мне он не понравился.

— Почему?

— Не знаю. Он показался... Мне кажется, он нехороший человек.

— Что вас заставило так думать?

— Он казался каким-то... жестоким. У меня было чувство, что он способен на что-то ужасное. Мне было не по себе. Я рада, что Энди больше его не приводил сюда.

— Какого он возраста?

— Думаю, за тридцать уже.

— Где живёт, не знаете?

— В Квортере, по-моему. Он упомянул Одибон-авеню. Это ведь Квортер?

— Да. Что ещё вы можете рассказать о нем?

— Вы думаете, это он убил моего брата?

— Пока мы ничего не можем сказать, мисс Кингсли.

— Уверена, что он, — сказала Филлис и тихо кивнула, — у него такой вид, что он может убить.

— Как он выглядел?

— Очень высокий и, скорее, красивый. Смуглый, каштановые волосы, довольно длинные.

— Когда они приходили к вам?

— Неделю назад? Шесть дней? Не помню точно.

— Когда вы в последний раз видели брата живым?

— Вечером в воскресенье.

— Он сказал вам, куда идёт?

— Сказал, что по делу, в центр.

— Куда именно?

— Сказал только, что в центр.

— А по какому делу?

— Не сказал.

— А во сколько он ушёл отсюда?

— Около шести вечера.

— Он сказал, когда вернётся?

— Нет.

— А вы ждали его назад?

— Да и так, и сяк. Он часто не возвращался на ночь. У него был свой ключ от дома. Он взрослый. Я поэтому никогда и не спрашивала его, когда да куда...

— В чём он был одет в тот последний раз?

— Флотская бежевая куртка, ковбойка, тёмные брюки... коричневые или синие, не помню.

— Шляпа? Перчатки?

— Чёрные кожаные перчатки, без шляпы.

— Шарф?

— Нет.

— Бумажник? Ключи?

— У него чёрный кожаный бумажник; думаю, он был с ним. Единственный ключ у него был — это ключ от дома.

— Нам крайне необходимо знать, куда он мог направиться в ту ночь, когда его убили, мисс Кингсли. Может быть, он вёл дневник или записную книжку или хотя бы календарь, где мог делать пометки?

— Я вам покажу его комнату, — сказала Филлис и поднялась с места, туже натянув плед на плечи. Она повела их по квартире. Всего было четыре комнаты — гостиная, в которой они разговаривали, кухня и две спальни.

Комната Эндрю Кингсли была в конце длинного глухого коридора. На стенах коридора висели фотографии людей, одетых по моде тридцатых, сороковых и пятидесятых годов. Карелла подумал, что это семейные фотографии. Они могли быть сделаны в любом ателье города. Или в любом ателье