Терракотовая фреска - Альбина Юрьевна Скородумова

с детства мечтала уехать на историческую родину. В Оксановке ее не любили. Обычно и русские, и немецкие ребятишки держались все вместе, только когда играли в «войнушку» делились на своих и чужих. А ее не брали ни в одну команду, хотя бегала она быстрее многих пацанов. Девчонок в Оксановке было почему-то немного, мальчишек было раза в три больше. На фоне такого мужского окружения, Клара и сама была пацанкой – ходила в брюках или шортах, любила лазать по деревьям, но все равно мальчишки в ее свой брутальный мужской круг принимать не хотели. Поэтому играм на улице она предпочитала чтение.

В школе преподаватели всегда неохотно ставили ей «пятерки» по русскому языку и литературе, вполне заслуженные, между прочим, мотивируя тем, что она «плохо работает над русским произношением». А еще ее все дразнили «Кларой Цеткин», хотя у фамилий Кейдер и Цеткин нет абсолютно ничего общего. Поэтому ей очень хотелось уехать в Германию…

А когда этот сложнейший переезд состоялся, она стала очень скучать по казахстанским просторам, алтайским горам и особенно по соседям – тете Вале и дяде Андрее Валовым, к которым по субботам они ходили в баню, а потом ели домашние пельмени… Ух, как же часто она вспоминала эти субботние посиделки.

Когда пришла пора выбирать профессию, Клара решила поступать на исторический факультет, а специализироваться – по истории Китая. Почему Китай? Потому что он граничит с рудным Алтаем, где она родилась и откуда так хотела уехать. А теперь, переехав в самый центр просвещенной Европы, скучала по своей малой родине до слез… Поэтому и выбрала для себя синологию, которую решила изучать в Гамбургском университете. Параллельно она стала изучать китайский язык, в результате чего с годами превратилась в первоклассного специалиста по синологии.

В Гамбурге она и познакомилась с Гюнтером Зоммером, знакомство переросло в многолетнюю дружбу, которой оба – и Гюнтер, и Клара – очень дорожили.

Клара добилась гранта на организацию экспедиции в Дуньхуан, собрала группу из лучших немецких специалистов и нашла спонсоров. Как ей это удалось, для Гюнтера и остальных членов групп осталось загадкой. Она умела хранить свои секреты не хуже, чем Великая Китайская стена.

При всем уважении к профессионализму Клары, Марина очень сомневалась в ее организаторских способностях. Клара была патологически беспомощна в организации быта. Дома у нее царил полный хаос, несмотря на немецкую педантичность и любовь к порядку. Возвращаясь из командировок, Клара с остервенением бросалась на борьбу с пылью и грязью, уничтожала микробы и грязь, до дыр протирая резиновые перчатки. Однако при этом книги у нее лежали аккуратными стопочками рядом с письменным столом, а не стояли на полках, записи и наброски монографий были подшиты в пронумерованных папках, которые «жили» в ванной комнате, на полочке вместе с флаконами и тюбиками, или на кухне, где-нибудь между микроволновкой и хлебницей.

Клара любила порядок, «но странною любовью». Как при этом она смогла бы руководить группой ученых за тысячи километров от цивилизованной Германии, на раскопках в заброшенной местности, более всего беспокоило Марину. Вся надежда была на рассудительность Гюнтера и его умение быстро мобилизоваться в любой нестандартной ситуации.

Сейчас он как раз в Германии заканчивал приготовление к экспедиции, которую решено было начать в начале апреля, после праздника «цинмин», когда в районе Дуньхуана установиться ровная теплая весна. Праздник «цинмин» отмечается на 15-й день весеннего равноденствия, обычно 4 или 5 апреля, когда дневная температура начинает стремительно расти и устанавливается теплая, комфортная погода. В это день в Китае официальный выходной, люди выезжают на пикники, посещают могилы усопших родственников на кладбищах, а вечером – запускают в небо яркие фонарики. Красивый праздник, чем-то напоминающий нашу Пасху.

Глава третья

Западный Китай,

весна 1921 года

Павел Петрович Ремизов никак не мог выбрать время, чтобы навестить профессора Немытевского в Безеклыке. Сначала среди солдат начались волнения, связанные с сильным отравлением большой группы людей, человек в тридцать, которые тяжело переносили болезнь. Люди, уставшие от безделья и полной неопределенности, казалось, только и ждали случая, чтобы «взорвать» свое унылое существование, а тут еще это отравление. Полковой эскулап Кацебо причиной отравления посчитал мясо, которое солдаты приобрели у местных жителей в небольшой деревеньке. Как только он высказал свое предположение, здоровые парни решили тут же идти в деревню и учинить там полный разгром. Ремизову пришлось с оружием в руках усмирять недовольных, а доктору за такие необоснованные предположения он в следующий раз пообещал самолично прострелить череп, чтобы впредь было неповадно.

В последнее время усмирять засидевшихся на одном месте солдат стало все труднее. А от генерала Бакича по-прежнему не было никаких известий. Доктор Кацебо, не на шутку пристрастившийся к алкоголю, становился невыносимым. У солдат доктор пользовался авторитетом, вполне, кстати, заслуженным, так как мог вылечить любого заболевшего воина. На поле боя, в экстремальных условиях он мог прооперировать раненого, в мирное время мог без особого труда по виду больного определить диагноз и за два-три дня поставить заболевшего на ноги. Но в нынешних условиях, после перехода китайской границы и размещения в пещерах Могао, когда перспективы пребывания русской армии в Китае были совсем не радужные, Кацебо затосковал. Он скучал по семье, о которой много месяцев не имел вестей, о былых подвигах во славу царя-батюшки и русского отечества, о и чем-то еще, так сильно печалившем его. Скучал и пил, пил и скучал.