Андрей Константинов - Дело о глиняных Буддах

Обо всем этом стоило поразмыслить. Но позже, позже… Надо как-то добраться до телефона. Я ведь собирался звонить не одному Вересовскому.

Я отыскал круглосуточный магазин. Продавщица странно посмотрела на мою разукрашенную физиономию, но журналистские корочки немного сгладили недоверие. После десятка гудков на том конце провода сняли трубку.

— Да… Какого черта… Три часа ночи… — Ну вот и пришлось сквитаться с Повзло за его утренний звонок.

— Коля, это Соболин, прости Христа ради, но у меня умопомрачительные новости…

— Вовка, ты охренел совсем. Ты куда про пал? Анюта дома с ума сходит.

— Ты можешь меня выслушать? Вересове кую задержали только что в «Трех семерках» с двумя дозами героина.

На том конце трубки повисла пауза. Пока Николай приходил в себя, я в двух словах описал ему наши с художницей приключения, опустив наиболее интимные подробности.

— Что мне теперь делать? — спросил я.

После некоторой паузы Повзло посоветовал вернуться в милицию и не выпускать Вересовскую из виду.

— Да она же в камере сидит…

— Утром ее выпустят, если не раньше. На Литейном, поди, уже шорох стоит.

— А как мне сообщить папаше? Карточку-то у меня уперли.

— Думаю, что Вересовскому сообщат и без тебя. В Главке доброхотов-лизоблюдов хватает.

— Ладно, пойду заступать на пост. Коля, ты Анюте позвони сам, обрисуй ситуацию, а то мне второй раз позвонить уже не дадут.

Повзло пообещал позвонить.

Примерно в то же время телефонный звонок раздался в квартире на Петроградской стороне. Трубку взял облаченный в желтую хламиду, наголо обритый молодой парень.

— Да…

— Намгандорж, это я, Татьяна.

— Я узнал. Есть новости о вашей гостье?

— Ее задержали в каком-то баре с наркотиками…

— Где она сейчас?

— В милиции. Больше я ничего не знаю.

— Спасибо, Таня.

Монах повесил трубку и повернулся к напарнику:

— Надо срочно изымать товар. Пошли людей. Тот молча кивнул.

Подворотня напротив милицейского отделения — не лучшее место из тех, где мне приходилось проводить ночи. Я притаился в тени, чтобы не мозолить глаза постовому с автоматом у дверей. Хорошо еще удалось отыскать какой-то ящик, на нем я и пристроился, скорчившись и пытаясь хоть как-то не растерять тепло под своей легкой курткой. В боковом кармане что-то брякнуло. Я сунул руку внутрь.

Глиняная фигурка раскололась, когда крепыш отправил меня в нокаут и я поддался действию земного притяжения. Среди темных осколков белел какой-то порошок — высыпался из Будды, когда статуэтка разбилась. Порошка набралась почти полная пригоршня. Я осторожно лизнул его кончиком языка. Я не эксперт и не наркоман, но привкус кокаина сложно перепутать с чем-нибудь еще: очень резкий кисло-горький привкус. Из листка блокнота я сделал кулек и аккуратно ссыпал в него порошок. Вместе с осколками Будды сунул сверток в карман куртки.

В сумочке у Ланы — героин, а в Будде — кокаин. Интересная картина. Начнем с сумочки: откуда он там? Сама Вересовская положила? Но тогда каким образом про эти пакетики узнали в милиции? Была ли художница наркоманкой? Судя по тому, что я про нее успел узнать — нет. Да и в сумочке не было ни шприца, ни других необходимых для приема героина приспособлений.

Несмотря на сотрясение, голова работала хорошо. Поверим Вересовской на слово — она не наркоманка. Значит, героин ей кто-то подложил. Учитывая последние политические события и взлет карьеры ее папаши, версия не лишена правдоподобия. Дочь-наркоманка — что может лучше скомпрометировать новоиспеченного секретаря Совета Безопасности? Неизвестный и драчливый крепыш, которого я не собирался сбрасывать со счетов, подтверждал эту версию. Даже если наркоту подкинул не он, то, по крайней мере, ему было о ней известно.

Кокаиновый Будда. Хороша задумка: послать местной буддийской общине ящик с фигурками Будды. Такие в каждом дацане (и наш, питерский, не исключение) продаются по десять-двадцать рублей за штуку всем желающим. И ведь никто не подумает, что внутри может быть кокаин — на несколько тысяч долларов! Знача ли Лана о начинке в этой посылке? Неизвестно.

В подворотне посерело. Наступало утро. С улицы донесся шум подъехавшего автомобиля. Я выглянул из своего укрытия. От джипа к отделу милиции спешили несколько человек с камерой, треногой, осветительными приборами и микрофонами. Во главе вышагивал скандальный телерепортер, краса и слава питерского телевидения, временно переместившийся в кресло депутата Государственной Думы.

Следом с перекрестка выворачивала целая кавалькада машин, на этот раз милицейских «фордов» и «вольво» с мигалками. Процессия остановилась возле милиции. Из «вольво» высунулись генеральские лампасы, увенчанные фуражкой. Я узнал народного генерала, нынешнего главу ГУВД. Теперь мне уже было не пробиться в помещение. Но поближе ко входу в отделение я просочился.

Минут через семь вся компания вывалила обратно на улицу, первыми — телевизионщики с нацеленными на крыльцо камерами. В дверях появился генерал с Вересовской. За ними тянулось милицейское начальство рангом поменьше, лампасами поуже.

— Мы, Лана Викторовна, пошли вам на встречу, — генерал распахнул перед художницей дверцу машины, — помните, вы теперь обязаны явиться по первому вызову следователя.

— Лана, — я отчаянно помахал ей, уже ныряющей в нутро генеральской «вольво».

Она нашла меня взглядом. Что-то шепнула генералу. Тот нахмурился, но дат знак пропустить меня к машине. Я плюхнулся на сиденье рядом с Вересовской.

— Это Володя… мой знакомый, мы вместе были вчера вечером, — пояснила девушка главному милиционеру города.

— Куда вас отвезти, Лана Викторовна? — поинтересовался генерал (меня он ни взглядом, ни тем более словом не удостоил).

— На Пушкинскую, — ответила Вересовская.

— Может, лучше в гостиницу?

— На Пушкинскую.

Процессия медленно ехала по направлению к «Дыре». Нас высадили рядом с небольшим сквериком. На прощание генерал еще раз предупредил Лану о необходимости явиться по первому слову следователя для дачи показаний.

Второй раз за последние двадцать четыре часа я поднимался по этой лестнице. Вот и нужный этаж. Лана потянулась к кнопке звонка.

— Не трезвонь, открыто, — я толкнул старую деревянную дверь, и она со скрипом подалась в сторону.

В галерее было темно. Лана нашарила на стене выключатель. Под потолком вспыхнула лампочка.

— Что ты теперь собираешься делать? — поинтересовался я.

— Залезть под душ, а потом в постель… Фарух!.. — позвала Лана хозяина.

Но про постель тут же пришлось забыть. Фарух лежал на полу в той комнате, где были составлены ящики с инсталляцией. Кровь, натекшая из располосованного от уха до уха горла, уже успела свернуться. С момента убийства прошло часа четыре, не меньше.

Мне пришлось зажать Лане рот. Она билась в моих руках и кусалась, но я держан крепко. Несколько пощечин наконец привели ее в чувство.

— Только не надо кричать, ладно? — твердо попросил я.

Девушка кивнула.

— Посмотри, что-нибудь пропало? Но ничего не трогай.

Лана обошла комнату, стараясь не ступать в лужу крови.

— Ящик. Ящик с Буддами. Все остальное на месте.

Теперь я и сам видел, что раскуроченного, а потом на живую нитку заколоченного мной ящика в комнате не было.

— Пойдем отсюда, — я потянул свою спутницу за руку.

Мы сидели на кухне и курили.

— Надо вызвать милицию… — Лану трясла нервная дрожь — кончики пальцев так и ходили ходуном, да и голос дрожал.

— Вызовем… Только скажи мне, зачем убийцам какие-то глиняные фигурки? — я знал ответ, но мне хотелось услышать, что скажет Лана.

— Не знаю, не знаю… — она согнулась в три погибели и уткнулась лицом в коленки.

Кухня была уставлена водочными бутылками. Почти все они были пусты. Но полстакана водки я все же нацедил. Лана поперхнулась, когда я силой влил ей в рот обжигающую жидкость. На щеках ее проступил румянец, глаза приобрели осмысленное выражение.

— Лана, вся проблема именно в этих Буддах. Кому нужен слепой художник? Кому он мог перейти дорогу? Вероятнее всего, он помешал тем, кто пришел за этим твоим ящиком. Кто же про него знал, кроме тебя?

— Только те, кому я его должна была передать. Люди из буддийской общины.

— Кто они такие?

Лана толком не знала. Эти два молодых монаха прибыли в Россию из Внутренней Монголии всего месяца три назад, чтобы нести свет веры и искать новых адептов древнего вероучения. Одного звали Намгандорж, второго — Юржагин. Ей поручили им позвонить по приезде и сообщить, что привезла посылку. Забрать ящик должны были они сами. В лицо она их не знает, но какие-то два желторясника были на тусовке. Может быть, это были они.

— В ящике было что-то еще, кроме Будд? — спросил я.

— Я его даже не открывала.