Михаил Петров - Гончаров подозревается в убийстве

- Умный сильно? Иди, Марсель, буди.

- Как знаете, но на следствии я обязательно скажу, что советовал вам этого не делать.

- Ладно, садись, Марсель, может, он и прав. А откуда ты такой умный?

- Да нет, не умный я, просто кажусь таким на вашем фоне.

- Марсель, отведи его в огород, подальше, и поучи хорошим манерам.

От самосуда меня спас белый "жигуленок", остановившийся возле калитки. Из него не торопясь вышли четыре мужика в штатском. Заметив их, старший отменил наказание и поспешил навстречу.

Оставив нас на веранде под присмотром исполнительного Марселя, они прошли в дом. Через закрытую дверь, как я ни прислушивался, было не разобрать, о чем они бубнят. Наверное, совещаются, как бы половчее привязать к этой мокрухе непорочную, детскую душу господина Гончарова. Только не на того нарвались! Так просто я им не дамся, есть судмедэкспертиза, на которую я вполне полагаюсь.

Господи, что сейчас будет! В дверях, чуть пошатываясь, стояла хозяйка. Она недоуменно смотрела то на меня, на мои закованные руки, то на сержанта. Было видно, как в ее голове со скрежетом проворачиваются похмельные шестеренки, чтобы дать логичное толкование увиденному. Видимо, ничего путного не придумав, она простодушно спросила:

- Господи, что здесь происходит? Коська, ты почему в наручниках?

- Зоя Федоровна, пройдите в комнату Валеры, - ответил я и отвернулся, чтобы скрыть радость; я был прав, она к этой истории не имеет никакого отношения.

- Туда нельзя, - попытался остановить ее сержант, но опоздал, она успела прошмыгнуть, уже предчувствуя недоброе.

Крик сумасшедшей бабы раздался через секунду. Прекратился он внезапно, как будто его обрубили. Я напрягся, готовый прийти к ней на помощь, но... этого я ожидал меньше всего и потому к такому повороту дела не был готов.

Она выскочила, как черт из табакерки, и с воплем "Убью гада!" всадила в меня кухонный нож. Если бы не Марсель, который в самый последний момент стушевал удар, лежать бы мне во сырой земле рядом с казаком Шмарой. Он отвел лезвие, направленное в грудь, и нож насквозь прошил мне бицепс правого плеча. Пока они всей толпой вязали невменяемую хозяйку, я сидел и соображал, стоит мне вытаскивать торчащий из руки нож или нет. Мои сомнения разрешил так кстати прибывший медэксперт. Он туго перетянул руку, вытащил нож и занялся своим основным пациентом, а меня под конвоем моего спасителя отправили в больничку.

Через два с лишним часа, бледный и перевязанный, я был доставлен в мрачноватое здание городской милиции, где мою персону, щелкая от нетерпения зубами, уже поджидал следователь - толстый черный мужик по имени Автол Абрамович Окунь. Дружески взяв под локоть здоровой руки, он усадил меня в кресло:

- Как самочувствие?

- Прекрасно, я только для того и ехал к морю, чтобы меня здесь дырявили, зашивали и подозревали в убийстве.

- Константин Иванович, дырявили не мы, зашивали тоже, а подозревать такова специфика нашей работы, и вам это хорошо известно.

- Это почему? Что, уже успели позвонить на родину?

- Да, только что, В общем, о вас у меня заочно сложилось хорошее впечатление, но убийство есть убийство, никуда от этого не денешься. Будем работать?

- Будем, можно подумать, я могу сказать что-то иное.

- Ну вот и отлично. Кофе хотите?

- Хочу, если с коньяком. "... А штабной имел к допросу странную привычку, предлагает папиросу, зажигает спичку..."

- А, Эдуард Багрицкий, любимый поэт, вам сколько коньяку?

- Коньяку больше, чем кофе. Антон Абрамович, чтобы облегчить вашу задачу, хочу вас сразу же поставить в известность - у меня стопроцентное алиби. Дома меня не было с половины седьмого до двенадцати часов, и это могут подтвердить по крайней мере пять человек. Вам остается только подождать заключение экспертизы. Когда время его смерти вам будет известно, все вопросы отпадут сами собой.

- Алиби, алиби, - поморщился следователь. - Если я кого-то захочу убить, то запасусь кучей этих алиби, разве не так?

- Так, но только через знакомых людей. Моими же гарантами будут выступать свидетели случайные и совершенно нейтральные. Как вы отнесетесь к этому замечанию?

- Со всей серьезностью, но как, по-вашему, мы должны искать этих случайных свидетелей? Не ходить же по улице с вами на поводке?

- Хоть это и ваша прямая обязанность, но я помогу. Во-первых, нужно опросить карточного шулера, что хрустит картами на песчаном пляже. Наверняка он вам знаком - молодой симпатичный парень с горбатым носом.

- Я знаю, о ком вы говорите, дальше.

- Седой, пожилой грек, что продает чебуреки там же.

- Понятно, записал, кто еще?

- Женщина по имени Марина, с ней я пробыл на пляже до десяти часов.

- Куда же вы отправились потом?

- Хм, э-э-э, видите ли... Как вам сказать... Мы ушли вместе с ней...

- И куда же вы ушли вместе с ней?

- К ней домой, она снимает комнату рядом с пляжем.

- И конечно, уединились до двенадцати часов?

- Можно сказать и так.

- Этого я и ожидал, здесь и вылезло гнилое звено в цепи разработанной вами версии. С той женщиной вы переспали, и она таким образом из беспристрастного свидетеля превратилась в заинтересованное лицо. Ушли вы от нее не в двенадцать, а в одиннадцать, но при этом вы договорились, и теперь она будет нам односложно отвечать: "Двенадцать, двенадцать, двенадцать". Я прав?

- Вы были бы правы, если бы меня на выходе не видела ее хозяйка.

- С хозяйкой тоже можно столковаться, если уговор подкрепить некоторой суммой.

- А кроме нее, мое возвращение наблюдал Георгий Какоянис, что продает вино напротив дома. - Упорно я продолжал приводить доводы.

- Я с ним беседовал и знаю, что до приезда сержанта вы имели с ним разговор. Согласитесь, что очко не в вашу пользу.

- Господи, ну а показаниям Прокопчука вы верите?

- Я не девушка, чтобы верить или не верить. Он показывает, что не заметил, когда вы пришли, он только помнит, когда вы выбежали из дому и начали приставать к нему с дурацкими вопросами, а потом повели к трупу.

Такой подлянки я не ожидал, на мгновение у меня даже перехватило дух.

- Что? Что вы сказали? Вы не ошиблись? Этот чебурек с говном действительно так сказал? Но ведь я прошел перед его носом дважды... Вы не лжете?

- Подумайте сами, какой смысл мне лгать. На пушку я вас брать не собираюсь, вам эти хохмы известны давно...

- Я требую очной ставки. И еще, пока не поздно, проверьте, пожалуйста, такой факт. Перед тем как войти в дом, я принял душ. Когда я туда вошел, там было сухо. Мое полотенце тоже сухое. Оно розовое в красную полоску, теперь, после того как я им вытерся, оно должно быть мокрым. Пока не поздно, проверьте.

- Нет в этом нужды, вы меня убедили, хотя я с самого начала предполагал, что вы к этому делу непричастны.

- Какого же черта...

- Успокойтесь, ваших случайных свидетелей проверить все равно придется, но такова работа. Сейчас покажете мне дом вашей любовницы, а потом я вас отпущу, как только напишете подписку. И паспорт пока побудет у меня.

- Спасибо вам. Если не секрет, кого вы подозреваете?

- Пока мне ответить нечего.

- А Зою Федоровну Климову вы отпустили?

- Нет, ей, как и Прокопчуку, придется задержаться.

- Они так же виновны, как и я.

- Вы в этом уверены?

- По крайней мере в ней, а знаю я ее уже больше тридцати лет.

- Да, она что-то такое кричала. У нее алкогольный психоз.

- Возможно, но тогда она тем более не способна на столь продуманное убийство. Возьмите у нее кровь на анализ, и сразу станет ясно, что с такой степенью опьянения она не смогла бы раздавить даже таракана.

- Наверное, но отпускать ее я просто не имею права. Тем более она пыталась вас убить, и естественно, я обязан по этому факту завести уголовное дело.

- Она пыталась меня убить? Какая чушь! Первый раз об этом слышу. Кто вам сказал? Плюньте тому в глаза. Я поскользнулся и упал на нож в саду, когда пытался срезать ореховую ветку. Истину вам говорю. Я и в травмпункте сказал то же самое. А чего там кто напридумывал, я и знать не знаю.

- Я вас понял. Наверное, Марсель ошибся. Надо будет завтра еще раз его расспросить. Он был очень перепуган видом крови.

- Конечно, оно и понятно, совсем еще молодой.

- Ну да, щенок, что с него взять. Кстати о щенках, есть у меня одна задумка, о которой я не имею права вам говорить. Подумайте о ней на досуге.

Возле дома Марины я больше получаса просидел в машине, ожидая, пока Окунь закончит опрашивать ее и хозяйку. Конечно, с моей стороны было довольно-таки большим свинством ее подставлять, но другого выхода я не видел. Домой я возвратился в полном изнеможении, с противно ноющей болью в руке. Мне было нехорошо, и не только физически. Почти осязаемая тревога темной, душной волной накрыла меня, когда я вошел во двор. Несмотря на солнечную улицу и гоготанье отдыхающих, мне казалось, что вокруг стоит мертвая гнетущая тишина, которая вот-вот должна взорваться.