Наталья Андреева - Нагадали мне суженого

Ознакомительный фрагмент

– Борислав Семенович, где там мой Эмилька шатается?

Вы уже поняли, что Бориславу Семеновичу от тридцати пяти до сорока, а Эмиль еще мальчик, ему нет и десяти. Наши жители по одному только имени человека легко определяют его возраст, не глядя в метрику.

Четвертый источник ее дохода – подарки. Даже бывшие Капкины любовники не забывают поздравить ее с Восьмым марта, не говоря уже о дне рождения. И дарят не какую-нибудь ерунду, а полезные в хозяйстве вещи. Не знаю уж, чем она их берет, мне даже коробки конфет за всю мою женскую жизнь ни разу не подарили. На единственный мой день рождения, который мы с «хоть кем-нибудь» праздновали вместе, я получила от него спиннинг. Надо говорить, что я ненавижу рыбалку? А вот Капка всегда получает только то, что хочет.

Так что с Аксенкиным Капка не из-за денег.

– Чего ты хочешь? – спросила я.

– Да не я! Он! Он хочет купить картину, да так, чтобы на ней заработать! А я не знаю, что сказать!

– Ты же эксперт. Должна знать.

– Аня, я тебя умоляю! Проси что хочешь!

– Я тоже не эксперт.

– Да, но ты ясновидящая!

Трудно сделать мне комплимент более приятный. Я понимала, что Капка поступила так из корысти, но смягчилась. Тем более это было и в моих интересах.

– Я могу сказать, на чем можно заработать. В музее есть одна картина…

– Какая?! – радостно завопила Капка.

– Я тебе ее покажу. – Я вопросительно посмотрела на сидевшего напротив мужчину. Тот еле заметно кивнул. Я воодушевилась: – Эта картина бесценна. Аксенкин наверняка на ней заработает. Бешеные деньги, – добавила я для верности.

– Я ему сейчас позвоню! Когда мы сможем пойти в музей?

– После работы. Давай встретимся у входа в шесть.

– В шесть часов музей закрывается! – огорчилась Капка. – Ты знаешь хотя бы одно место в нашем городе, куда можно беспрепятственно войти после шести?

– Знаю. Кабак.

– Так там же не зарабатывают, а тратят!

– В музее тоже не зарабатывают. Пока, – вовремя спохватилась я. – Но ты права: в шесть он закрывается. Как быть?

– Ничего, – вмешался мой спаситель. – Я позвоню туда и скажу, чтобы нас ждали. Не расходились, пока мы не решим вопрос.

– Ты слышала? – спросила я Капку. – Звони Аксенкину.

Мой расчет был прост: картина опасна и надо изъять ее из обращения, как фальшивую банкноту. Иначе быть беде. Но у меня нет средств, чтобы ее купить, в своей библиотеке я зарабатываю немногим больше десяти тысяч за вычетом подоходного налога. Как вы понимаете, этого еле-еле хватает, чтобы сводить концы с концами. У меня иной раз на колготки денег нет, хожу в штопаных, и если бы не мама… Но не об этом сейчас речь. Не о бедности нашей культуры, то есть не о бедности работников культуры, конечно. Все время путаюсь. Я об убийстве: можно просто попросить художника не выставлять опасную картину на всеобщее обозрение, но ведь он может заартачиться. С какой стати ему убирать с глаз долой натюрморт, который может прославить его как минимум на весь наш город? Выход один – купить его. Я готова впарить сомнительную картину Аксенкину, лишь бы предотвратить преступление. Я так и сказала Капке: в нашем краеведческом музее висит шедевр живописи мирового значения.

– О как! – восторженно воскликнул мой визави.

– Ты где? – насторожилась Капка. – И с кем?

– С мужчиной.

– Я поняла, что с мужчиной. Кто он?

– Я в полиции, не беспокойся.

– О господи! Что ты там делаешь?!

– Пишу заявление. То есть уже не пишу. Я думаю, если мы изымем из музея натюрморт с белой вазой, то все будет хорошо. Только надо сделать это быстро. Увидимся в шесть. – И я дала отбой.

– Что за картина? – вцепился в меня сотрудник полиции, как только я запихнула телефон обратно в сумочку. – Она заминирована, что ли?

– Пока не знаю. Знаю только, что в ней таится опасность. И нам, то есть вам, то есть нам с вами и с ними, срочно надо в музей.

К моему огромному удивлению, он согласился:

– Хорошо. Во сколько вы заканчиваете работать, Анфиса?

– Без пяти шесть.

– Без пяти шесть я буду ждать вас у входа в библиотеку.

– Вы и это знаете?! Что я работаю в библиотеке?!

– Одно время я даже подумывал установить в читальном зале постоянное дежурство одного из наших сотрудников, – вздохнул он. – Вас люто ненавидят. Я думаю, костями на коврике дело не ограничится. Вам всерьез грозит опасность, поэтому отныне я всегда буду рядом, – заверил он. – Кстати, меня зовут Арсением. Арсений Савельевич Ладушкин. – Он еле заметно опустил подбородок. Я тоже представилась полным титулом: Анфиса Иннокентьевна Лебедёва, ясновидящая. И мы наконец познакомились.

«Ему около сорока, – тут же подсчитала я. – Постарше меня, скорее всего в разводе, и с социальным статусом у него все в порядке».

И мне стало так спокойно! Я правда не поняла, почему он со мной возится, но когда поняла, то решила, что это достойно отдельной главы. Но надо собраться с духом. Сначала об убийстве.

Ограбление века

Я же говорю, у нас все как в Москве, только масштаб поменьше. Но пусть вас это не смущает. Человек, он везде человек. А олигархи и у нас есть. К примеру, Аксенкин. Но обо все по порядку, а то я все время сбиваюсь.

Итак, в шесть часов вечера у входа в местный краеведческий музей собрались: я, сотрудник полиции Арсений Ладушкин и Капка с олигархом Аксенкиным. Тот просто рвал и метал. То есть рвался в музей, чтобы метнуть туда многотысячную рублевую гранату и купить произведение бессмертного искусства. Бессмертное произведение искусства, конечно! Просто он меня так напугал, что мои мысли стали путаться.

– Где она?! – орал Аксенкин. – Кто посмел?!

Посмел утаить от него источник дохода. Аксенкин считает, что все в этом городе принадлежит ему, а раз он спонсор выставки местной живописи, то вся она без остатка его собственность. Такой уж у человека характер. Благодаря полицейскому Ладушкину нас ждали. Смотрительница музея, сухонькая старушка, дрожащими руками открыла двери в рай.

Аксенкин вперся туда, как танк, готовый снести все на своем пути к обогащению, в том числе и несчастную старушку. За ним семенила Капка. Я не стала торопить события, потому что знала: без меня никак. Только я в курсе, какая из картин бесценна. Так и вышло. Войдя в зал, где находилась экспозиция, танк «Нил Стратонович Аксенкин» застопорил ход и развернул башню в мою сторону:

– Ну и где?!

Я, не дрогнув, указала рукой в самый дальний и темный угол:

– Там.

Аксенкин рванул туда, а я решила подождать, поскольку у меня появилось дурное предчувствие. Так и вышло. Из угла раздался рев:

– Убью!!! Кто посмел!!!

Старушка как подкошенная упала на руки едва успевшему подхватить ее Арсению, который, обращаясь почему-то ко мне, спросил:

– Валерьянка есть? Или что-нибудь успокоительное?

Я слегка обиделась:

– Наркотиками не балуюсь.

– А так сразу и не скажешь. Тогда просто воды.

– Я принесу, – вызвалась Капка.

И ушла за водой, потому что меня не отпустил Аксенкин. Заорал:

– Стоять!!! Отвечай: что за картина и куда она делась?!

– Спросите у нее, – кивнула я на полумертвую старушку. – Картину либо купили, либо украли. В любом случае это лишь подтверждает мои слова: она бесценна.

В этот момент появилась Капка с водой. Стакан из ее рук взял Аксенкин и выпил его залпом. Старушке ничего не досталось. Она по-прежнему не могла говорить.

– Еще воды! – велел Аксенкин.

Будь он уже Капкиным любовником, мало бы ему не показалось. Но с мужчинами, которые ей пока не принадлежат, Капка обращается так, будто это хрустальные вазы. Разбиваться на куски они должны исключительно после того, как окажутся в ее руках. А до того – ни-ни. Поэтому она покорно засеменила за вторым стаканом воды. На губах у нее играла загадочная улыбка. Свою роль Капка знает наизусть – Офелия.

– Итак, картина исчезла, – сказал Арсений то ли нам, то ли старушке, которую по-прежнему поддерживал. – Остается выяснить куда.

– Любые деньги, – рванул ворот рубахи от «Версаче» олигарх Аксенкин. – Верните мне ее.

Голос его был хриплым, но между ним и вторым стаканом воды встала я. Так что старушка наконец напилась и смогла говорить.

– Ее забрал автор, – проблеяла она.

– Как, когда, почему? – со всех сторон посыпались вопросы.

– Вчера. Пришел и забрал. Сказал, что картина продана.

– Кому?! – заорали мы хором.

– Мы не спросили. Да и зачем? Продана и продана. Это его дело, художника.

– Это теперь мое дело, – сердито сказал Аксенкин. – Я заплачу втрое больше. А, кстати, что на ней было?

– Глиняная ваза, белая с синими полосками, гиря и связка ржавых ключей, – охотно перечислила я предметы, составившие прекрасный натюрморт, который, увы, исчез.

– Тогда пусть нарисует мне два кувшина, две гири и хрен знает сколько ржавых ключей, – засопел Аксенкин. – Плачу втрое.

Я сразу поняла, что в искусстве Стратоныч ни бум-бум. Количество предметов, запечатленных на полотне великого мастера, не обязательно переходит в качество. Я не считаю, что такие полномасштабные шедевры, как «Гибель Помпеи» или «Явление Христа народу», эта толпа, включая мраморных статуй и полуголых богинь, и впрямь безумных денег стоят, но, с другой стороны, ее в сумке не унесешь. Опять же масштаб, не кран же строительный подгонять? А резать на куски, это уже, простите, варварство. Иное дело натюрморт. Это дело тонкое. И две глиняные вазы – перебор. Тем паче две ржавые гири. Но Аксенкин этого не понимает. Помогла мне Офелия.