Ксавье Монтепен - Лучше умереть!

Для Мэри этот вопрос был наиважнейшим, для лже-Армана — щекотливейшим. Если он не хотел разбить сердце дочери, и тут нужно было прибегнуть ко лжи. И он ответил, но уже не так уверенно:

— Разве кто-то может тебя не любить?

— Это не ответ… Он меня любит?

— Напрямую он не говорил, но, когда речь заходила о тебе, блеск в его глазах и сияющий вид вполне красноречиво свидетельствовали об этом.

Мэри побледнела.

— Ты уверен? — спросила она.

— Да, более чем. Ошибиться тут трудно: на лице его всякий раз появлялось выражение глубочайшей радости.

Лицо девушки прояснилось.

— Впрочем, раз он соглашается на брак, значит, испытывает к тебе настоящее влечение. Люсьен Лабру не из тех, кто способен пожертвовать своей независимостью, связав жизнь с безразличной ему особой.

— Я тоже так думаю, папа. А скажи… ждать придется долго?

— Вряд ли я могу ответить тебе со всей определенностью. На внедрение изобретения может понадобиться несколько месяцев.

— Ладно! Наберусь терпения. Но Люсьен ведь будет за мной ухаживать?

— Ты же знаешь, как он застенчив.

— Застенчивость не в силах заставить молчать того, кто любит. По крайней мере, я наверняка теперь буду чаще с ним видеться. Ведь ты уже можешь обходиться с ним не как с обычным служащим, а как с будущим зятем…

— Разумеется… Люсьен станет чаще сюда приходить.

— И подтвердит ту добрую весть, что ты мне сегодня принес?

— Несомненно.

— Ну вот, теперь я довольна, — радостно объявила Мэри, — и буду ждать столько, сколько нужно. Только, папочка, постарайся все-таки как-нибудь сократить это долгое ожидание.

— Обещаю! Я ведь не меньше твоего заинтересован в том, чтобы брак был заключен как можно скорее.

— Какой ты у меня хороший!… И благодаря тебе твоя дочь станет счастливейшей из женщин!

За разговором они пропустили то время, когда обычно садились за ужин. Мэри взяла отца за руку и потащила в столовую. Поль Арман с ужасом думал, как же ему теперь выбраться из того тупика, в который он попал, пообещав дочери сделать то, что вовсе не в его силах. Но внезапно лицо у него прояснилось: его осенила одна идея. За столом Мэри овладело безудержное веселье; оно и потом не оставляло ее в тот вечер; возвращаясь к себе, она выглядела буквально другим человеком и вовсе не похожа была на больную.

«Этот брак несомненно спасет ее, — думал миллионер, — значит, нужно как-то все устроить».

На следующий день ему предстояло отправиться в Курбвуа очень рано, чтобы проследить за упаковкой станков, отправляемых в Бельгард, где на берегу Роны шло крупное промышленное строительство. Главный механик и двое рабочих-наладчиков должны были сопровождать груз, дабы по прибытии на место установить станки и привести их в рабочее состояние. Это займет две-три недели.

Была суббота. Груз по железной дороге должен был отправиться в понедельник. Когда миллионер прибыл на завод, Люсьен Лабру уже был на месте и давал необходимые указания рабочим. Арман сердечно пожал ему руку. Молодой человек, после вчерашнего разговора ожидавший весьма холодной встречи, горячо ответил на рукопожатие.

— Ну как бельгардский заказ? — спросил хозяин.

— Все в порядке, сударь. Теперь совсем недолго; через час начнем упаковывать.

— Завтра утром, как можно раньше, ящики должны быть доставлены на железнодорожную станцию… Вы поговорили с механиком и рабочими, которые поедут устанавливать машины?

— Они выезжают в понедельник утром.

— В Бельгарде нужно взять проект нового цеха… и я вот о чем подумал… Было бы очень кстати, если бы вы сами туда съездили.

— Если вы считаете нужным, я готов.

— Полагаю, это необходимо. Ведь речь идет о предприятии, с которым мы заключаем — и будем заключать — крупнейшие сделки. Я сейчас должен оставаться здесь, и было бы неплохо, если бы вместо меня туда съездили вы. А каково ваше мнение, дорогой Люсьен?

— Оно идентично вашему, сударь. Когда я должен уехать?

— В понедельник, тем же поездом, что и механик с рабочими. Сегодня во второй половине дня я вас подробно проинструктирую. Вы, я полагаю, проследите за тем, чтобы вечером все как следует погрузили, а на рассвете доставили на станцию?

— Я останусь здесь на ночь, сударь, и лично прослежу за доставкой груза на железную дорогу.

— Буду вам очень признателен. Разумеется, вы получите возмещение дорожных расходов — пять тысяч франков.

— Это слишком много…

— Я так не считаю. Надеюсь, вы ежедневно будете писать мне, как продвигаются наши дела в Бельгарде.

— Непременно, сударь.

На этом они расстались. Поль Арман направился в свой кабинет.

«Добиться желаемого оказалось совсем несложно, — уединившись там, сам с собой рассуждал миллионер. — Люсьена Лабру не будет здесь две недели, а если понадобится, найду способ продлить его отсутствие. Пока его нет, я смогу навести все необходимые справки. И что за женщина его так окрутила? Что еще за интриганка, на которой он обещал жениться? Хотел бы я это знать… и горе той, что решила соперничать с моей дочерью! Да я просто уничтожу ее…»

— Уничтожу… — произнес он через некоторое время. — А ведь это то самое преступление, что я совершил двадцать один год назад… Да, но если только так можно спасти жизнь моего ребенка, я не стану раздумывать. К тому же, провернуть все, нисколько себя не скомпрометировав, легче легкого. Теперь я достаточно богат — заплачу, и эта женщина исчезнет.

Бывший мастер быстрыми шагами расхаживал по кабинету из угла в угол; внезапно он остановился.

— Но тогда нужен сообщник… — прошептал он. — А значит, я попаду под власть того человека, и он будет мною вертеть, как это делает негодяй Соливо… Соливо… — повторил он. — А почему бы мне к нему и не обратиться? Он заинтересован в том, чтобы услужить мне, а возможность получить лишние деньги сделает его способным на все. Нет, определенно: Овид — именно тот, кто мне нужен; но прежде всего необходимо узнать, что же это за девица, которой Люсьен поклялся хранить верность. Вот болван! Когда ее не станет, он с величайшей радостью готов будет принять и мои миллионы, и руку Мэри в придачу! Осталось лишь удостовериться, что на Овида в данном случае можно рассчитывать. Вечером зайду к нему.

Около четырех Люсьен Лабру доложил, что машины для Бельгарда упакованы и их уже грузят на подводы.

— Хорошо… — ответил промышленник, взяв со стола какие-то бумаги, — вот план работ, которые предстоит провести в Бельгарде, и проекты будущих заказов. А по этим двум чекам вы получите деньги в кассе; один — на пять тысяч франков — вам, на дорожные расходы; другой — на пятнадцать тысяч — на оплату расходов рабочих, сопровождающих груз. Я очень ценю вашу активность, дорогой Люсьен.

— Положитесь на меня: все будет сделано как нужно.

— Тогда счастливого пути, мальчик мой; пишите мне каждый день.

— Непременно.

Люсьен Лабру пожал протянутую хозяином руку и ушел. Промышленник вышел и сел в карету.

— В Батиньоль… улица Клиши. Остановитесь, как только до нее доедете…

Когда карета остановилась в указанном месте, Жак Гаро вышел, приказал подождать и отправился пешком. Вскоре он оказался перед стеной, в которой была небольшая дверь. За стеной виднелась крыша окруженного деревьями особнячка. Миллионер решительно позвонил в колокольчик. Через несколько секунд появился Овид Соливо — гладко выбритый, в шляпе, перчатках, прекрасном костюме и великолепных ботинках: явно куда-то собрался. Узнав посетителя, он радостно вскрикнул.

— Это ты, братец! Вот так удача! Минут через пять ты бы меня уже не застал.

— У тебя какое-то неотложное дело?

— Ничего подобного. Просто хотел перед ужином прогуляться по бульварам.

— Тогда останемся здесь, поговорить нужно.

— Слушаюсь, братец.

Разговаривая с «родственничком», Овид внимательно его разглядывал. Лицо у «братца» выглядело мрачным. Поэтому дижонец решил, что визит этот вызван какой-то веской причиной.

— У тебя что-то не ладится? — тихо спросил он.

— Идем к тебе, расскажу.

Овид провел его через садик в дом, открыл дверь и пригласил в тесную, обставленную простой, но добротной мебелью, очень чистую комнату.

— Видишь, братец: с тех пор, как я живу на свою, а точнее — на твою — ренту, мой дом содержится в полном порядке! — со смехом сказал Соливо. — У меня есть служанка, она же исполняет роль лакея. Никакой роскоши я себе позволить не могу, но мебель все же довольно милая. Как на твой взгляд?

— Устроился ты прекрасно, но речь пойдет не о твоем житье-бытье. Я пришел по очень важному делу. Поужинаем вместе. В прошлый раз я, помнится, отказался, а сегодня готов принять твое приглашение.

— Может, за ужином и поговорим?

— Нет.

— Ну и ну!… Значит, беседа должна проходить при закрытых дверях? Тогда, наверное, дело серьезное…

— Это уж как решишь.