Фридрих Незнанский - Принцип домино

— Мы, кажется, договаривались… — напомнил Эдуард Григорьевич. — Не будем выяснять, если что-то найдется. Вполне возможно, что «жучка» установили ваши, Петр Андреевич, завистники из другого театра.

— Да, я тоже считаю, что нам не стоит отнимать время у нашего хозяина… — кивнул Разумневич, по-прежнему ни на кого не глядя.

— Ухожу, ухожу… — Полынцев вышел из кабинета.

Они остались наконец вдвоем и какое-то время молча смотрели друг на друга. Белявский взял кофейник и налил кофе в чашечки.

— Эдя, у тебя давление, — сказал Лев Семенович. — Пей зеленый чай и красное вино. А то, я смотрю, все больше на кофе налегаешь. И на молоденьких девочек.

— Стрессы, — пожал плечами Белявский. — Надо их как-то снимать, чтобы на все хватало сил и не погас интерес к жизни.

— Да какие там стрессы? — махнул рукой Разумневич. — Эдя, не зарывайся. Сегодня не мы, а другие люди делают политику, а также президентов и премьеров. Вот у них — настоящие стрессы. А мы с тобой лишь жалкое подобие прежних олигархов, мы из второго ряда, и то с большой натяжкой. Сидим в кремлевской приемной и ждем, когда нас пригласят.

Сказав это, Разумневич откусил кончик сигары и чиркнул золотой зажигалкой.

— Скажи уж, коверные, — буркнул Эдуард Григорьевич. — В паузах между дрессированными тиграми потешаем почтеннейшую публику, швыряя торты в морды друг другу.

Лев Семенович иронично поднял левую бровь, качнул головой, что одновременно означало удивление и одобрение удачному сравнению.

— Конечно, плох тот гондон, который не мечтает стать воздушным шаром, — сказал он. — И все-таки именно нас с тобой пригласили в Базель. А не других. Я говорю про международный экономический симпозиум. Олигархов из первого ряда туда не позвали. И это уже кое о чем говорит.

— А чего их звать? Они давно все там. Им до Базеля добраться, как тебе до Барвихи… Да, я читал вчерашнюю передовицу в твоих желтых «Ведомостях». Смешная статья, — усмехнулся Белявский. — Тебя там представили в роли локомотива мировой экономики. Морганы и Рокфеллеры смотрят тебе в рот. Если честно, так мне это приглашение сделал мой Дима. Но устроители потом удивились: как может приехать герр Белявский без герра Разумневича? Это все равно что на гастроли приедет Бим, но не приедет Бом… На Западе нас до сих пор воспринимают только вдвоем.

— Эдя, не принимай близко к сердцу… — посоветовал Разумневич. — Всегда помни лозунг нашей юности: наше от нас не уйдет. Кстати, о девочках, которые в наши времена были получше нынешних… Этот мальчик, который Саша, и есть новый фаворит твоей супруги, о котором все говорят в последнее время?

— Я не знаю, кто и что говорит… — ответил Эдуард Григорьевич, наливая себе очередную чашку кофе. — Но после того как ты меня предупредил о заговоре шефов нашей с тобой безопасности, мой Дима навел справки, и все подтвердилось: твой Вадим и мой Антон, оказывается, вместе служили в органах госбезопасности, попав туда по комсомольской линии, и давно друг друга знают. И, судя по истории с этой кассетой и покойным Олежкой, они обмениваются информацией.

— Почему бы нам, в таком случае, не произвести ротацию кадров? — спросил Лев Семенович. — За эти годы мы регулярно меняли всех — поваров, жен, водителей, любовниц, садовников, но» только не наших шефов безопасности. Не слишком ли они уверились в своей неуязвимости?

— Я стараюсь не вмешиваться в естественный ход событий… — туманно ответил Белявский. — И еще. Твой Вадим в настоящее время находится под плотным колпаком Генпрокуратуры. Из-под которого ему уже не суждено выбраться. Только не спрашивай, откуда я это знаю.

— Я не хочу знать, откуда ты это знаешь, — пожал плечами Лев Семенович. — Это очень серьезно?

— Это очень опасно, — поправил Белявский.

— Опасность касается меня одного? — сощурился Разумневич.

— Скорее, нас обоих.

— Что ж, выходит, не зря мы с тобой вот так повидались… — задумчиво сказал Разумневич. — И еще, Эдя… Ничего, если я тебя по старинке так называю?

— Как-нибудь переживу… — хмыкнул Белявский.

— Странные вещи происходят… Что-то мне не все нравится…

— Ну да. Например, твой Олег сказал лишнее, и его не стало, поскольку это лишнее из него могли вытянуть и в Генпрокуратуре.

— Я о другом, а не о таких пустяках… У меня пока только сильное подозрение. Почему твой Дима вдруг обрушил столько негатива на Вадима и Антона? Раньше он говорил о них только хорошее, а тут как прорвало… С чего бы это, а?

— Хочешь сказать?..

— Я старый волк, Эдя, и такие вещи, как измена, чую издали. Вот и хочу спросить, тебя и себя: а не замешаны ли здесь, в этом заговоре, и наши золотые мальчики, они же «племянники», как их все зовут?

— А вот тут уже я не знаю и знать не хочу, — твердо сказал Белявский. — О своем Славике думай сам, но мой Дима ротации не подлежит.

— Пожалуй… — пробормотал Разумневич. — О Славике я скажу то же самое.

— Диму я никому не отдам, — продолжал Белявский. — Жену, любовницу — пожалуйста… Но только не его.

— Как и я своего Славика, — согласился Разумневич. — Договорились. Это не обсуждается. И еще. Ни ты, ни я не шли сюда мириться, как решил наш милейший Петр Андреевич, так?

— Ни боже мой, — кивнул Белявский. — Мы с тобой сюда пришли, чтобы обменяться информацией, жизненно важной для нас обоих. И только. Я это хорошо понимаю.

— Вот-вот, — кивнул Разумневич. — Даже если Мы с тобой найдем взаимопонимание и наша вражда для других отойдет на второй план, в чем я глубоко сомневаюсь…

Он испытующе взглянул на Белявского. Тот согласно кивнул.

— …ибо широкая общественность нам не простит, если мы вдруг перестанем враждовать. Ты прав: перестав быть коверными, как ты удачно заметил, мы потеряли к себе всякий интерес. Публичная вражда двух олигархов нового типа — ничего другого от нас уже не ждут. Это наш с тобой общий крест, и только мы сможем это положение исправить, если, конечно, захотим.

— Пожалуй, ты и здесь прав…, — засопел Эдуард Григорьевич, снова подливая себе кофе.

— Эдя, для тебя это уже лишнее, — сказал Лев Семенович, бесцеремонно отбирая чашку. — Сейчас у тебя поднимется давление, начнется головная боль, а тебе нужна ясная голова. Сейчас мы будем обо всем очень серьезно рассуждать и разговаривать.

— Ну так говори же… — недовольно засопел Белявский. — Ты пока только вокруг да около…

Лев Семенович затянулся сигарой, пустив дым к потолку, потом задумчиво посмотрел на собеседника.

— Эдя, — начал он торжественно, — я сейчас затеваю одно грандиозное дело…

— Сначала объясни, почему я ничего о нем не знаю? — перебил Эдуард Григорьевич.

— Возможно, потому, что об этом ничего не знает мой шеф безопасности, — усмехнулся Разумневич. — А значит, и твой. А выходит, и ты. Так ты будешь слушать или предпочитаешь перебивать?

— Говори, — кивнул Белявский. — Только покороче, если сможешь.

— Скажу тебе честно…

— А до сих пор ты только врал? — снова не удержался Эдуард Григорьевич.

— …сначала я хотел провернуть комбинацию один. Пока не увидел: этот кусок больше моего рта. И я понял, что мне нужна помощь, но могу я довериться только своему злейшему врагу. То есть тебе. Слишком большие бабки поставлены на кон.

— Узнаю Левку Разумневича, — хмыкнул Эдуард Григорьевич. — Опять какая-нибудь афера. Сколько их было всего и какой процент закончился пшиком? Девяносто восемь или девяносто девять?

— Эдя, дело уже близится к завершению, — терпеливо сказал Разумневич. — Говорю тебе: комар носа не подточит. И никто пока даже не догадывается. Иначе бы твой Дима уже доложил тебе, как доложил о моем Вадиме, оказавшемся под колпаком у прокуратуры.

— Тогда зачем тебе я? — Раздумывая, Белявский машинально стал наливать себе новую чашку кофе, но Разумневич молча отодвинул ее в сторону.

— Как ты понимаешь, нужен не столько ты, сколько твои бабки. Один я не потяну. А пригласить к себе в команду лучше того, кого знаешь давно и как облупленного.

— А это рискованно?

— Мои лучшие юрисконсульты провели по этой теме командно-штабные учения — с целью отправить меня на нары, но нужной статьи в Уголовном кодексе не нашлось.

— Значит, плохо искали… Знаю я этих твоих юрисконсультов… — буркнул Белявский, достав банан из вазы. — Удивляюсь, как тебя до сих пор не посадили после их консультаций. Тебе почистить?

— Да. Лучше вон тот, более спелый, — показал Разумневич. — Ты же знаешь моего племянника? Слава Понятовский служит в Минфине.

— Конечно, помню, — кивнул Эдуард Григорьевич, очищая кожуру с бананов. — Только он твой внучатый племянник, если быть точным, на удивление умный и воспитанный мальчик. Представляю, как им гордится вся ваша родня, от Жмеринки до Мельбурна.