Злополучный номер - Евгений Евгеньевич Сухов

служебные обязанности… – Он замолчал и несколько обиженно уставился куда-то поверх головы Воловцова.

– Нет, конечно, – поспешил заверить старика Иван Федорович. – Вам подавать в отставку абсолютно рано.

– Вы думаете? – с надеждой посмотрел на судебного следователя начальник уездной полиции.

– Уверен, – твердо ответил Воловцов.

– А как сестры Малышевы? – перевел разговор на иную тему Панкратий Самсонович с некоторым облегчением (мнение стороннего человека всегда важно, поскольку наиболее объективно, а потом, как ни говори, начальство в некотором роде). – Они и правда замешаны в деле коммивояжера Стасько?

– К сожалению, да, – ответил Иван Федорович.

– Ясно, – почему-то посмурнел Разумовский. – Что ж, получается, что вас в Дмитрове теперь ничего не держит… В Москву, стало быть, теперь?

– Да, – кивнул судебный следователь.

– И когда? – спросил начальник уездной полиции.

– Хотелось бы сегодня, – ответил Воловцов.

– Принято, – произнес Панкратий Самсонович. – О билетах можете не беспокоиться.

– Благодарю вас, – произнес Иван Федорович.

– Что ж, не смею вас более задерживать. Прощайте! – Разумовский встал из-за стола: – Был рад знакомству.

– Я тоже, – искренне ответил Воловцов и с удовольствием пожал протянутую руку…

– Вернулся? – Начальник сыскного отделения Первопрестольной Владимир Иванович Лебедев был искренне рад видеть друга.

– Вернулся, – ответил Воловцов, улыбаясь.

– И сразу ко мне? – иронически спросил Владимир Иванович.

– И сразу к тебе.

– Ну, никак вы не можете, следаки, без сыскарей обойтись, – заметил Лебедев.

– Не можем, – согласился судебный следователь.

– И что у тебя ко мне на этот раз? – не без любопытства спросил главный московский сыскарь.

– Пока пара вопросов.

– Слушаю тебя внимательно, – сразу сделался серьезным Лебедев.

– Вопрос первый, – начал Воловцов. – Имеются ли у тебя не раскрытые дела по убийствам?

– А за какой период?

– Ну, года за два последних, скажем.

– Имеются, как им не иметься, – ответил Владимир Иванович. – Большинство из них в производстве, но есть и такие дела, что вот-вот в архив лягут за «неимением подозреваемых»… Вот, ныне по весне возле кондитерской «Трабле», что на Кузнецком Мосту, супругу действительного статского советника Данилевского задушили. Прямо в ее экипаже. Вышла женщина из кафе, откушав горячего шоколаду, села в экипаж, а домой приехал уже ее остывший труп. До сих пор концов не можем найти. Никто ничего не видел, никто ничего не слышал. Правда, извозчик ее говорит, что генеральша вышла из кафе в сопровождении мужчины, который помог ей сесть в экипаж. Но лица его он не видел, и, конечно, ни о каких приметах того человека, кроме того, что одет он был по-барски, сказать не может. – Начальник московского сыска покачал головой: – Ладно, что это я на тебя тоску навожу. Давай свой второй вопрос.

– Даю второй вопрос, – продолжил Воловцов. – А не было ли у тебя убийств с проломлением височной кости? Один удар – и конец. Будто кастетом с шипом ударили, а потом еще и придушили жертву, чтоб не хрипела.

Сыщик удивленно посмотрел на судебного следователя:

– Откуда ты это знаешь?

– Я не знаю, я только предполагаю, что таковые дела у тебя должны иметься, – ответил Иван Федорович, довольный, что попал в цель. – Поэтому и спросил…

– Отвечаю: такие дела у меня в производстве имеются. Причем не одно. – Сыщик посмотрел на Воловцова и хмыкнул: – Что, это твой дмитровский клиент такое вытворяет?

– Очень похоже на то, – ответил Иван Федорович. – Один удар кастетом с шипом. Смертельный удар. А потом тотчас душит, чтоб не хрипел и тем самым не производил шума.

Лебедев порылся в бумагах…

– Вот два похожих случая… Первый – двойное убийство на Четвертой Мещанской в прошлом году. Там, во дворе дома Пискуна, недалеко от флигеля липки растут, верно, от рощицы или старинного парка еще оставшиеся. Так вот, в прошлом году в липках этих были обнаружены два мужских трупа, убитых одинаково: сильнейший удар в висок предметом, похожим как раз на кастет с шипом, поскольку в дырку на виске можно было палец засунуть. А потом, уже после нанесения смертельного удара, убийца придушил свои жертвы, вероятно, чтобы не хрипели в предсмертной агонии.

– А кто такие они были? – спросил Воловцов.

– Наша клиентура, – ответил Лебедев. – Один из убиенных – вор-рецидивист Афанасий Карпов по кличке «Шмат». Был взят с поличным и согласился сотрудничать с полицией. Стал «стучать» на своих. Сдал нам двух громил, бежавших с каторги. Постоянно сливал информацию одному из квартальных надзирателей. За это, верно, его и порешили. Второй – дружок его, Василий Ломовой по кличке «Чибис». Похоже, просто под раздачу попал, поскольку все время рядом со Шматом отирался.

– Доотирался, значит… А второй случай? – черкнул что-то в свою памятную книжку Иван Федорович.

– Второй случай произошел в начале этого года. В подворотне на Ильинке, недалеко от Ново-Троицкого трактира, нашли труп гастролера по кличке Ювелир. Этот промышлял ограблением ювелирных магазинов, брал кассы, мошенничал на доверии. Широкого профиля был специалист…

– Тоже удар кастетом с шипом? – спросил Воловцов.

– Точно так, – ответил Лебедев. – Один удар – и дырка в виске. Почерк абсолютно тот же, что и в случае со Шматом и Чибисом.

– Что, этот Ювелир тоже «стучал» на своих?

– Нет, этот не «стучал».

– А мотив убийства? – спрятал памятную книжку в карман Воловцов.

– Я полагаю, не хотел делиться, – предположил Лебедев.

– Ясно, – констатировал Иван Федорович.

– Что тебе ясно?

– Ну, во-первых, ясно, что этих Шмата, Чибиса и Ювелира порешил один и тот же человек, – ответил судебный следователь.

– Ну, это и простому городовому ясно, – усмехнулся Лебедев.

– Во-вторых, – продолжил Иван Федорович, – этот же человек, выследив некоего коммивояжера Григория Ивановича Стасько, когда он начнет разъезжать с товаром – а этот товар золотые и серебряные карманные и наручные часы, – убил его в городе Дмитрове, после чего вернулся в Москву. Не удивлюсь, – добавил судебный следователь по наиважнейшим делам, – если в скором времени будет обнаружен еще один труп с пятнами удушения на шее и дыркой в виске, в которую можно будет засунуть палец.

– А в-третьих – есть? – остро посмотрел на друга начальник московского сыска.

– Есть и «в-третьих», – сказал Воловцов. – Я знаю, как его зовут…

Лебедев на мгновение притих, а потом, вскинувшись, спросил:

– И как же?

– Георгий Полянский…

Какое-то мгновение начальник сыскного отделения Москвы неотрывно смотрел на Воловцова, потом стал лихорадочно копаться в бумагах на столе, нашел папку и, развязав тесемки, открыл.

– Ты что? – спросил друга Воловцов.

– Погоди-ка, – ответил Лебедев, вчитываясь в бумагу, что лежала в папке. – Твой Полянский года три уже, как объявлен в розыск. Вот и приметы его прилагаются: двадцати девяти лет, а сейчас, стало быть, ему тридцать два, православный, уроженец села Полянки, Полянской волости, Зарайского уезду. Росту два аршина и девять вершков с