Умереть красиво - Питер Джеймс

подольше поваляться в постели! – И сосредоточился на мультике в телевизоре.

– Папочка, она не умрет? – спросила Джессика.

Том, всю ночь не сомкнувший глаз, небритый, взлохмаченный, в футболке и джинсах, босой, опустился на колени и обнял дочку.

– Нет, милая, – срывающимся голосом ответил он. – Она просто приболела, подхватила какую-нибудь заразу. Если через пару часов ей не полегчает, мы вызовем ветеринара.

Он позвонил родителям Келли, всем ее близким друзьям и своим тоже на случай, если она решила заночевать у кого-то из них. Даже позвонил ее сестре Марте в Шотландию. Никто понятия не имел, куда подевалась Келли. Что предпринять и куда звонить дальше, Том не знал.

Джессика наклонилась и поцеловала Леди в морду:

– Люблю тебя, Леди. Мы тебя вылечим.

Собака не отреагировала.

Макс тоже сел на корточки и зарылся лицом в собачий мех.

– Мы все тебя любим, Леди. Поправляйся скорее, иначе пропустишь завтрак!

Том вдруг сообразил, что никто еще не завтракал, хотя на часах уже половина десятого.

– Мама вернется и вылечит ее, – сообщила Джессика.

– Конечно, – убитым тоном откликнулся Том. – Вы, наверное, проголодались? Что вам приготовить? Французские тосты?

По воскресеньям Келли всегда жарила детям французские тосты.

– Они у тебя невкусные, – сморщился Марк. – Вечно подгорают.

Он выпрямился и, вооружившись пультом, защелкал по каналам.

– Сегодня не подгорят, – пообещал Том.

– А почему мама не может приготовить завтрак?

– Может, но чуть позже, – еле сдерживаясь, проговорил Том. – А пока надо перекусить, чтобы не умереть от голода к ее приходу.

– Не хочу есть, – буркнул Макс.

– Насыпать вам хлопьев?

– Они у тебя подгорают! – вторила брату Джессика.

– Папа, а мы пойдем на пляж? – встрепенулся Макс. – Мама сказала, что пойдем, если погода будет хорошая. А она ведь хорошая?

Том устремил свинцовый взгляд в окно: безоблачное небо предвещало прекрасный летний денек.

– Посмотрим.

– Ну па-а-а-ап, – заныл Макс. – Мама обещала!

– Правда?

– Да.

– Вот дождемся ее и спросим, чем она хочет заняться.

– Скорее всего, она захочет пить водку, – не поднимая головы, пробормотала Джессика.

Том подумал, что ослышался.

– Что ты сказала, милая?

Дочь молча гладила собаку.

– Джессика, что ты сейчас сказала?

– Я видела.

– Видела что?

– Я обещала не рассказывать.

– Не рассказывать о чем? – нахмурился Том.

– Ни о чем, – с невинной улыбкой ответила она.

В дверь позвонили.

Макс с радостным воплем помчался в коридор:

– Мамочка! Мамочка! Мамочка вернулась!

Джессика вскочила и ринулась за братом. Том поспешил следом.

Макс распахнул дверь и с мрачным изумлением уставился на темнокожего великана в блестящей кожанке и синих брюках. Джессика застыла как вкопанная.

Тому очень не понравилось выражение лица детектива.

– Привет! – Брэнсон наклонился к Джессике.

Девочка, сверкая пятками, убежала в кухню. Макс, наоборот, не двинулся с места и все таращился на гостя.

– Детектив-сержант Брэнсон, – удивленно поздоровался Том.

– Мы можем поговорить?

– Да, разумеется. – Том жестом пригласил полицейского войти.

Брэнсон повернулся к Максу:

– Как дела?

– Леди не просыпается, – сообщил мальчик.

– Леди?

– Наша собака, – пояснил Том. – Думаю, у нее вирус.

– Понятно.

Однако Макс не спешил уйти.

– Почему бы вам с Джессикой не заморить червячка хлопьями? – предложил Том.

Макс нехотя поплелся обратно в кухню.

– Есть новости? – спросил Том, закрывая за детективом дверь (из головы не шла реплика Джессики про водку).

– Мы обнаружили «ауди»-универсал, на которой уехала ваша супруга, – тихо заговорил Брэнсон. – Точнее, обнаружили сгоревший остов на Дитчлинг-Бикон. Автомобиль явно подожгли. Мы пробили номер шасси – он зарегистрирован на ваше имя.

Том разинув рот уставился на него:

– Подожгли?

– Боюсь, что да.

Тома затрясло.

– А моя жена?

– В салоне никого не было. По выходным такое случается сплошь и рядом. Автомобиль угоняют для ночных покатушек, а потом сжигают – либо хохмы ради, либо с целью уничтожить отпечатки. Но зачастую и то и другое.

До Тома не сразу дошел смысл сказанного.

– Жена отвозила домой няню. Как, черт возьми, машину могли угнать?

Детектив-сержант не ответил.

47

Грейс размышлял. Брайтон-энд-Хов такой многоликий, и люди в нем обитают многообразные. Если большинство городов делятся на этнические общины, то здесь преобладают социальные.

Многоэтажки и пансионаты заполонили состоятельные старики. Летом они ходят на стадион «Каунти-граунд» смотреть соревнования по крикету или играют в кегли на лужайках. Сидят на набережной или на пляже. А если позволяют средства, зимуют в Испании или на Канарских островах. Те, кто победнее, всю зиму и половину лета мерзнут в сырых муниципальных квартирах.

Богатые понторезы из среднего класса облюбовали особняки на Форт-авеню Хова; их более осмотрительные собратья обосновались в симпатичных многоэтажках на побережье. Люди поскромнее, вроде Грейса, селились в западной части, тянувшейся до пригорода Саутвика, за торговым портом Шорхемской гавани, и прочих участках, что простирались до самого Даунса.

Своей яркостью и оживленностью Брайтон-энд-Хов был обязан чрезвычайно приметному и зачастую вульгарному гей-сообществу, а также бесчисленным студентам из Суссекского и Брайтонского университетов и других учебных заведений, оккупировавших целые районы. Преступники и те делились на приметных, вроде наркоторговцев, что терлись на захудалых улочках и растворялись, едва почуяв полицейскую машину, – и теневых воротил, обитавших за высокими заборами в шикарных домах по Дайк-роуд-авеню и ее засаженных деревьями окрестностях.

Обрамляли город муниципальные районы, самые крупные из них – Маулскум и Уайтхок – давно снискали дурную славу рассадников преступности, причем, по мнению Грейса, не совсем заслуженно. Преступность и насилие цвели по всему городу, однако куда спокойнее ткнуть пальцем в неблагополучные кварталы, словно его обитатели принадлежали к особому виду Homo sapiens, а вовсе не были вполне достойными людьми, которым просто не хватало денег на приличное жилье.

Ну и куда же без нищих. Несмотря на бесконечные попытки убрать их с улиц, с первыми теплыми деньками бродяги и бездомные снова появлялись у магазинов, на тротуарах и автобусных остановках. Это плохо сказывалось на туризме и еще хуже – на совести горожан.

С началом майского фестиваля и приходом весны перед каждым кафе, баром или рестораном выстраивались окруженные стульями столики, и улицы города моментально оживали. Временами даже казалось, что ты не в Брайтоне, а где-нибудь на Средиземноморском побережье. Но потом с Ла-Манша надвигался атмосферный фронт, с завывающим юго-западным ветром и проливным дождем, который барабанил по столикам, хлестал по витринам бутиков, где теснились манекены в пляжных костюмах, словно насмехаясь над теми, кто дерзнул поверить, что в Англии бывает лето.

За окном мелькало пульсирующее сердце города протяженностью примерно в квадратную милю по обе стороны от Дворцового причала. Здесь располагался Кемптаун с близко натыканными особняками эпохи Регентства, в одном из которых жила Джейни Стреттон; известный своими антикварными магазинами