Двойка по поведению - Ирина Семеновна Левит

же мужем, но давно, на десятилетие свадьбы. Больше года назад из кулона выпал камень — не натуральный рубин, всего лишь корунд, — но тоже весьма красивый, и у Киры Анатольевны все не получалось дойти до ювелира. Появление рубинового гарнитура «подтолкнуло процесс», а в связи с приглашением на прием уже Кира Анатольевна «подтолкнула» ювелира — человека давно знакомого, починившего кулон буквально за пару дней.

Вообще-то Кира Анатольевна хотела заехать перед приемом домой переодеться, но по времени никак не получалось, и она порадовалась своему платью, которое не только соответствовало случаю, но и позволяло надеть его на работу. Опять же неплохо продемонстрировать коллегам свой новый рубиновый гарнитур. А почему бы и нет? Она хоть и деловая, но все же женщина.

Первой оценила Капитоша, известная любительница побрякушек. Блеснула глазками, взмахнула ручками:

— Кирочка Анатольевна, какая прелесть! И вообще вы сегодня та-а-акая!.. Министр с губернатором упадут и дадут вам какую-нибудь оч-чень высокую должность!

— Капитоша! Уймись! — прицыкнула Рогова.

Не хватало, чтобы эта болтушка где-нибудь еще брякнула. А те, при ком она брякнет, понесли бы дальше. Скорость распространения информации в подведомственном ей учреждении (да и за его пределами тоже) Рогова прекрасно знала. Это ведь Капитоше дуреха Саранцева нашептала о своих чувствах к Гриневичу. И что? Вся гимназия тут же начала судачить. Впрочем, эта парочка, кажется, не слишком и скрывается. Даже дети в курсе. Да уж, новые времена — новые нравы. Когда Кира Анатольевна сама ходила в школу, свои романы учителя тщательно прятали от учеников.

— Молчу! Молчу! — прижала Капитоша когтистые пальчики к губам и шмыгнула из кабинета.

Рогова посмотрела ей вслед. Бесценная секретарша, язык бы ей только укоротить. А если укоротить, то кто же будет с директором информацией делиться? Вот уж точно: нет в жизни равновесия…

Часа через два Кира Анатольевна отправилась совершать обход. Именно так подчиненные называли ежедневную процедуру, когда директор обходила всю школу, заглядывая то в какой-нибудь класс, то в столовую, то в спортзал, то в учительскую, то в гардероб… Она должна была все держать под контролем, обо всем знать, везде следить за порядком. Делала она это в разное время, на сей раз поход совпал с переменой, и, шествуя по коридорам и кивая во все стороны в знак приветствия, Кира Анатольевна не без удовольствия отмечала особенные взгляды, которые бросали на нее учителя и оказавшиеся на пути родители.

Кира Анатольевна, без сомнения, выглядела сегодня исключительно хорошо, и это поднимало ей настроение.

А потом настроение разом испортилось, потому что на ее пути возник Качарин. Он редко выбирался из своей мастерской и еще реже пересекался с директором, но каждый раз, когда это происходило, у Киры Анатольевны портилось настроение.

До чего же отвратительный тип! И ведь приходится его терпеть!

— А я как раз хотел к вам зайти, — сообщил Андрей Васильевич.

— Во-первых, здравствуйте, — сухо сказала Рогова.

Качарин кивнул.

— А во-вторых, зачем я вам понадобилась? — спросила она, едва сдержав изумление. Учитель труда сроду не изъявлял желания зайти к ней в кабинет.

Качарин пробороздил взглядом по лицу Киры Анатольевны, по ее груди… Роговой показалось, будто по ее телу забегали муравьи.

— Вы сегодня хорошо выглядите, — усмехнулся Андрей Васильевич.

— Благодарю. — Она дернула плечами, стряхивая «муравьев». — Итак, какое у вас ко мне дело?

— Я хотел вам сказать, что никто не мог залезть в кабинет химии через окно. По крайней мере, человек точно не мог. Разве что злой дух.

— Я вас не понимаю, — произнесла Кира Анатольевна неприязненно. Она действительно не понимала, а в подведомственном ей заведении директор привыкла понимать все.

— В ближайшие дни сильные дожди обещают, вот я и пошел проверить водосточные трубы. Одна труба как раз у того окна, через которое вроде в кабинет химии кто-то влез. Но влезть никто бы не смог. Нет… — Качарин покачал головой. — Потому что там карниз на честном слове держится. Вы представляете, о чем я? — спросил он, поймал раздраженный взгляд директора и продолжил: — Карниз с внешней стороны окна хлипкий. Я его рукой задел, он и отвалился. Давно надо было отремонтировать.

— Вот бы и ремонтировали. Между прочим, — язвительно заметила Рогова, — вы помимо учительской зарплаты получаете еще деньги за то, чтобы в гимназии все вовремя ремонтировалось.

— Недоглядел, — согласился учитель труда. — За карнизом недоглядел, зато теперь вот все разглядел. Если бы кто-то через окно полез, карниз бы непременно снес. Нельзя залезть в окно, не зацепив карниз. Так что вы это… в полицию-то сообщите. Вы же у нас с полицией общаетесь. Пусть не ищут того, чего быть не может.

Глава 22

Володя Гриневич никогда не был склонен к романтическим мечтам. Да и к любым другим мечтам тоже. А когда ему было этому научиться? В пять лет его отвели в спортивную секцию. Поскольку Володя подавал надежды, его тут же взяли в оборот, то есть нагрузили тренировками, к которым затем прибавилась школа. И в спортзале, и в классе, и затем в институте он обязан был выкладываться по полной, мама с тренером следили за этим строго, а еще хотелось погулять с приятелями, посмотреть телевизор, за девчонками побегать… в общем, пожить обычной жизнью. И всюду приходилось крутиться, везде поспевать, рассчитывать все до минуты.

Где ему было взять время на романтические мечтания?

Такое время нашлось лишь однажды, когда после серьезной травмы он три месяца провалялся в больнице, но тогда было не до романтики. Тогда были боль, печать и грустные думы о будущем. Совершенно очевидно, что профессиональный спорт остался позади, а чего ждать впереди, он плохо себе представлял. Оказалось, впереди не так уж и темно. Он успел закончить педуниверситет, и уже через несколько недель после выписки из больницы получил предложение стать учителем физкультуры в Двадцатой гимназии. Отсутствие у Гриневича педагогического опыта недавно назначенную директором Киру Анатольевну Рогову не смутило, зато звание мастера спорта и призера российских чемпионатов вдохновило. Наверное, Володя вполне мог состояться на тренерской работе, но полученная травма ноги странным образом что-то сместила в его голове: он больше не хотел заниматься тем, что именовалось спортом высоких достижений, — даже в качестве наставника. Ему эти достижения стали совершенно не интересны. Какой смысл в чемпионских медалях, если за них человек платит здоровьем, причем порой с необратимыми последствиями? Володя только чудом не стал инвалидом и не хотел, чтобы с его помощью этот путь повторял кто-то еще.

Возможно, у него просто не было нужного азарта и необходимых амбиций.

Как и романтизма.

Однако в последние дни все