Фридрих Незнанский - Ящик Пандоры

«Боже, Боже, что она такое говорит!». Ирина засмеялась — как будто в ответ на шутку, но Валерия и не думала шутить.

— И самая мерзость работает в прокуратуре и милиции. Не люблю прокуроров. Впрочем, лягашей и гебуху тоже. Хотя сама закончила юридический.

— Почему вы мне это говорите?

Зимарина улыбнулась змеиной улыбкой:

— Хочу, чтобы ты знала обстановку в доме. У меня в некотором роде стрессовая ситуация. Но почему опять «вы»?

«Действительно, моя дорогая, почему?» — сказала себе Ирка и потом вслух:

— Давай начнем занятия? Я помогу убрать со стола.

— У меня, моя киска, для этого имеется прислуга. Между прочим, хочешь перекусить?

Ирина хотела было отказаться — из вежливости, но она была голодна как зверь и потому решила побыть сама собой еще немножко:

— С большим удовольствием. Зимарина крикнула:

— Маня!

На пороге выросло необыкновенно уродливое существо лет шестидесяти пяти.

— Маня, разогрей там остатки курицы.

Маня неодобрительно покосилась на Ирку.

— Там только Эдику осталось.

— Маня. Ты хорошо знаешь, что он сегодня не приедет. Завтра приготовишь ему что-нибудь другое.

— Давай денег. У меня остался один рубль семьдесят копеек.

— Ты очень много тратишь, Маня. И на рынке не торгуешься...

Ирина оставила Валерию препираться с прислугой странного происхождения, а сама достала ноты и магнитофон. «Эта Маня терпеть не может Зимарину. Ты, моя дорогая, должна найти в ней союзника. Через нее можно многое узнать. Но мне знакомо ее лицо. Где я ее могла видеть?» Ирина открыла рояль и тихонько тронула клавиши. Валерия все еще препиралась с Маней. «Она называла прокурора Зимарина «Эдиком». Знает его с детства? Родственница? Ну конечно, родственница! Как это ты сразу не увидела, моя дорогая? Вон его портрет на стене при всех прокурорских регалиях. Те же отвислые губы, как брылы у собак, те же бородавки. Задача найти в Мане сообщницу затрудняется. И все-таки...»

Ника высыпала остатки кофе в медную турку. За прошедшие сутки они выпилиполкилограмма кофе, и это было единственной пищей, которую могли принять их измученные души. Виктор Степанович Шахов несколько раз порывался снять телефонную трубку и заказать кофе в цековском буфете, но что-то останавливало его, он сам не понимал — что. Его шофер Митя, стойко перенося невзгоды в свое нерабочее время, уже несколько раз притаскивал из неведомого источника полную сумку продуктов, тут же уничтожавшихся им самим и вступившей с ним в дружбу Никиной охраной — двумя сержантами милиции, приставленными к ней Александрой Ивановной Романовой для наружного наблюдения за подъездом дома. Но кофе в этом мистическом месте не оказалось, и Митя вместо него взял пару бутылок водки — к большой радости охранников. Шофер и милицейские спали — в муровском «универсале» — и принимали пищу по очереди.

— Яйца не жрите,— сказал сурово шофер Митя, разгружая очередную сумку с провиантом,— это для нашего мальчика. И красную икру тоже. Товарищ Славина, спрячьте это в холодильник.

Ника механическими движениями начала укладывать яйца в специальное отделение в дверце холодильника, а глаза ее были устремлены на Митю с таким выражением, как будто это был не шофер, а пророк, ниспосланный с небес.

— Да. Кешка очень любит гоголь-моголь. И яичницу,— сказала она торжественно-спокойно и улыбнулась Мите, словно им одним была известна тайна возвращения ее сына домой.

— Грязнов? Говорит двадцать пятый. Радиотелефон пока не работает, говорю со станции. К объекту пришла подружка, выпивают, целуются, смеются. Ничего подозрительного. Продолжать наблюдение?

— Как выглядит подружка?

— Классно. Блондинка с пепельным оттенком.

— Как одета?

— Белый жакет, зеленое платье в белую полоску...

— Кто еще в доме?

— Старуха страшная. Жратву бабам притащила. Говорю — ничего подозрительного.

— Наблюдение продолжайте. Пепельная блондинка — наш человек, за ее жизнь отвечаешь головой. Постарайся при первой же возможности ее оттуда вытащить. Только без шума.

«Целуются... Может, это и не Ирина вовсе?»

Меркулов подошел к основанию монумента Космонавтов за десять минут до назначенного времени и спокойно стоял, глядя на стайки экскурсантов и туристов — своих и заграничных. «Приятель» Грязнова неспроста выбрал это место для встречи. Еще десять минут. Меркулов не беспокоился: шпионы самые точные люди на земле. Когда стрелка уличных часов переползла на восьмую минуту после назначенного срока, Меркулов ощутил некоторую тревогу, но как раз в этот момент к краю тротуара подкатил светлый «опель», и водитель, перегнувшись через сиденье, резким движением — еще на ходу — открыл переднюю дверь.

— Константин Дмитриевич, садитесь. Побыстрей, пожалуйста.

Меркулову было знакомо лицо водителя, которое он столько раз видел на экране телевизора. Моложавое лицо, отливающий серебром бобрик. Кирин. Генерал-майор КГБ в отставке, посвятивший оставшуюся жизнь опасному делу. Пожалуй, более опасному, чем то, которым занимался всю предыдущую,— разоблачению преступной деятельности своего бывшего ведомства.

— Я мигом,— отозвался Меркулов, неуклюже взгромождаясь на переднее сиденье, а Кирин уже рванул с места, и Меркулов еще не успел разместить длинные ноги между «бардачком» и полом машины, как «опель» уже несся по улице Академика Королева.

— Извините, опоздал на восемь минут, комитетская машина приклеилась у самого дома. Думал — отвязался, но они опять прицепились на Звездном бульваре. Не боитесь скорости?

— Нет,— засмеялся Меркулов,— гоните.

И Кирин гнал по пустынной широкой улице, к телецентру, мимо Останкинского парка. Меркулов обернулся: по правой полосе движения медленно полз троллейбус, прямо за «опелем» — желтые противотуманные фары преследователей. Меркулов был уверен, что это преследователи, машина не отставала от них и даже как будто приближалась.

— Не беспокойтесь, я сейчас от них уйду,— ответил Кирин на мысли Меркулова и усмехнулся: — только держитесь в седле покрепче.

Возле Кашенкина луга Кирин свернул направо, машину занесло немного на полосу встречного движения, и тут же снова поворот — налево в проезд между домами, и снова налево, за пятиэтажку, по узкой подъездной дорожке — прямо в тупик, к кирпичной стене забора, к которой прилепились цинковые, помоечные баки. Меркулов закрыл глаза — на такой скорости невозможно было остановить машину никакими тормозами. Но Кирин и не думал останавливаться. Перед самой стеной он юркнул снова налево в несуществующий, как показалось Меркулову с первого взгляда, отрезок двора, выключил освещение и впритык к стене дома слева и чахлому кустарнику справа, снизив скорость, выехал на проезжую часть и остановился.

Через секунду раздался отчаянный скрип тормозов и грохот металла — машина преследователей угодила в помойку. Кирин подморгнул Меркулову — мол, что и следовало ожидать,— включил зажигание, свет и снова понесся, на этот раз с вполне переносимой скоростью, в обратном направлении.

Кирин на ходу протянул руку, твердую и прохладную.

— Рад встрече.

— Я тоже рад нашей встрече, товарищ Кирин. Слава объяснил ситуацию. Сказал, кто вы и что. Да и кто вас не знает?

— Зачем так официально? Меня зовут Владимир. Давайте по имени.

— Я за, Владимир.

— Сейчас, Константин, мы проедем в одно местечко и поговорим. Там нам не будут мешать.

Поплутав по глухим переулкам и убедившись, что хвоста нет, Кирин вернулся в район ВДНХ и повел Меркулова в подземное заведение с вывеской «Кооперативный общественный туалет». Меркулов решил, что генералу приспичило. Но Кирин'кивнул — сюда, сюда,— и прошел к двери с вывеской «Директор». Хозяин заведения по-приятельски встретил отставного генерала и провел гостей в следующую комнату с тихо гудящими кондиционерами, неожиданно оказавшуюся маленьким, по всей видимости, подпольным ресторанчиком. Вслед за директором они прошествовали в отдельный кабинет.

— Музыки у нас нет, но кухня отличная,- объяснял директор Меркулову, подавая меню.— У нас пиццерия, итальянский вариант. Лицензия имеется. Но мы договорились с Моссоветом, что начинаем первый сезон по-тихому. Остерегаемся, чтоб народ не попер. Знаете, какой у нас народ! Поэтому и работаем по заказной системе... Сегодня идет пицца трех сортов. Рекомендую также телятину на гриле и спагетти с сыром. Из вин — «Гурджаани» и «Тетру».

Он уловил что-то в выражении лица нового гостя и добавил:

— «Столичная», конечно, тоже имеется. Сейчас я позову официантку...

— Я непьющий,— сказал Кирин, наливая в фужер «Московскую минеральную».

— Вообще? — осведомился Меркулов.

— Вообще,— с твердостью в голосе ответил Кирин.