Неле Нойхаус - Ненавистная фрау

— Я не знаю, как вас благодарить. Я доставил вам немало хлопот, я это знаю, и мне очень жаль, но…

— Не будем об этом, — сказал Оливер, тронутый радостью мужчины, к которому все время испытывал сочувствие.

— Но вы все еще не знаете, кто убил Изабель? — спросил Керстнер после того, как опять взял себя в руки.

— К сожалению, нет. — Боденштайн пожал плечами. — Каждое подозрение до сего времени заканчивалось тупиком, и я…

В дверь постучали, и главный комиссар замолчал. В дверях появилась мопсоподобная помощница ветеринара Сильвия Вагнер с букетом цветов. Боденштайн поднялся.

— К вам пришли. — Он протянул Керстнеру руку, которую тот с готовностью пожал. — Желаю вам скорейшего выздоровления и всего хорошего в будущем.

— Спасибо, — ответил врач. — Вам тоже всего хорошего. Может быть, мы еще увидимся при других обстоятельствах.

— Буду рад.

Оба мужчины улыбнулись друг другу, затем Боденштайн повернулся и направился к двери. И вдруг, как гром среди ясного неба, его осенила мысль, которой он напрасно ждал уже столько дней: Сильвия, незаметная помощница ветеринара, считала, что Изабель вообще не заслуживает такого мужчину, как Керстнер! Он еще раз обернулся и увидел, как молодая женщина с робкой улыбкой передает своему шефу букет цветов. Влюбленное, восторженное выражение в ее глазах говорило о многом, но Керстнер, казалось, его не замечал.

— Очень приятно, что ты пришла меня навестить, — сказал он. — Садись и расскажи, как вы без меня справляетесь.

Боденштайн вышел из палаты, но, пройдя по коридору через молочно-стеклянную дверь отделения, сел на один из стульев в большом холле, откуда можно было попасть в разные отделения больницы.

Сильвия наверняка ревновала Керстнера к Изабель, которая физически была ее полной противоположностью. Она ненавидела красивую молодую женщину, так как у нее был мужчина, в которого она сама была безнадежно влюблена, но та ни во что его не ставила. Когда у Сильвии Вагнер созрел план убить женщину?

Боденштайн вздрогнул, когда открылась дверь двадцать третьего отделения и из коридора вышла молодая женщина с опущенной головой. Она держала руки в карманах жилета. Сильвия не заметила Боденштайна, который поднялся и последовал за ней. Только в главном холле больницы он окликнул ее. Испуг в глазах женщины Оливер интерпретировал как признак того, что совесть ее нечиста.

— Что… что вы хотите? — спросила она, заикаясь.

— Я хотел бы задать вам один вопрос.

— Я тороплюсь. — Мопсообразная Сильвия, казалось, чувствовала себя весьма дискомфортно. Она чуть отступила назад.

— Вы очень хорошо относитесь к вашему шефу, доктору Керстнеру, не так ли?

Вагнер медленно кивнула.

— Вы его так обожаете, что едва могли выносить то, как с ним обращалась его жена? — Боденштайн знал, что в данный момент нарушает железное правило, которое сам же однажды установил. Это правило заключалось в том, что при допросе нельзя задавать наводящие вопросы. Именно это он и делал сейчас, но ему было все равно. Оливер был твердо убежден в том, что убийца Изабель Керстнер стоит перед ним. Это казалось логичным, однозначным, а он устал и потерял всякое терпение — весьма неподходящие предпосылки для успешного расследования. На лице Сильвии появились смятение и испуг, взгляд ее блуждал. — Вы терпеть не могли Изабель.

— Да, — прошептала она чуть слышно. Пот выступил на ее верхней губе, она прерывисто дышала.

Боденштайн внутренне ликовал. Сейчас она выдаст все, что он хотел услышать!

— Когда вы решили ее убить?

— Что вы сказали? — Помощница ветеринара Сильвия Вагнер, которая, по мнению Боденштайна, была абсолютно бесперспективно влюблена в своего шефа и хотела освободить его от адского брака, изображала полное непонимание.

— Ах, прекратите, — поморщился Боденштайн. — Вы дождались удобного момента, когда Изабель уехала из клиники. Вы отправились следом за ней, шприц с пентобарбиталом у вас был с собой. Это не составляло для вас труда. Наконец, у вас был доступ к аптеке клиники.

— Я думаю, у вас что-то не в порядке с головой. — Сильвия постучала себе по лбу. — Это уж слишком!

— Я должен просить вас проехать со мной.

— Еще чего! — Выражение страха на ее лице сменилось раздражением. Она бросила на него презрительный взгляд и, повернувшись, направилась к выходу.

— Подождите!

Боденштайн тронул ее за плечо, но в ту же минуту невысокая, но коренастая Сильвия обернулась на удивление грациозным движением, схватила его за руку, и он полетел в воздухе, словно пребывая в состоянии невесомости. Боль пронзила его спину, когда он с грохотом упал на сверкающую черную плитку, которой был выложен пол в больничном холле. Перед его глазами кружили красные точки. С трудом переведя дух, Оливер пытался восстановить нормальное дыхание. Он был абсолютно уверен, что у него сломан позвоночник, а также, возможно, переломаны все ребра и копчик. У Боденштайна выступил холодный пот, он не мог выдавить из себя ни единого слова, когда над ним склонились чьи-то озабоченные лица.

— Быстро! — крикнул кто-то. — Мужчину надо немедленно отправить в отделение экстренной помощи!

— Хорошо, что это случилось в больнице.

— Вызовите врача!

— Нет-нет, — пробормотал Боденштайн, оцепенев от боли, — все нормально, ничего страшного.

Прибежали два санитара и врач, круг любопытных разрастался. Сумасшедшая боль постепенно стихла, и остался только ужасный жгучий стыд. Какой черт дернул его так непрофессионально поступать? Боденштайн попытался, сдерживая стоны, встать на ноги и затем поплелся к своему автомобилю. Позднее, через пару недель или месяцев, он, возможно, посмеется над этой унизительной сценой, но сейчас ему не до смеха. С закрытыми глазами он сидел в своей машине. Его теория о том, что помощница ветеринара последовала за Изабель, напала на нее, сделала ей смертельную инъекцию и после этого ночью, в кромешной тьме, притащила ее на смотровую башню, чтобы сбросить вниз, была полностью притянута за уши. Боденштайну оставалось только надеяться, что никто из его коллег не узнает об этой неловкой сцене. В окно его машины постучали, и он ужаснулся, увидев Сильвию Вагнер. Тогда он включил зажигание и опустил стекло.

— Я хотела извиниться, — сокрушенно сказала молодая женщина. — Мне… мне… очень жаль, но…

— О боже, нет, — Боденштайн покачал головой, — это я должен перед вами извиняться! Я не знаю, что на меня нашло.

Сильвия закусила губу, но затем прыснула и расхохоталась. Боденштайн бросил на нее обиженный взгляд, но, осознав всю комичность ситуации, тоже засмеялся.

— Извините. — Сильвия вытерла выступившие от смеха слезы. — Это выглядело так комично.

— Да уж. Кто пострадал, тому не до смеха.

— Я надеюсь, вы не на полном серьезе меня подозревали? — спросила молодая женщина уже более спокойно.

— К сожалению, на полном. В какой-то момент мне это показалось абсолютно правдоподобным.

— Я действительно обожаю Миху, но я в него не влюблена. У меня есть муж и двое маленьких детей. Миха просто великолепный ветеринар и очень симпатичный человек.

— Мне действительно крайне неудобно, — признался Боденштайн. — Вы полагаете, мы могли бы просто забыть наше… гм… небольшое шоу?

— Я уже забыла, — подмигнула ему Сильвия.

— Спасибо. — Боденштайн облегченно улыбнулся и тут же скривился от боли. — В любом случае вы в отличной спортивной форме.

— Карате. — Сильвия скромно улыбнулась. — Чемпионка Германии среди юниоров в тысяча девятьсот девяносто девятом году, черный пояс.

— А вы не могли сказать об этом пораньше? — усмехнулся Боденштайн. — Я бы послал оперативную группу.

«Гут Вальдхоф» в этот по-летнему теплый послеобеденный час был пуст. На парковочной площадке стояли лишь два автомобиля. Боденштайн предположил, что один из них — желтый джип — принадлежит Тордис. Он припарковался рядом с ее машиной и нерешительным шагом направился в конюшню. При этом он тщательно следил за тем, чтобы не сделать ни одного непродуманного движения. Самое позднее сегодня вечером все растянутые мышцы пронзит невероятная боль, и он был уверен, что его спина стала сине-зеленого цвета от резкого удара. В проходе конюшни никого не было. Он нашел Тордис на площадке для конкура, обойдя до этого полкомплекса. Она сидела на гнедой лошади с белым пятном на лбу.

— Привет! — С удивленной улыбкой девушка осадила лошадь рядом с ним и сдула прядь волос с разгоряченного лица. — Что вы здесь делаете?

— Я хотел полюбоваться вашей верховой ездой, — также улыбнулся Боденштайн. — Вы хорошо держитесь в седле.

— Спасибо, — улыбнулась она. — Я стараюсь.

— Скажите, — Боденштайн прислонился к изгороди, — это правда, что фактическим владельцем этого комплекса является не господин Ягода, а его жена?