Акт исчезновения - Кэтрин Стэдмен

меня врасплох. Напоминаю себе, что он не знает меня. И не знает, что я знаю о том, что он сделал.

– Ха-ха, ну да, – нерешительно хихикаю я. – Все хорошо.

Он кивает, и вдруг его поведение резко меняется – словно что-то щелкнуло в его мозгу:

– Вы Миа Элиот, не так ли?

Мое сердце замирает: он действительно знает меня. Знает, кто я. И тут внутри меня просыпается Джейн.

– Да, – уверенно отвечаю я, хотя на самом деле никакой уверенности во мне нет. – Это я. Мы знакомы?

Он мнется. Очевидно, мы незнакомы.

– Нет, но я видел «Эйр». Я Бен Коэн, продюсер из «Лунного зяблика». Кстати, «Эйр» – что-то невероятное. Вы чувствуете камеру, здóрово смотритесь… – Он рассматривает мою тщательно уложенную прическу. – Вы пришли на пробы «Галатеи»?

– Да, сейчас у нас перерыв.

Бен понимающе кивает:

– Здóрово. Рад слышать. У вас здóрово получается. – Он снова кивает на гребень у меня руке.

Если он еще раз скажет «здорово», я заору.

– «Галатея» была одним из наших проектов, – продолжает он, – еще до Кэтрин. Мы много работали над ним, прежде чем перепродать. Но Кэтрин – лучшая, у нее наметанный глаз. Знаете, мы бы тоже хотели пригласить вас на днях в «Лунный зяблик» и что-нибудь предложить.

Держу пари, тебе этого очень хочется.

Бен улыбается:

– Я отправлю кое-какие материалы вашему агенту. Вы надолго в Лос-Анджелесе?

Члены других съемочных групп снуют мимо – в кафе и обратно. Мы здесь не одни, мне ничего не угрожает, но я чувствую опасность. Все мое тело приказывает мне убираться прочь, подальше от этого человека, но Джейн упрямится.

– У меня здесь читка. – Я беру себя в руки. – И только сегодня.

Он хихикает, вероятно, приняв мой грубый отказ за сухой британский юмор. Во мне поднимается ярость. Ярость Джейн – и моя собственная. Пора идти, пока я не наделала глупостей.

Я пытаюсь выбросить из головы воспоминания, связанные с его голосом.

– Ну, возможно, у вас получится заглянуть ко мне в офис на этой неделе, – продолжает Бен как ни в чем не бывало. – Посмотрим, что мы сможем подобрать для вас. – Его улыбка становится последней каплей.

– Кажется, вы знакомы с моей подругой, – радужно улыбаюсь я в ответ. – Эмили Брайант?

И наблюдаю, как выражение вежливого интереса сползает с его лица, и до него постепенно доходит. В его глазах мелькает страх – и тут же исчезает.

– Эмили Брайант? – вежливо повторяет Бен, словно понятия не имея, о ком это я. Он хороший актер, но я лучше.

– Да, Эмили Брайант. Моя близкая подруга. По-моему, вы познакомились с ней на Новый год. – Не знаю, зачем я это делаю, но меня уже несет. Хочу посмотреть, как Бен извивается. Хочу, чтобы он заплатил за все, хотя лично мне он ничего не должен.

Я наблюдаю, как он пытается делать вид, что все в порядке, пока не понимает: вести себя как ни в чем ни бывало уже не выйдет. Его лицо внезапно мрачнеет, и он угрожающе надвигается на меня. Всю напускную вежливость как рукой сняло.

– Не знаю, что у вас на уме, но лучше прекратите, – угрожающе шипит Бен. Я его напугала.

Вместо того чтобы торжествовать, я вдруг ощущаю уязвимость своего положения. Даже в людном месте этот человек, сбросивший маску, представляет угрозу. Я отступаю на шаг. Но кругом свидетели и камеры наблюдения. Здесь самое безопасное место, так что, если я хочу что-то ему сказать, то самое время.

– Почему она прячется? Что такого вы ей сказали, что она исчезла?

Брови Бена взлетают вверх.

– Что? Не понимаю, о чем вы, – бормочет он, вглядываясь в лица прохожих. – Кончайте, – продолжает он шепотом, – вы сами не знаете, что несете.

И тут, похоже, ему приходит какая-то мысль:

– Подождите, давно вы в городе? Неделю? Две?

Бен смотрит так серьезно и настойчиво, что я невольно отвечаю:

– Неделю.

– А Эмили, я думаю, ваша новая подруга? – Это даже не вопрос, а утверждение.

– Да, – признаюсь я.

– Что ж, в таком случае вы совсем не знаете Эмили. Если вы познакомились с ней всего неделю назад, то вы ее не знаете. – Бен говорит это таким тоном, что слова застревают у меня в горле.

Похоже, он почувствовал мое сомнение:

– Не надо ее так жалеть. Она не та, за кого вы ее принимаете: поищите в интернете, чем она занималась раньше. Сами все увидите. Вы понятия не имеете, во что ввязываетесь, и не поможете ни ей, ни себе.

Он говорит спокойно, но в то же время угрожающе:

– Забудьте об этом. Занимайтесь своей карьерой. Не лезьте, куда не следует. Еще шаг – и узнаете, на что мы способны.

Прямо на нас, сигналя, мчится студийный багги. Бен берет меня за руку, еще секунду молча смотрит на меня и уходит. Я стою в шоке, пока багги с грохотом проносится мимо.

Вернувшись в раздевалку, облачаюсь в костюм для последней сцены. Это первое появление Элизы – бедной и жалкой цветочницы. Больше всего на свете сейчас мне хочется остаться одной. Да, я попалась на удочку Бена Коэна и ненавижу себя за это, но мне крайне необходимо найти в интернете Эмили. Может, во всей этой истории есть то, чего я не знаю? Просто смешно, что я до сих пор не погуглила Эмили. Но до слов Бена мне и в голову не приходило это делать: то одно, то другое… Не могу собраться с мыслями.

Мне меняют прическу и грим, и мы приступаем к съемкам последней на сегодня сцены. В ожидании начала я с трудом подавляю желание достать телефон и погуглить Эмили. Стараюсь не обращать внимания на море незнакомых лиц, маячащих в полумраке за камерой и прожекторами; стараюсь не думать о Бене Коэне и Эмили Брайант.

Я зажмуриваюсь, до боли сжимаю руками в митенках ручки цветочной корзины и заставляю себя перенестись в эдвардианскую Англию, Ковент-Гарден – в довоенную эпоху, когда не было ни смартфонов, ни всего остального.

Я слышу «начали», и все исчезает: и Лос-Анджелес, и моя собственная жизнь. Теперь я та, кем и должна быть.

…Когда мы заканчиваем, звучит финальный сигнал, и на съемочной площадке раздаются аплодисменты. Секунду я наслаждаюсь послевкусием от хорошо выполненной работы.

Режиссер крепко обнимает меня и шепчет с улыбкой:

– Это. Было. Феноменально.

И, несмотря ни на что, я тоже улыбаюсь.

Вернувшись в гримерку, как можно быстрее сбрасываю костюм и переодеваюсь в свою обычную одежду.

В дверь просовывает голову Кэтрин:

– Вы подобающе одеты?

– Да, – хихикаю я.