Человек с лицом убийцы - Николай Иванович Леонов

– Не знаю, как он к нам добирался. Он мне не говорил. – Тоня нахмурила брови, словно была недовольна, что не может точно ответить на этот вопрос. – А вот уходили мы уже переодетые. У вас ведь есть снимок с видеокамеры над подъездом? Жанна мне говорила, – посмотрела она на Астапову.

– Да, есть.

– Там он с сумкой?

– Спортивная черная сумка, – ответил Гуров.

– В ней он принес свою одежду. Для себя и для меня. Велел мне переодеться. У меня стрижка короткая и фигура мальчишеская. Поэтому, когда я оделась, на парня стала похожа. Он и кепку мне дал, – улыбнулась она горькой улыбкой. – Сам тоже переоделся. Его одежда ведь вся в крови была. – Тоня содрогнулась всем телом. – Я не знала, что он собирается сделать, – виновато посмотрела она на Жанну Валентиновну и на Гурова. – По нашему плану я должна была ослепить камеры в квартире и впустить его в назначенное время. Мы переодеваемся, я оставляю записку родителям, и мы уходим. Но…

Тоня замолчала.

– Но у него были свои планы, – договорил за нее Лев Иванович.

– Постой, – неожиданно вклинилась в разговор Жанна Валентиновна. – А зачем он вообще с тобой пошел? То есть как объяснил? Уйти из дома ты могла бы и сама, тем более что вещи, говоришь, потихоньку вывезли.

Девушка задумалась.

– Знаете, – обращаясь к обоим, медленно проговорила она, – он сказал, что опасается – я в последний момент струшу и никуда не пойду. И решил меня морально поддержать. В тот момент мне это показалось проявлением заботы…

Она помолчала и продолжила свой рассказ:

– Когда я его впустила и мы потихоньку пробрались в мою комнату, он неожиданно для меня быстро вышел из нее. Сказал мне – сиди тихо, я сейчас вернусь – и закрыл меня на ключ. Дурацкие замки в этой квартире! – с досадой высказалась Антонина, ни к кому конкретно не обращаясь. – Ну, зачем нужно было вставлять во внутренние комнаты замки, которые с двух сторон закрываются на ключ?!

Тоню снова начал колотить озноб, но на этот раз она быстро взяла себя в руки и продолжила говорить:

– Слышимость при закрытых дверях очень низкая, но я все равно слышала шум и какие-то крики. Я испугалась, не понимая, что происходит. И тут Игнат вошел в комнату, весь в крови и с ножом. Я очень испугалась. Но он, не обращая на меня внимания, прошел в ванную комнату. И лицо у него при этом было такое… такое страшное. Я прибежала в спальню родителей. Мне стало плохо от того, что я увидала. Все вдруг стало как в тумане. В голове шум. Я едва успела написать эсэмэску Инне Витальевне, как появился Игнат… Елизар и, взяв у меня из рук телефон, увел меня снова в мою комнату. Он уже успел вымыть руки и куда-то убрать нож. Он стал что-то говорить мне, но я плохо соображала…

Тоня говорила все торопливее и быстрее. Она опять начала пропускать буквы. Ее глаза словно бы остекленели, прикованные к одной точке, а лицо побледнело так, словно она сейчас упадет в обморок. Гурову пришлось положить свою руку на ее плечо.

– Тоня! – позвал он ее и похлопал по плечу. – Остановись. Помолчи немного и приди в себя.

Тоня замолчала, но бледность никак не хотела сходить с ее лица, а взгляд стал блуждающим и затравленным.

– Девочка моя бедная, – притянула ее к себе Жанна Валентиновна. – Все уже позади. Все будет хорошо. Его поймают и накажут. Я правильно говорю? – посмотрела она на Гурова.

– Всенепременно мы его поймаем, – убедительно произнес Лев Иванович. – И очень скоро, – пообещал он и, посмотрев на часы, заторопился. – Вы отдыхайте. Я через пару дней еще зайду, и мы продолжим разговор. Пока что не буду вас больше тревожить. Жанна Валентиновна, вы меня не проводите?

– Да, конечно. – Астапова встала и, тревожно посмотрев на Тоню, спросила ее: – Побудешь минутку одна?

Тоня кивнула, и Гуров с домработницей вышли из комнаты.

– Несчастный ребенок, – вздохнула Жанна Валентиновна, когда они прошли в прихожую. – Мало ей, что в детстве отец убил на ее глазах мать, так еще и ее любимый человек убил ее приемных родителей. И тоже практически у нее на глазах.

– Ей сейчас очень понадобится вся ваша забота и участие, чтобы отойти от всех этих бед и напастей, которые свалились на нее, – заметил Гуров. – Я хотел у вас вот что спросить, Жанна Валентиновна. Вы замки поменяли на входной двери, как я вас и просил?

– Ох, я совсем об этом позабыла, – всплеснула руками Астапова. – Прямо сегодня пойду и куплю другие. А поставим уже завтра с утра. У меня есть телефон мастера.

– Только сделайте это обязательно! Не хочу вас пугать, но, когда мы загоним Елизара в угол, он вполне может попробовать проникнуть в квартиру. И еще. Завтра, как только поставите новые замки, позвоните мне. Хорошо?

– Хорошо, я поняла, – кивнула домработница.

Лев Иванович, попрощавшись, побежал на встречу с журналистами. Дел ему сегодня предстояло еще много. День обещал быть бесконечно длинным.

31

Тоня лежала в постели и никак не могла уснуть. Прошло уже пять дней с тех пор, как этот приятный во всех отношениях полковник из уголовного розыска беседовал с ней в последний раз, и целая долгая неделя с тех пор, как она вернулась домой. Гуров, как и обещал, нашел и привез Антонине все ее вещи, которые она оставила в ивантеевской квартире. К ее удивлению, вещи были в целости и сохранности. Даже на ее краски, карандаши и альбом для эскизов, а также на дорогую палитру и остальные принадлежности для рисования никто не позарился. Хотя, по большому счету, кому они, кроме нее, еще были нужны?

Она лежала с закрытыми глазами и вспоминала слова Гурова, который рассказал ей, что квартира в Ивантеевке была снята в аренду и оплачена на пять лет вперед. И Игнат, вернее Елизар, уже прожил в ней три года. Тоня никак не могла привыкнуть к мысли, что Игнат, которого она любила, был вовсе не Игнатом Родионовым, а Елизаром Шишковским. По сути – ее сводным братом.

Первым неосознанным желанием девушки, когда она узнала об этом, было избавиться от ребенка. Но потом она подумала, что этот малыш, жизнь которого развивалась у нее внутри, ни в чем