На один удар больше - Анна и Сергей Литвиновы

по малышам, тоже не горела особым желанием. Максимум, на что готова была, — после тренировки полчасика об стеночку постучать. Но в этом году она перешла в более старшую возрастную группу, сразу смогла заявить о себе — и для Амелии настал конец спокойной жизни. Дочка теперь постоянно выносила матери мозг. Какую-то Катю из их теннисного клуба родители везут в Сербию на турнир, у Люси — индивидуальные занятия по два часа каждый день, а некая Лиза Золотова вообще скоро поедет учиться теннису в Испанию. Амелия отбивалась, убеждала: пока что, дочь, у тебя все возможности совершенствоваться здесь, в России. А дальше — мы обязательно что-нибудь придумаем.

Впрочем, и тренер Альбины в последнее время говорил все чаще: достичь результатов с нынешним минимумом (когда только занятия в группе и всего три индивидуалки в неделю) — нереально. «Да, будет ваша дочка что-то по России выигрывать, но это не развитие. Дальше только в Институт физкультуры, а после него — тренером».

Но Альбина не хотела быть тренером — она мечтала выигрывать Большие шлемы. И пока что с ощутимым преимуществом обходила всех прочих, несмотря на их огромный объем дополнительных тренировок и заграничные выезды.

Однако Павел Сергеевич уверял: это только пока. С каждым годом разница в уровне подготовки будет проявляться отчетливее и отбрасывать дочку все дальше и дальше за спины более обеспеченных финансово конкуренток.

Амелия Сараговец честно попробовала зарабатывать больше. На основной службе ей предложили взять дополнительные полставки («огромная прибавка» в ежемесячные двадцать две тысячи). Она зарегистрировалась как самозанятая, стала давать объявления, несколько вечеров в неделю и все выходные обследовала грунты по частным заказам. Хорошо, плюс еще тридцать-сорок. Но только поездка на заграничный турнир — минимум триста. А в год надо выезжать — раз семь.

Амелия терпеть не могла одалживаться и просить. Но ради дочкиной мечты наступила на горло собственной песне. Стала вспоминать однокурсников, кто подавал надежды. Полезла в социальные сети — смотреть, кто чего добился.

Самой крутой оказалась Исидора Лютова — работала в Салехарде, на руководящей должности в нефтянке.

Когда-то, будучи студентками геологоразведочного, девушки приятельствовали. Во многом были похожи: обе способные, старательные, не слишком компанейские. Но если Амелия считала, что главное в жизни — заниматься любимым делом, то Ися не скрывала — ей всего важнее богатство и независимость.

Путь, правда, оказался тернист: нынешних высот она достигала потом и кровью, с низовой должности, в плохом климате, через лишения и интриги. Амелия ей не завидовала. Только сейчас, когда финансовый вопрос встал ребром, позвонила и сказала:

— Ися. Ты была права. Любимое дело ничего не стоит, если ты не можешь помочь собственному ребенку.

Несмотря на крутую должность, бывшая однокурсница совсем не гоношилась, они долго и хорошо говорили. Но в ответ на робкую просьбу Амелии («Ты не можешь взять меня к себе на работу?») Исидора лишь усмехнулась:

— Поздно тебе. Без обид. Даже если возьму — на руководящую должность без опыта никак. А какой тогда тебе смысл с места срываться к нам в Салехард за сотку в месяц? На теннис все равно не хватит.

— Не хватит, — печально признала.

— Слушай, а что ты клады не ищешь, с твоим-то опытом? И край ведь у вас — на это дело богатый.

— Пробовала, — призналась Сараговец. — Но нашла пока какую-то ерунду. Это ведь тоже целая наука. Надо примерно знать, где искать, собирать информацию, работать в архивах. А на месте — «черные» копатели могут наехать и все отобрать. Включая георадар.

— Кто не рискует — тот в теннис не играет.

— Ладно, — вздохнула Амелия. — Спасибо за совет. Может быть, действительно попробую.

Этот разговор с Исидорой у них состоялся в конце июля. И Амелия действительно пару раз сходила в библиотеку, почитала в старых газетах, где у них в округе были богатые дома, начала выяснять, какие из них сейчас стоят заброшенные.

А поздно вечером четвертого августа ей позвонили с незнакомого номера. Мужчина представился кладоискателем из Центральной России и предложил срочную подработку, выехать надо немедленно.

По первому свистку Сараговец никогда не срывалась, так что договорились на завтра. Тоже на поздний вечер (Альбинка еще разнылась, что дома одна оставаться боится).

А едва положила трубку — ей звонит Исидора. Спрашивает лукаво:

— Хочешь сказочку на ночь?

И рассказывает удивительную историю.

Имелась у ее бабушки сестра с интересной судьбой. Убежденная комсомолка в 1945 году переехала в освобожденный Кенигсберг с миссией: вовлекать местное немецкое население в идеалы коммунизма. А в итоге сама в немца влюбилась. Избранником стал бывший садовник богатых конепромышленников фон Маков по имени Фиде. Хозяева его от войны сбежали, а он с ними не поехал. Продолжал работать в их же усадьбе, ныне принадлежащей совхозу. Против брака с тружеником райком не возражал, наоборот: дали невесте множество наставлений, как максимально включать недавнего слугу капиталистов в социальную структуру Советского Союза. Молодые поженились, супруг учил моральный кодекс строителя коммунизма — готовился в комсомол вступать. Но вскоре советское правительство — неожиданно для всех — объявляет депортацию немецкого населения на историческую родину. И жена уезжает вместе со своим садовником.

В Германии им удается неплохо устроиться, супруги покупают дом, однако муж очень быстро умирает. И в Советский Союз молодая вдова не возвращается. В 1950 году снова выходит замуж — понятное дело, опять за немца.

Родила сына. Тот со временем вырос, женился, обзавелся потомством. Так что у Исидоры в Восточной Германии есть троюродный брат, почти ровесник по возрасту. «Чистый ганс, по-русски ни бум-бум. Кстати, и зовут Ханс-Йорг».

— Когда у нас в девяностых неразбериха была, я пыталась через Ханс-Йорга к счастливому будущему прибиться, — с усмешкой рассказывала Исидора. — Упросила его прислать приглашение. Поехала в Германию. Думала — хоть как, замуж или работу найти, но там остаться. Сама помнишь, чего тогда в России творилось. Но не сложилось. Покрутилась я, поприсматривалась, поняла: на средний уровень будучи эмигранткой еще можно вытянуть. А в плане крутой карьеры — в благополучной империи не получится. Да еще у чужачки. Ну, и вернулась в Россию. С Ханс-Йоргом больше не виделись. Я его с Рождеством поздравляла, он меня — с Новым годом. А тут вдруг звонит: разбирал вещи покойной бабки и карту нашел. Места, где вроде как спрятаны сокровища фон Маков.

— Ты хочешь, чтобы я ему помогла их найти? — загорелась Амелия.

Исидора вздохнула:

— Эх, позвонила бы ты чуть раньше! Нет. Я Ханс-Йорга уже другому своему знакомому поручила. Чтоб сопровождал и все организовал. Он просил авантюриста. Не очень щепетильного, но