Евгений Титаренко - Никодимово озеро

Сергей предложил единственное, что мог:

— Давай я тебя провожу в Никодимовку…

Алена мотнула головой: нет.

— Не надо было мне совсем впутывать тебя… — Сергей помедлил.

— А я думаю, зачем вообще путалась с вами всю жизнь? — сказала Алена. — Вот и получилось: ни то ни се. Лучше бы водилась с девчонками, как положено. А я — около вас. И достукалась.

— Старое ковырять поздно теперь! Но переиграть можно еще! Кто-кто, а я тебе не помешаю.

― Не помешаешь, — согласилась Алена. — Этого ты, если тебя даже попросить, не сделаешь… Ты, Сережка, многое можешь. Даже в морду дать. Но если наверняка уверен, что дать следует. А так чтобы с маху, с первого побуждения — нет. Ты внутри выскобленный какой-то. Ты, прежде чем сделать, все обдумаешь тысячу раз и конечно, будешь прав. Так жить проще!

— А тебе откуда знать? — спросил Сергей. — Может, это потрудней в тысячу раз?

— Нет, — сказала Алена. Потом согласилась: — А может, и трудней… Но так делают себялюбцы! Понял? Им кажется — они думают о других, а думают о себе, чтобы не мучиться потом из-за ошибок. Ходить без пятнышка разве не легче?! — Голос ее задрожал. — Ты даже полюбить просто так, без оглядки не сумеешь — ты будешь всю жизнь советоваться сам с собой: Скажешь, что я не права?

— Ничего ты не знаешь: кто что как умеет…

— Про тебя знаю. Ты не умеешь. Ты бережешь себя от лишних болячек. И не понимаешь, что боль тоже бывает счастливой. Вот и станешь всю жизнь прятаться за дружбу, чтоб поспокойнее. А любить — надо силы много!

Сергей молчал, думал. Может, он и правда уродился излишне предусмотрительным, чтобы постоянно взвешивать: как да что. Но никогда не считал это пороком. И тут же, словно в подтверждение Алениных слов, заметил, что сидит в несколько нарочитой позе: облокотившись на колени, сгорбленный, будто сознательно демонстрирует подавленность. Выпрямился, оборвал несколько полукруглых листьев хмеля за спиной и стал рвать их на кусочки: сначала пополам, потом на четвертушки, потом еще мельче.

— Я просто не умею напрашиваться или навязываться, — сказал он, — ни в друзья, ни в знакомые… ни в кого-нибудь еще. Нужен я человеку — и он мне нужен; а если нет… значит, как-нибудь.

— Правильно! — подхватила Алена. — Ты хочешь, чтобы тебе все на блюдечке. Хоть дружбу, хоть любовь — чтобы спокойная, надежная. А за нее борются, Сережка! — Алена повысила голос, и, хотя глаза ее были сухими, в голосе закипали слезы. — И уж когда она есть — так просто ее не отдают! А ты отдашь! Не будешь бороться! Пойдешь и станешь раздумывать: имел ли я право?.. Такой вот ты!

— Какой есть, — жестко, чтобы не выдать справедливой обиды, ответил Сергей. Он мог бы напомнить ей, что разговор должен быть не о нем и что лучше оставить его в покое…

— Правильно! — опять горестно согласилась Алена. — Тешься этим! Многие так утешаются: «Какой есть, такой и буду!»

Очень кстати скрипнула дверь за садом, послышались голоса женщин. Алена умолкла, сдвинув брови. Оба испугались, что женщины явятся в беседку. Но дверь захлопнулась, и опять стало тихо.

— Чего ты хочешь, Алена? Если тебе нравится принимать на себя оплеухи вместо Лешки — принимай! А при чем тут я?

Лицо ее стало испуганным.

— Ты… Ты… — Она не находила слов. Зеленые огоньки в глазах потухли. — Ты жестокий — хуже, чем остальные! — Она закрыла лицо руками и вдруг заплакала. Это было так не похоже на нее, что в первую минуту Сергей совершенно растерялся. Позвал:

— Алена… Слышишь?.. Не сердись на меня! Ну, дурак… Аленка!..

Голова, плечи ее тряслись. Она зажимала руками нос, рот, чтобы остановить рыдание, а ее трясло все сильней.

Вставая, он зачем-то сунул мятые листья за спину, под скамейку.

— Не надо, Алена… — дотронулся до ее плеча. — Если я сказал что-нибудь — я ведь не хотел… Я не знал, как получится.

Она слегка отвела руки от лица и, шевеля по-ребячьи неслушными губами, какое-то время никак не могла совладеть с ними.

— Да! — сказала наконец, уголком согнутого пальца убирая слезу с мокрой щеки. — Если бы ты знал — ты бы, наверно, все продумал! А не думая ты хоть что-нибудь можешь?! — И, давясь всхлипами и проглатывая целые слова, спросила: — Что-нибудь глупое совсем ты можешь, Сережка?! Бессмысленное! — Она не заметила, что недавно требовала от Лешки обратного. — Например, чью-нибудь фотографию в медальоне носить, можешь?!

— Не знаю… — мрачно ответил Сергей.

— Тогда ты ничего не сможешь понять!..

— Я, Алена, стерплю, если мне дадут по зубам, но сам их не подставлю…

Алена кивнула.

— Ты, Сережка, трезвый человек… Нет, я не хочу сказать… За других ты переживаешь, конечно, ты добрый. Но и переживаешь ты как-то не так: трезво переживаешь! Я вот вчера, когда ты уехал в Никодимовку, не спала. А ты спал! — повысив голос, упрекнула она.

— Ты оставалась… не одна. — Сергей показал головой в сторону дома, чтобы не называть тетку Валентину Макаровну по имени.

— Это было что: лучше? Меня обласкали, да?

Сергей в досаде смахнул со стола мятые листья. Один зацепился за край, он отодрал его и бросил к остальным, на пол.

— Не мог я, Алена, ходить тут вокруг дома! Мне нужно было попасть в Никодимовку, сама знаешь.

— Да, нужно, не мог… — повторила Алена. И опять уткнулась лицом в ладони. — Господи! Мама-то за что страдает?! Подлая я…

— Расскажи ей все и поставь точку, — спокойно предложил Сергей. — Она действительно ни при чем.

— Нет! — Алена опять выпрямилась. — Нет, Сережка! Не могу я ничего говорить! Понял? Ты совсем хочешь мне все тропочки перекрыть?!

— Никаких тропочек я не перекрываю тебе… — ответил Сергей. — Но так было бы логичней.

— Я ненавижу тебя с твоей логикой! Ненавижу вот так! — Она сдавила себе горло.

Это было настолько внезапно и настолько несправедливо, что Сергей даже не оскорбился.

― Конечно… — сказал он и шагнул сет стола к выходу. — Я, можно сказать, ждал этого… Я ничем не помешаю тебе. — Он задержался в проходе, каким-то краешком сознания удивленный, до чего просто и сразу все получилось. Алена смотрела на него, приоткрыв губы. И вдруг запрокинула голову.

― Какие вы все глупые! — Подняв руки к небу, взмолилась. — Боже!.. Какие все дураки!

Сергей почувствовал, как нервно дернулся мускул на правой щеке. И от щек, от скул по лицу разлился холод. Наверное, он побледнел. В детстве очень хотелось научиться этому: бледнеть по-мужски… Но до сих про у него не получалось.

— Какой уж есть, — повторил он. — Таким и проживу.

— Можешь жить как знаешь! Можешь делать что хочешь!

— Не бойся, — сказал он. — Лешку я не выдам.

Она стиснула кулаки.

— Уходи! Уходи от меня сейчас же! Не хочу видеть тебя! Ты… жалкий! Ты… эгоист!

Сергей машинально кивнул ей. Кивнул, не думая, потому что уже повернулся и пошел: сначала по тропинке, между смородиновых кустов, потом мимо крыльца, за калитку и дальше — один по пыльной дороге.

Мать случайно вышла из дому, когда с улицы появились Николай и Галина. Можно догадаться, что Анастасия Владимировна не обрадовалась этой встрече. Алена будто видела их всех из беседки.

— Здравствуйте еще раз! — быстренько поприветствовала Галина и, напоминая, что они уже знакомы, добавила: — Вы Олина мама!

— Анастасия Владимировна… — негромко представилась Аленина мать и, должно быть, оглянулась на дверь или окна, за которыми оставалась тетка Валентина Макаровна. Для Анастасии Владимировны ее присутствие было вряд ли желательным.

— Это Николай, — сказала Галина. Тот обязательно расшаркался. — Нам нужно увидеть Олю и Сергея.

— Их нет… — неуверенно проговорила Анастасия Владимировна и, предупреждая какую-то инициативу со стороны Галины, заторопилась: — Да, да! Сейчас посмотрим…

— Подождите, Коля, — сказала Галина. Сказала на «вы».

Зашуршали смородиновые кусты. Кто-то задевал их рукой.

— О-ля! — позвала Анастасия Владимировна. — Сере-жа!.. — Она потопталась под яблонями, потом заглянула в беседку, близоруко пощурилась в полумрак. — Оля… — Ничего не разглядела и уже голосом, естественно-озабоченным, сообщила Галине: — Куда-то ушли…

— Куда они могли уйти?.. — с неудовольствием переспросила Галина, шагая вслед за Анастасией Владимировной от беседки.

— Нам очень надо их видеть, тетя Настя!

Заговорив, мать приостановилась, потом снова пошла.

— Я не знаю… У них, видите, свои заботы круглый год… Они ж с Ольгой с детских лет вместе… Словом, куда-то собирались, я толком не поняла… — Кажется, впервые в жизни Анастасия Владимировна так легко и хладнокровно врала — до того несимпатична была ей Галина.

— Они должны были ждать нас! — так же легко и правдоподобно соврала ей в ответ Галина. И чуть более громко сообщила Николаю: — Они куда-то убежали!