Злополучный номер - Евгений Евгеньевич Сухов

кстати, ваша сестра. – Иван Федорович замолчал и задал следующий вопрос уже иным тоном: – Неужели вы не понимаете, что, кроме разочарований и горя, знакомство вашей сестры с этим человеком ничего путного не принесет. И ее чувства к нему мало того, что не станут взаимными, на что она, конечно, все-таки надеется, так еще он получит… да уже получил, чего там лукавить… возможность пользоваться ими по своему усмотрению и для сокрытия преступления. В этом я уже мог убедиться по развитию здешних событий. Да-с… Неужели вам безразличны страдания Киры, которых ей не избежать?

– Я хотела предупредить ее и запретить с ним видеться. Когда он собирался уходить и Кира бросилась его провожать, я запретила ей это. Но она… – Глафира подняла глаза на Воловцова, – она ничего не хотела слышать. У нее уже давно сложилось собственное мнение на все, что происходит вокруг, а на чужое, даже мое, ей совершенно наплевать.

– Ну, так помогите ей, – горячо произнес Иван Федорович. – Чем раньше мы его изловим, тем меньше несчастий он успеет принести и вашей сестре, и таким же, как она!

Какое-то время Глафира молчала. А потом, уронив голову на грудь, произнесла почти шепотом:

– Его зовут Георгием…

– Как? – переспросил Воловцов, покрываясь холодными мурашками от еще неясного предчувствия.

– Его зовут Георгий Полянский…

Глава 15

Когда от девушки пахнет яблочком,

или В жизни случается всякое

Она была хороша. Девица, что определяла его в комнату за номером «два». Свежа, порывиста, упруга телом… Не то что эти шмары, что паслись в «Каторге». И пахло от нее яблочком, когда от него надкусишь. Не девка – цимус! Вот прикипишь к такой сердцем – и край. Да еще смотрит так, будто знакомого увидела, которого давно не видала и ждала. Знакомое в ней и правда что-то имелось. Не понятно только, что…

Меблирашки были, конечно, не ахти какие. Напротив, в гостинице, уж точно, номера лучше. Но здесь остановился «карась». Этот самый Стасько. Верно, не впервой ему здесь останавливаться. Эта, которая яблочком пахнет, знает его хорошо, Григорием Ивановичем кличет. Надо с ней поговорить, чтобы в журнал приезжих она ничего не писала.

Чего это она не идет?

Георгий вышел из номера. Прошел по коридору, посмотрел на дверь комнаты коммивояжера. Кажется, тот куда-то ушел. По делам. Две корзины часов сбагрить – не шутка. Интересно, а сколько золотых часов он с собою привез?

Рядом с дверью коммивояжера – дверь хозяев меблирашек. А что, эта молоденькая, Кира, кажется, ее так кто-то назвал, и есть хозяйка этих меблирашек? Ежели так, то совсем в масть…

– Это ты!

Георгий повернул голову и увидел… Глашу. Она буквально бежала по коридору, готовая вот-вот заключить его в свои объятия.

Откуда она здесь?

Черт!

Вот почему эта Кира чем-то ему показалась знакомой: она младшая сестра Глаши. И держательница меблирашек, конечно, не Кира, а Глаша…

Сейчас она кинется ему на шею…

Георгий огляделся: в коридоре, вроде бы, никого. Все равно, показывать, что они знакомы – значит, провалить дело, ради которого он здесь. Или подставить себя, что еще хуже…

И он ушел. Молча отстранился от Глаши и ушел в свой номер. Оставив дверь приоткрытой…

Ей, конечно, было обидно. Человек, которого она так любила и продолжала любить, холодно отстраняется от нее и делает вид, что не знает. Это – как ушат холодной воды на голову…

Какое-то время Глаша стояла, соображая, как ей дальше поступить. Мысли роились в голове, как пчелы в потревоженном улье. Не раньше, чем через три минуты, она все же вошла в приотворенную дверь…

– Это и правда, ты? – уже с меньшей долей уверенности и порыва произнесла Глаша.

– Я, я, – ответил Георгий. – Закрой дверь.

Она повиновалась и закрыла дверь.

– Как ты здесь, зачем? – слова сами сорвались с губ. Глупые, надо признать, слова…

– Я здесь… по делу… Брата жду, – соврал Георгий первое, что пришло в голову.

– Брата? У тебя есть брат? – Глаша не знала теперь, как себя с ним вести, и продолжала задавать глупые вопросы…

– Есть, – продолжал врать Георгий. – Он должен приехать сегодня или завтра, и дальше мы отправимся уже вместе. На лошадях. Здесь есть конюшня?

– Есть, – машинально ответила Глаша. – А куда вы с братом потом отправитесь?

– На Кудыкину гору, – отрезал Георгий. – И вот что, давай уговоримся: мы не знакомы и никогда до сегодняшнего дня не виделись. И еще: не надо записывать меня в книгу для приезжих. Пусть будет так, будто меня здесь вовсе не было. Ты поняла?

– Поняла, – ответила Глаша. – А ты что… сбежал?

– Откуда это? – недовольно спросил Георгий.

– Ну, из тюрьмы. Тебя же тогда на вокзале арестовали. Меня допрашивали потом в участке. И сказали, что ты человека убил…

– А ты?

– А что я? – посмотрела на своего бывшего возлюбленного Глаша. – Я ж ничего об этом не знала…

– Вот и сейчас ничего не знай, – жестко ответил Георгий. – Когда ничего не знаешь, спится лучше…

– Ты… надолго к нам?

– А этот, Стасько, надолго к вам приехал? – не ответил на вопрос женщины Георгий.

– На день. Завтра поутру съедет.

– Завтра поутру, – задумчиво повторил за Глашей Жора.

– А что?

– Да, ничего, – ответил Полянский. – Твоя хаза ведь рядом с ним?

– Что? – сморгнула Глаша.

– Я говорю, твоя комната ведь рядом с его номером?

– Да.

– А вход в его номер из твоей комнаты имеется?

– Есть, только он заколочен. – Глаша во все глаза смотрела на Георгия и не могла поверить, что это он.

– Пойдем к тебе…

Ему хотелось подчиняться. Скажи он сейчас – раздевайся, и она бы разделась без тени сомнения. И отдалась бы ему так, как он сам бы этого захотел. Но зачем для этого идти в ее комнату, ведь рядом, в соседней комнате, может находиться Кира…

– Зачем? – Глаша прильнула к нему, пытаясь заглянуть ему в глаза. – Давай останемся у тебя…

Георгий посмотрел на Глашу. Ну, что с нее взять? Неужели у всех у них, баб, куриные мозги? И думают они только об одном, как получить удовольствие, оставшись наедине с любимым мужчиной…

– Это позже, Глаша, – смягчил он голос, искоса поглядывая на нее. – А сейчас давай пойдем к тебе…

Они прошли в комнату Глаши. Обставлена она была такой же мебелью, как и номера для приезжих, однако обжитой вид говорил о том, что живут в ней постоянно одни и те же люди. Слева и справа были двери: правая вела в комнату Киры, а левая, двустворчатая, – в номер