Убить Голиафа - Марина Валерьевна Герасимова

– Ты уверен? – спросил я.

– Конечно. Мы с тобой знакомы не первый год. Да и Вика мне все уши о тебе протрещала.

По-видимому, в моём взгляде всё-таки промелькнуло удивление, хотя это было больше осознание того факта, что я, действительно, чего-то не знаю. Ярыгин быстро продолжил:

– Она до сих пор убивается по поводу того, что тебя так глупо потеряла. Ведь она всегда была влюблена в тебя, ещё со школы, когда ты к её отцу в гости захаживал.

Я не помнил, но знал, что Вика – дочь олигарха.

– И сейчас тоже тоскует, – продолжал Ярыгин. – Подумаешь, по глупости переспала с Дмитрием. А ты, тоже мне мачо – закусил удила! Вы же с братом так похожи. Слабая девочка. Не устояла против его научного обаяния. Тем более что ты был в отъезде. Ну, скажи, зачем ты её так грубо оттолкнул? Обиделся! На что?

– Разве это не называется предательством? – я пытался осмыслить полученную информацию.

– Что ты? Какое предательство? – вопросом на вопрос спросил Сергей, и, не ожидая ответа продолжил:

– Она в два раза моложе тебя. Она с тобой была не за твои миллиарды, заводы и рудники. Ей был нужен не папик, а ты. Её герой и кумир. Ты уехал в Англию, то есть к жене и к детям. Она случайно на благотворительном вечере встретилась с твоим братом. Чуть выпила и увлеклась. По-видимому, спроецировала тебя на него. Вот и всё. А ты её прилюдно шлюхой назвал! За что?

Действительно, за что?! Переспала с моим братом и осталась невинным ребёнком. Чего-то я всё-таки не понимаю. Но спрашивать у рогатого мужа не стоило. Он сразу поймёт, что с моей памятью не всё в порядке.

– Хорошо, я подумаю, – вернулся я к основной теме разговора, – возможно, ты и прав. Нужно напрямую спросить президента, хотя бы для того, чтобы уменьшить градус паники.

– Да, да, – поддакнул удовлетворённый Ярыгин, – и спроси о том, что обещал на…

Дальше он не успел договорить. В этот момент вернулись с прогулки Вика и Иван.

– Иван, расскажи мне, как сейчас в Швейцарии, уже полгода там не был, – обратился к нему банкир, и, беря под локоть, буквально вывел его из комнаты.

Я остался в гостиной наедине с Викой. Она взяла бокал вина, торопливо сделала пару глотков и поставила его на стол. Потом подошла ко мне и, стоя рядом, начала говорить:

– Олег! Я так больше не могу. Три месяца без тебя – это слишком много. Прости меня, наконец. Дмитрия уже больше нет. Да и не было это в серьёз. Я всегда любила тебя, ты же знаешь. Неужели можно так взять и просто перечеркнуть всё, что между нами было, из-за моей опрометчивости? Прости. Но ведь ты сам накануне обидел меня. Помнишь? Ты же сравнил меня со своей бывшей и сказал, что она умнее. А потом уехал в Англию. Конечно, я взревновала.

Вика волновалась. Волнение было написано на её лице, звучало в голосе, отражалось в движениях рук, которые она то сцепляла в замок, то тут же размыкала, как будто стараясь прикоснуться ко мне, и тут же опять сцепляла, по-видимому, запрещая себе прикосновение. Возможно, она считала его неуместным. Или боялась моей реакции.

Я сидел, а она стояла. Как провинившийся ребёнок перед родителем, Вика просила её простить и не лишать игрушки. Игрушкой был Олег. А теперь эта роль отведена мне. Но она не знает, что перед ней Дмитрий. Пока не знает. Однако нельзя сбрасывать со счетов, что Вика была близко знакома с обоими мужчинами. А это значит, что в любой момент она может признать во мне Дмитрия, и тогда может случиться беда. С ней.

Я понял, что эта женщина, молодая, красивая, со вкусом одетая в самые дорогие вещи от лучших кутюрье, с тщательно зачёсанными в элегантный пучок почти чёрными блестящими волосами, сейчас находится на волосок от гибели. Её широкоскулое лицо с безупречной кожей и макияжем было лицом уже взрослой женщины, но с выражением огорчённого ребёнка. Большие, подчёркнутые косметикой тёмные глаза смотрели на меня с надеждой, что я сейчас встану и обниму её.

Вика, действительно, была очаровательной в этом момент. Не только женской красотой, но вот этим детским выражением лица, искренней жестикуляцией рук, прозрачностью своих мыслей, которые все были здесь: в глазах, руках, жестах, словах. Разве ребёнку можно отказать? При том, что глядя на эту женщину, понимаешь, она не ребёнок и далеко не инфантильна. Почему Олег решил, что она глупее Лены? Может быть, дразнил ребёнка? Или чисто математическая логика: Вика младше Лены, следовательно, не может быть такой же умной – опыта маловато.

Я понял, что обаяние этой женщины столь велико, что вот-вот могу ему поддаться: взять и обнять ребёнка. А потом в ней проснётся женщина, и от этого уже не откажешься. Так же как я не смог отказаться от вкусной девушки в Китае. Видимо, именно так Вике удалось заполучить в свои объятия и Олега, и Дмитрия. Но именно этого делать нельзя. Ни сейчас, ни после. А потому я сказал слова, которые должны были стать для неё отрезвляющим душем, а для меня – гарантией того, что с ней ничего не случится в будущем, ведь адресованы они были не только ей, но ещё и тем, кто их услышит, прослушивая наш разговор:

– Вика, ты – красавица и умница. Я пошутил тогда, сказав, что Лена умнее, она просто старше. Вот и всё. Но я не хочу больше наших отношений. И дело даже не в том, что ты переспала с братом. Считай, что я тебя давно простил и всё забыл. Просто сейчас они мне совсем не нужны, слишком много тяжёлых событий произошло за это время. А потому найди себе другого мужчину.

Вика была потрясена.

– Ты меня больше не любишь? – задала она чисто женский вопрос.

– Нет, не люблю, – твёрдо ответил я, не кривя душой. Я действительно, не люблю эту женщину. Может быть, и захотел бы, постарайся она чуть больше, но не люблю.

Вика совсем по-детски шмыгнула носом, но не расплакалась. Она быстро, по-взрослому взяла себя в руки и сказала:

– Я думала, что сейчас, когда тебе так тяжело в связи со всеми этими потерями, я тебе нужна. Хотела быть рядом. Поддержать.

– Спасибо, я ценю это, – вставил я слова признательности за её порыв.

– Но раз я тебе больше не нужна, – опять на её лице появилось выражение ребёнка, обиженного, но гордого, – я