Рекс Стаут - Подобный богу (= Убить зло)

Ты сказал водителю: "Назад в Дейтон". Высунулся из окна и смотрел назад, пока крупная надпись красными буквами по желтой доске "Милвейл сток фарм" не исчезла из виду. В ту ночь ты сидел нерешительный, полностью растерянный в номере гостиницы и тщетно пытался читать. Ты думал об Айдахо, но не хотел видеться с Ларри.

Тебе никого не хотелось видеть. И тем не менее ты должен кого-нибудь видеть, должен двигаться. Ты содрогнулся, вспомнив вечер, проведенный у тетушки Коры неделю назад, когда сидел на ее узком крылечке, ее кресло-качалка раскачивалась взад-вперед, пока она вела нескончаемый разговор своим пронзительным трескучим дискантом о последних часах твоей матери и о неизменном приготовлении на кухне кетчупа из томатов. Нет, возвращаться туда было бессмысленным. Не сейчас, по крайней мере, и не через месяц. С кем там разговаривать? Разве там был кто-нибудь, кому можно было бы что-то сказать?

Утром ты уехал поездом в Кливленд, прибыв туда в середине дня, направился со своим багажом в гостиницу "Огайо" и зарегистрировался. Было жарко и знойно, ни единого спасительного ветерка с озера, некоторое время ты бродил по улицам и наконец оказался перед Клубом охотников за соколами но ты не зашел в него. Ты постоял там, затем с поникшими плечами ушел восвояси. Вскоре ты вернулся в отель, где десять минут провел у портье, изучая расписание поездов, затем поднялся в номер и собрал чемоданы, которые распаковал всего три часа назад. Присев на кровать, ты заказал разговор с подрядчиком, и тебе сообщили, что все готово к тому, чтобы начать работы по дому точно с первого сентября, в ту же минуту, как выедут мясник и его семейство. Часом позже поезд мчал тебя на восток.

Тебе пришлось сойти в Олбани в пять часов утра и около часа ждать поезда на Бостон, где ты сделал еще одну пересадку, на этот раз на поезд, отправлявшийся на север.

В ожидании очередного поезда ты провел ночь в гостинице в Портленде, и раннее утро застало тебя в дребезжащем местном поезде, двигавшемся в сторону лесов Мейна. Сойдя на станции в Пайнвилле около полудня и следуя указаниям, которые ты записал в офисе двумя месяцами раньше, ты нанял "форд" в небольшом гараже при дороге и минут двадцать трясся по узкой грязной дороге, забираясь в глубь леса. Наконец "форд" остановился перед маленьким коттеджем, располагавшимся в середине поляны; с одного конца громоздилась куча напиленных дров, поднимаясь выше крыши домика; из-за этой кучи появился какой-то человек и стал медленно приближаться к тебе.

Да, сказал он, его зовут Стив, и это его усадьба; да, сказал он, тропинка на Бакит-Лейк сворачивает вправо от дороги, как раз за опушкой этой поляны. Ты не пропустишь поворота; около трех миль налево уходит старая лесная дорога, а на Бакит-Лейк нужно свернуть вправо. Да, конечно, ты можешь оставить у него свои вещи, но он сможет доставить их только послезавтра. Ты достал из чемодана зубную щетку и расческу, передал ему вещи, расплатился с водителем "форда", прошел по дороге несколько сотен футов до того места, где поворот на тропинку был отмечен упавшим деревом, и углубился в лес.

Первые две-три мили ты довольно уверенно шагал по тропинке, но затем стал сомневаться, в одном месте, когда внезапно тропинка вывела тебя на широкую поляну, которая в дождливый сезон, видимо, была болотом, ты рыскал по лесу около часу, прежде чем снова нашел тропу. Даже в лесу поддеревьями было жарко, пот стекал по твоему лицу и по спине, пока ты шагал, повесив пальто и пиджак на руку, в неуместном здесь и неудобном деловом костюме и в начищенных кожаных туфлях. Ты давно оставил позади дорогу; тропинка казалась бесконечной.

Предполагалось, что она тянется на семь миль, и ты начинал чувствовать беспокойство; ты взглянул на часы; может, ты сбился с пути? Ты зашагал быстрее, через несколько минут за стволами деревьев появился просвет, и ты вдруг оказался на краю зеленой лужайки, которая мягко спускалась вниз к берегу озера - миниатюрному круглому озерку не более трех сотен ярдов в диаметре, окруженному со всех сторон густым зеленым лесом. Невдалеке, справа от тебя, стояла небольшая хижина, и ты чуть ли не бегом кинулся к ней с криком: "Эй! Шварц! Привет!"

Он лежал в траве за хижиной и читал книгу. На твои крики он вскочил и бросился к тебе навстречу с удивленной и радостной улыбкой:

- Билл! Боже, как ты забавно выглядишь! - И он горячо пожал тебе руку. - Все-таки ты приехал!

За эти три недели десятки раз ты готов был все ему рассказать - для этого ты и полез в эту глушь. Тебе казалось, что, рассказав ему, ты испытаешь невероятное облегчение; если произнесешь все это вслух, все детали и случаи, а потом скажешь: "Вот что ты об этом думаешь? Разве это не чепуха?" Может, поэтому ты и не решился это сделать, потому что это было единственным концом, за который ты мог потянуть; если это казалось необъяснимым и нелепым самому тебе, как это будет выглядеть в рассказе, что он может сказать, только то, что ты сходишь с ума? Может, ты ожидал от него чего-то еще. В нем был какой-то свет, которого он никому не показывал - ты просто знал, что он у него есть. У него была какая-то тайна, всегда была; каждое лето он уезжал в эту хижину на два месяца, абсолютно один, - ты был единственным человеком, которого он пригласил сюда.

Когда ты плавал, ловил рыбу, бродил по лесу, читал его книги и лежал на траве, разговаривая с ним, на траве под открытым, усыпанным звездами небом, а над тобой пролетал мягкий шепот деревьев, у тебя было ощущение, что твое здравомыслие оказалось во власти дурного духа и ты ищешь слово, способное изгнать его. Уставший после дневного напряжения, так как Шварц был невероятно активным и ты с трудом поспевал за ним. Он сидел в лодке, вытащенной на берег озера, курил, вокруг спускались сумерки, и после долгого молчания говорил:

- Нет, не думаю, что это важно, но этого, конечно, никто не сможет доказать. Просто потому, что я не могу представить себе организм, который заставляет действовать кто-то, помимо его самого. Разве только стимулы, но это другое дело. Если ты дотронешься до меня раскаленным железом, я отпряну, но железо здесь только внешнее; пружина моего действия находится внутри - это желание отстраниться от того, что может причинить боль. Все моральные и этические нормы не что иное, как то же раскаленное железо Христос и Магомет, Кант и Кальвин, и Энтони Комсток - все они, собственно, одинаковы - невротические кузнецы, которые бросают железо в пламя, раздувают кузнечные меха, затем выдергивают нас и куют.

Ха! По меньшей мере, только некоторые понимают, почему мы отпрыгиваем, - но остальные только скрываются за дерево и строят им рожи...

Это была его любимая тема. Ты молча сидел, курил, лениво прислушиваясь к его болтовне, размышляя, почти спокойный... Горячее железо... Слова... Чушь!

Его отпуск подходил к концу, на День труда Шварцу нужно было уезжать. Ты проводил его по тропинке до Уилсона. Довольный и обрадованный твоим решением остаться, он договорился со Стивом, что он будет снабжать тебя продуктами, а также чтобы он приготовил хижину и лодку на зимовку, когда ты соберешься уезжать. Днем за ним пришел "форд", ты стоял и махал ему вслед, пока он не скрылся из виду, а потом один зашагал по тропе назад.

Ты вынес одиночество всего две недели. После первого же дня и ночи ты стал бояться, во всяком случае, тебе стало крайне неуютно. Все, что в его присутствии было таким приветливым и мирным, - лес, тихое крошечное озерко, обволакивающая тишина, время от времени нарушаемая только пением птиц, шорох невидимой белки или мускусной крысы, - все стало невероятно враждебным и угрожающим. Ты не хотел выходить на озеро в лодке, озеро казалось бездонным, запретным и ужасающим; а что касается леса, то однажды, когда ты направился к вершине холма, куда часто хаживал с Шварцем, ты повернул на полдороги, какой-то момент стоял, затаив дыхание, в самой чащобе леса, а затем стремительно побежал назад по своим следам, чтобы поскорее увидеть сквозь редеющий лес поляну с хижиной и озеро. Хуже всего было по ночам: ты не мог заснуть и, лежа с открытыми глазами в темноте, глазел на квадрат окна, прислушиваясь к тишине...

Как-то, сидя в сгущающихся сумерках у самой воды, ты обнаружил, что раздумываешь о том, что произойдет, если ты выплывешь в лодке на середину озера и спрыгнешь в воду. Естественно, если ты не поплывешь, то утонешь; но сможешь ли ты удержаться от того, чтобы не плыть? Лодка будет находиться от тебя всего в нескольких футах. Сможешь ли ты устоять против желания ухватиться за ее борт?

Даже если тебе удастся захватить лодку и она затонет, до берега всего миля с небольшим. Сможешь ли ты держать неподвижными руки и ноги и уйти на дно? А что, если набить карманы камнями или привязать их в сумке к шее?

Это было бы ужасно, ты не смог бы этого сделать. Открыть глаза и увидеть хижину, лес и небо... Ты наклонился и пошлепал рукой по воде, вздрагивая, затем встал, вернулся в хижину и постелил себе постель, взяв еще одно одеяло, потому что ночи стали заметно холоднее.