Свинцовый хеппи-энд - Сергей Григорьевич Рокотов

class="p1">Рывок, сделанный ею, был последним. Сил больше не осталось, она едва двигалась. Все, пусть делают, что хотят, пусть насилуют, режут, убивают… Но бежать она больше не может.

— Да не сомневайтесь вы, Владимир Алексеевич, — произнес майор милиции Дронов, высокий сухощавый человек лет сорока двух. — Не сомневайтесь, это тот самый дом. Мы уже здесь поработали, всех соседей расспросили. Впрочем, это работа несложная, тут поблизости только две семьи — Степановы, старик да старуха, и Калиниченко, Харитон и Татьяна. И все в один голос говорят — были тут люди, были. Как раз подходящие под ваши описания. Один невысокий, в темных очках, лет пятидесяти с лишним, другой длинный, сутулый и со странными волосами, как будто в парике, и с усиками, словно накладными. Появились ниоткуда и исчезли в никуда. Харитон им картошку таскал, селедку в магазине покупал, хлеб. Они щедро расплачивались, он и рад стараться. Говорит, будто и третий поначалу был, здоровенный такой, с выступающей вперед челюстью и грубый очень. Но того давно уже он не видел. Все совпадает, никаких сомнений.

— А кто владелец этого дома? — спросил Владимир, закуривая.

— Не было времени выяснять. А соседи говорят, давно уже, лет десять назад, тут жил некто Волощук. Видимо, на него дом и оформлен. Завтра утром уточним.

— Значит, снова опоздали, — одними губами улыбнулся Сергей, и улыбка его показалась Владимиру какой-то страшноватой.

— Давайте-ка еще раз побеседуем с этим Харитоном Калиниченко, — предложил Владимир.

— Навряд ли… — покачал головой майор Дронов. — Мы беседовали с ним три часа назад, и он уже почти лыка не вязал. А на столе у него была еще одна почти полная бутылка. Так что… Такие, как он, не прекращают, пока все не допьют.

— Так с женой поговорим.

— А она уже и тогда лыка не вязала, валялась на кровати и стонала. А потом, извините за выражение, сблевала прямо на пол. Так что придется ждать до утра.

— Тогда пошли побеседуем со стариками.

— Неловко будить, мы их и тогда разбудили, а сейчас три часа ночи.

— Товарищ Дронов, — укоризненно поглядел на него Раевский. — Разве вам Илья Романович не объяснил, с какой целью мы сюда приехали?

— Вкратце… Но, в общем-то, я в курсе.

— Пойдемте тогда.

Они пошли в дом стариков Степановых. Дронов долго не мог достучаться до них, но, наконец, дверь им открыли. На пороге стояла скрюченная старуха.

— Ошалели, что ли, по ночам шляться, пожилых людей беспокоить? проворчала она.

— Извините, — произнес Раевский. — Только уж дело у нас больно серьезное. Расскажите, пожалуйста, о тех людях, которые жили в доме на окраине поселка.

— Да рассказывали же и я, и старик мой вам, гражданин начальник. Не знали мы их совсем. Не знали и в дела их нос не совали. Харитон, видела я, продукты им таскал, вот у него и спрашивайте. А сейчас такое время — нос сунешь куда не надо, его тебе сразу и откусят. Так что нам ничего не надо, живем пока, хлеб жуем, а подохнем, никто и не пожалеет. Такие вот дела, милые люди. С нас спрос невелик, сами видите, как живем.

За ее спиной появилась и взъерошенная седая голова старика.

— Опять по нашу душу пришли. Видать, дело у вас очень сурьезное.

— Очень, очень серьезное, — сказал Раевский. — За любую информацию мы готовы щедро заплатить…

— О ком? — с хитрецой в глазах поглядел на него старик.

— О людях, которые жили в заброшенном доме на окраине поселка.

— Бандиты они, что ли?

— Бандиты, бандиты, да еще какие.

— Ну, дела… Чуял я, что мы рядом с бандитами жили. То-то душа не на месте была…

— Послушайте, я вижу по вашим глазам, что вы что-то знаете, — сказал Владимир. — Расскажите, я очень вас прошу.

Старик замялся.

— Да что вы в дверях-то стоите? Проходите в дом, раз уж пришли в такую неурочную пору.

Старуха бросила на мужа неодобрительный взгляд, однако пропустила незваных гостей в свое убогое жилище.

Владимир, Сергей, Марчук и Дронов прошли в комнату. Старик Степанов предложил им две табуретки, сам уселся на нечто среднее между кушеткой и креслом. Владимир взял табуретку и сел напротив него. Остальные продолжали стоять, старуха также стояла у стены с крайне недовольным лицом. Было очевидно, как ей не хочется, чтобы старик о чем-то рассказывал.

— Буду говорить открытым текстом, — произнес Владимир. — Скажите вот что у вас есть дети?

— Погиб наш сынок на афганской войне. А дочка- умерла три года назад. От рака умерла, — вздохнул старик. — Внуки с зятем в Севастополе живут, он женился заново.

— А теперь послушайте меня. У меня много лет назад украли единственную дочь. Мы с женой все время ищем ее. И нам стало точно известно, что бандиты прячут ее в этом самом доме. Неужели вам не хочется нам помочь?

— А, — махнул корявой рукой старик. — Была не была!

— Была не была?! — окрысилась на него старуха. — Ишь ты, какой добрый! А если эти бандюки порежут нас за твою доброту, тогда что? К кому за помощью станешь обращаться, к этим "новым русским"? В Москву позвонишь? Да нас с тобой тут на куски порвут, и никто даже не вспомнит, похоронить некому будет, так и сгнием тут, в этой халупе.

— Молчи! — закричал на нее- старик, вскакивая. — Один черт, нам мало осталось, так добрым людям по крайней мере поможем. Молчи! Я тут хозяин, решил сказать, значит, все! Мое слово — закон!

— Если вы поможете мне найти дочь, я куплю вам квартиру в Севастополе, а майор Дронов оставит вам свой номер телефона, и никто вас пальцем не тронет, сказал Раевский.

— Не надо мне никакой квартиры! — горячился старик. — Ничего мне от вас не надо! Я ветеран войны! Подыхать скоро, расскажу, и все! Слушайте меня внимательно. Вчерась, примерно в двенадцать или в час дня, выглянул я в окно. И что вижу, глазам своим не верю — по дороге бежит девушка, раздетая, в каком-то стареньком платьице. Стройненькая такая, с распущенными светлыми волосиками. Буквально откуда-то от нашего дома отбежала и понеслась по дороге. И тут за ней рванулись двое мужиков. Ну, те самые, которые в доме этом жили, один невысокий, в очках, а другой лысый, как колено, сухой, страшный такой, то был с волосами и с усами, а на самом деле он лысый, — с какой-то жуткой яростью произнес старик Степанов, как будто именно в отсутствии волос на голове и заключается вина этого человека. — Тоже в одних свитерках, без пальто бегут. А на улице холодища жуткая,