Лин Гамильтон - Африканский квест

— Садитесь за руль, — сказал он, указав на переднее сиденье и усаживаясь на заднее рядом с Честити. — Ведите!

Я повиновалась. Въехала на холм, глядя в зеркало заднего обзора, не появился ли Брайерс. Когда выехала на шоссе, ожидала, что Эмиль прикажет повернуть направо и ехать к аэропорту или к алжирской границе, но он велел свернуть налево.

На окраине города мы проехали мимо полицейского, но я вела машину на дозволенной скорости, и он лишь махнул рукой, разрешая проезд. Мы свернули на старую дорогу, а потом выехали на мостовую, тянувшуюся прямо, как стрела.

— Не останавливайтесь, — сказал Эмиль. — Ведите машину как можно быстрее, но смотрите, нет ли полиции. Если остановитесь, ей конец.

Честити захныкала.

Я была почти уверена, что мы едем по Чотт эль-Джерид, пересохшему соленому озеру. По обе стороны тянулся бесплодный ландшафт с мерцающими песками и лужицами воды. По обе стороны насыпного шоссе стояли маленькие соляные пирамиды, они тянулись, если мне память не изменяет, почти на шестьдесят миль. В некоторых местах соляная корка потрескалась, под ней виднелось чуть-чуть воды, местами зеленой, местами розовой, своего рода мираж. Ландшафт был мучительно ярким, солнце играло на соляных кристаллах. Я потянулась к своей сумке, стоявшей на переднем сиденье.

— Что вы делаете? — рявкнул Эмиль с заднего.

— Мне нужны темные очки.

— Достань их из ее сумки, — приказал Эмиль Честити, та нервозно повозилась с застежкой, потом нашла их и протянула мне.

Я взглянула в зеркало заднего обзора. Вдали клубился шлейф пыли. Больше не было ничего. Время от времени шатер-другой нарушал однообразие ландшафта, на севере и востоке виднелась сквозь дымку тонкая коричневая линия Джебель эль Аскер, гор эль-Аскер.

Мы остановились возле берберского шатра у обочины дороги, чтобы взять воды.

— Даже не думайте звать на помощь, — предупредил Эмиль.

Мы даже не вылезли из машины. Через минуту-другую снова пустились в путь. Шлейф пыли как будто слегка приблизился, возможно, мне только хотелось, чтобы это было так. Я молилась, чтобы там ехали Брайерс, полиция, помощь. Я попыталась слегка сбавить газ, надеясь, что Эмиль не заметит.

— Выжмите педаль до отказа, — прорычал он.

В дальнем конце мощеной дороги мы пронеслись через Кебили, остановясь лишь раз, чтобы заправиться. Пистолет Эмиль прятал, но я никак не могла подать сигнала служителю. Я очень надеялась, что кто-то чудом следующий за нами, найдет эту бензоколонку, и тот человек вспомнит женщину, которая вела машину с изящно одетым европейцем и девушкой, сидящими сзади. Я понимала, что шансов на это почти нет, но оставалось только надеяться.

Я не имела понятия, куда мы едем. По моим представлениям, если только я не забыла карту, которую изучала накануне, мы должны были свернуть на северо-восток, к Гафзе, чтобы потом оказаться на хорошей дороге, которая приведет нас к международному аэропорту Монастира или даже Туниса. Но мне казалось, что мы отклоняемся на юг, к Дузу. Зачем это Эмилю, я не знала. Мне казалось, что южнее Дуза нет ничего, кроме песков.

За Дузом дорога становилась все хуже и хуже, в сущности, представляла собой разбитую мостовую с дюнами по обеим сторонам. То и дело приходилось, виляя, переезжать через песчаные заносы. Во рту ощущался вкус песка, песок раздражающе действовал на кожу в дополнение к нервному раздражению. Из-за подъемов и поворотов дороги было не видно, едет ли кто-то за нами. Время от времени я как будто видела оазисы, но уверена в этом не была. Свет играл со мной дурные шутки.

Вскоре даже беспорядочно разбросанные дома и тростниковые хижины стали встречаться все реже и реже. Казалось, мы приехали на край света. Заходящее солнце освещало дюны, окрашивало их сперва в золотистый цвет, потом в розовый, потом в необычный красный, пронизанный желтизной. Создавалось впечатление, что пустыня горит или превратилась в расплавленную, волнующуюся, словно море, лаву. Казалось странной причудой судьбы, что такая опасная, отчаянная ситуация разыгрывается на фоне невероятно красивого ландшафта.

Я удивлялась, как люди живут здесь, как находят дорогу, если повсюду один и тот же вид, но при этом он постоянно меняется, форма дюн преображается от теней и ветра, если зрение играет с сознанием дурные шутки? Есть здесь ориентиры, где такие глаза, как мои, привычные к иному климату, не могут видеть? Я понимала, что в таком безлюдном месте нам одним не уцелеть. Даже если б я хотела покинуть «тойоту», сделать этого было никак нельзя. Для нас с Честити это означало бы гибель.

— Эмиль, куда мы едем? — спросила я.

— Продолжайте путь, — ответил он.

Сумерки сгущались, и я включила фары.

— Погасите их, — приказал Эмиль.

— Вести машину в темноте не могу, — ответила я. — Дорога ужасная. Куда мы едем?

— В Ливию.

Честити заплакала.

— Тихо! — прикрикнул он. Девушка шмыгнула носом и больше не издавала ни звука.

— Разве нет шоссе до ливийской границы? — спросила я.

— Есть, но к этому времени там уже будут меня искать, — ответил Эмиль. — Продолжайте путь.

На гребне холма мне показалось, что позади в сумерках блеснул свет фар. Эмиль оглянулся и, думаю, увидел их тоже. Угасающий свет играл шутки со зрением, но я надеялась, что фары реальны, потому что это означало бы помощь. Никто не поехал бы в такую даль ради удовольствия.

Мы перевалили через очередной холмик, и дорога исчезла. Колеса ударились в песок с такой силой, что если бы не ремни безопасности, мы все ушиблись бы. Я вертела руль, но у меня не было опыта езды по такой местности, машина завязла в песке и остановилась. Впереди была гора песка.

— Ненавижу эту проклятую страну! — выкрикнул Эмиль. У него сдавали нервы. — Вылезайте, — приказал он. — Начинайте копать.

С песчаных склонов появились два человека и пошли нам на помощь.

— Осторожно, — предупредил Эмиль, когда они приблизились. Через несколько минут «тойота» вновь была на дороге, один из этих людей указал, как лучше всего ехать.

— Надвигается буря, — сказал он нам. — Найдите укрытие.

Я огляделась по сторонам. Буря? Небо было ясным, загорались первые звезды. Но эти люди были кочевниками, мразиг, они умели предсказывать погоду. Интересно, бывает ли в пустыне дождь?

Мы еще немного проехали, но стало ясно, что придется остановиться, по меньшей мере, на несколько часов. Света фар больше не было видно. Мы развалились в машине, чтобы переждать ночь. Честити, несмотря на свой страх, быстро задремала. Я спать не могла. Смотрела через ветровое стекло на звезды. Их было множество, больше, чем я когда-нибудь видела, и они были близко: казалось, что, если влезть на очень высокую лестницу, их можно коснуться. Они простирались к горизонту во все стороны. Я долго не сводила с них взгляда, стараясь придумать, как нам с Честити избавиться от Эмиля, но звезды молчали.

Где-то ночью я заметила, что по одну сторону от нас звезды исчезли. Возможно, появились тучи, я не знала. Перед рассветом я погрузилась в беспокойный сон.

Началось с какого-то шипящего звука, миллионы иголок застучали снаружи по машине. Через минуту песок начал просачиваться во все щели.

— Что происходит? — спросила разбуженная Честити. — Где я?

— Песчаная буря, — ответил Эмиль. — Закрывайте все прорехи, двери и окна.

Шипение усилилось, и «тойота» слегка покачивалась. Подобного звука я раньше ни разу не слышала и ощущала себя почти затерянной, крохотной молекулой, оторванной от всякого соприкосновения с окружающим миром.

— Господи, как я ненавижу эту страну! — произнес Эмиль.

— Тогда зачем приехали? — резко ответила я. Видит Бог, мы обошлись бы без еще одного убийцы.

— Эта страна загубила мою жизнь. Мой отец был хорошим человеком. Он не заслужил того, что случилось с ним. Тунис мог быть независимым, не разоряя его и нашу семью.

— Эмиль, хорошие люди попадают в подобные волны истории. И ваша семья, нравится вам это или нет, представляла собой часть империалистической силы. Начнем с того, что ваша страна отняла землю у ее владельцев, земля стала частью военной добычи, частью империи. Я понимаю, что вы чувствуете из-за того, что случилось с вашей семьей. Однако не могу сказать того же о том, что вы делаете сейчас.

— Да, — очень тихо сказал он. — Стоит начать, увязаешь все глубже и глубже.

— Я не думаю, что хочу это знать, Эмиль.

Чем меньше мы с Честити могли, по его мнению, знать, тем лучше, однако Честити явно видела нечто такое, что ему хотелось скрыть.

— Золотые монеты. Римские, греческие, даже карфагенские. Какие угодно. Сотни, может быть, тысячи. Не знаю, где они нашли их. Я пытался заставить его сказать.

Рашид Хуари было глупцом. Каждый, знающий что-то о рынке, понял бы, что нужно делать со множеством монет. Знаете, мне было нужно только немного времени. Если б я нашел источник, то смог бы что-то сделать, контролировать их поступление на рынок, придерживать их, пока не продал бы свой бизнес.