Фридрих Незнанский - Ящик Пандоры

Но послеполуденное солнце било прямо в глаза, и надо было просыпаться и приниматься за подготовку докладной записки президенту о состоянии экономики страны. А что докладывать, если все состояние можно было уложить в несколько слов: все очень плохо, ничего нигде нет, и он не знает, как сделать лучше. Но почему такое яркое солнце — в его спальне солнца не бывает никогда! Он открыл глаза, смятение наполнило его душу, и он все вспомнил: просто сон перемешался с явью, она здесь, его Ника, его богиня победы, его счастье и ее горе, сплетенные судьбой в один клубок,— все это было и есть, но будет ли?

Худенькая фигурка Ники, почти бестелесная, пошевелилась, и он испугался: сейчас она проснется тоже и прогонит его, это был только порыв на рассвете неведомого дня. Он взял ее руку — она больше не была холодной как лед,— и слова у него вырвались хрипом:

— Ника, я все равно буду любить тебя всю жизнь!

— Я знаю. Я тоже. Что бы ни случилось. Но будет все хорошо. Мой маленький будет с нами. Я знаю.

Господи, как он ждал этих слов! Как он страшился своих мыслей — когда ей вернут сына, то все станет на свои места, он снова будет ее работодателем и только. Он был готов к этому. Но судьба дарила ему один подарок за другим, и ему передалась уверенность Ники,— как она сказала? — «мой маленький будет с нами»... Он хотел взять ее на руки и отнести в свой дом, но она как будто прочитала его мысли:

Я должна быть дома, я приманка, ты понимаешь? Я приманка для тех, кто убил Аню и взял Кешу. Они могут позвонить, прийти, требовать какие-то бумаги, они угрожали... эта старуха угрожала. Ж еще я знаю — скоро найдут Кешу. Сегодня. Я буду ждать. Ты не уйдешь?

Нет! — крикнул Шахов. Ему необходимо было уйти, надо было писать докладную записку президенту страны, но ему и в голову не могло придти, что он даже ради такого важного дела может оставить Нику одну.

«Хорошо, что я сделал еще одну копию этих пленок,»,— удовлетворенный своей находчивостью, Семен Семенович снова сел за стол и принялся за изучение и сличение отпечатков пальцев на магнитофонной кассете, приобретенной далеко не мирным путем у Чуркина, с отпечатками, оставленными на пузырьке из-под клея. В коридоре рядом с его дверью послышался знакомый стук тонких каблуков, и только он успел прикрыть газетой атрибуты своего исследования, как в кабинет криминалистики буквально ворвалась секретарь следственной части Клава:

— Моисей Моисеич... ой, я совсем с ума свихнулась! Семен Семеныч, вы им не верьте, это все Амелин подстроил, я теперь точно знаю, и пусть меня увольняют, за эти-то деньги я всегда себе работу найду, вон моему деверю в кооператив требуются машинистки... Ну, я не об этом. Меня Саша Турецкий просил выяснить, кто звонил Эдуарду Антоновичу, так вот — никто ему не звонил, это Амелин придумал, что звонил...

— Клавдия Сергеевна, я не совсем понимаю...

— Семен Семенович, ведь это Амелин сказал Зимари-ну, что звонил Бабаянц о своем отпуске. Ну как это он мог звонить, если его уже убили? Вам поручили вести дело Бабаянца, я знаю, мне Чуркин сказал, но это все вранье, вот увидите. Амелин и с Сашей подстроил, я сама Саше сказала, что Амелин приходил к Зимарину. Амелин догадался, что Саша на него вышел, и устроил на него наезд. Он такая тихая крыса, я его не первый год знаю...

Дверь в кабинет тихонько отворилась, и Моисеев увидел красивую молодую женщину, пепельные волосы тяжелой волной легли на приподнятые по последней моде плечи белого жакета, и чем-то знакомым повеяло от синих глаз. Женщина приветливо, как старому знакомому, кивнула Моисееву, но ей явно был нужен совсем не он.

— Простите, пожалуйста. Вы Клава? Можно с вами поговорить?

Клава нахмурилась было, но тут же схватила себя за щеки:

— Ой, я вас знаю...

Но синеглазая не дала договорить, потянула Клаву из кабинета и унесла с собой неясные воспоминания старого криминалиста, оставив его наедине с Клавиным открытием. Он заставил себя продолжать криминалистическое исследование, прибавив в качестве его объекта также ключи от кабинета, полученные утром от зампрокурора по кадрам Амелина, и пришел к результату, который ожидал получить и от которого голова зазвенела, как церковный колокол: отпечатки пальцев на бутылочке с клеем и ключах были несхожи между собой, но порознь идентичны отпечаткам, обнаруженным в разных местах на поверхности магнитофонной кассеты.

Ему захотелось смахнуть всё со стола в мусорную корзину, вот так — одним махом. И он уже приготовился это сделать, но остановился, достал записную книжку и набрал домашний номер телефона Меркулова. Занято. Он снова и снова крутил диск, но на телефоне Меркулова кто-то плотно «висел». Тогда Семен Семенович аккуратно поместил все предметы в пластиковые мешочки, сложил их в портфель и, оглядываясь зачем-то по сторонам, двинулся к выходу Он хотел было взять такси, но не тут-то было — таксисты или ехали в парк, или заламывали астрономическую цифру. Какой-то девице повезло: она живо подлетела к «леваку» и крикнула:

— К Трем вокзалам за десять рублей!

Семен Семенович узнал в ней ту самую, с пепельными волосами, что приходила к Клаве. Он решил повторить номер и стал на проезжую часть. Остановился раздолбанный «Москвич», и Моисеев выкрикнул- фальцетом:

— На Проспект Мира за.десятку!

— Ты что, ветеран, охреновел? Садись, за трояк подброшу.

«Дорогая кума! Снова замаячил на горизонте вашей жизни я, источник по кликухе «Пташка Божья», образование два класса, прирожденный композитор и музыкант, фильм (25 минут) о котором получил приз зрительских симпатий на всесоюзном конкурсе в Нижнем Тагиле и шел восемь раз по Центральному телевидению.

Скажите, дорогая кума, пожалуйста, вашему бухгалтеру, чтобы выдал мне премиальные за мой нелегкий каторжный, полный опасности, государственный труд на ниве правосудия, так как я взял след, как Джульбарс или Крючков какой, и нахожусь сейчас на подступах к выполнению вашего разового поручения. (Просьба — деньги выслать телеграфом и сегодня же, а не почтой, а то я до обеда не успею сгонять в одно место, а за все расходы родного совецкого правительства я рассчитаюсь полным рублем, то есть позвоню вам лично с хорошими известиями по вашему домашнему телефону)

Сначала о деле, которое является вторым по важности после дела спасения мальчика Иннокентия Славина,, четырех лет, и, возможно, имеющем интерес для вас, МУРа, а также деятелей культуры и искусства. Это мне нужно в первую очередь. Поэтому, если по-быстрому соберете аудиторию в тысячу человек из числа передовиков МВД и КГБ, то я один развлеку всех после утомительного рабочего дня в течение одного вечера: мне необходимо как можно быстрее заработать достаточно денег, чтобы дать семье человеческую жизнь. Оперой из жизни чекистов займусь потом, а на литературном поприще могу писать авторские киносценарии для игровых и документальных фильмов, исключительно о подвигах сотрудников КГБ, МУРа и ОМОНа, а также детективные рассказы, повести и романы не хуже .Агаты Кристи или Жоржа Сименона.

Попутно сообщаю, что я вник в рабочую структуру группы «Зорро», которой управляет разжалованный и погнанный со всех постов бывший начальник УБХСС Москвы Гришаев А. А. У него имеется картотека (прихватил с прежней работы) не только на всю московскую номенклатуру, денежных тузов и подпольных миллионеров, но и на крупную акулу из нашего воровского цеха.

Вы, дорогая кума, дали мне наводку дыбать специалиста по удавке с отсутствием присутствия алиби на первую половину дня четверга. Таковой мною отыскался в гришаевской картотеке. Как я туда проник — оставьте на моей совести. Это — Валерий Транин (кличка «Кочегар»), 44 лет, трижды чалившийся за убийства и бандитизм. Проверил, что в тот день, что убили в парке спортсменку знаменитую, его видали наши ребята на этой территории, брал водку по 50 рублей и хвастал, что теперь он при больших делах и деньгах, так как только сегодня выполнил «заказуху» за 50 тысяч деревянных рэ. Что же касается алиби, то пусть он сам его доказывает перед вашими образованными сотрудниками, я же не могу подвергать свою, полную незавершенки жизнь, угрозе быть прекращенной посредством его удавки, но адресок, то есть физическое местонахождение В. Транина надеюсь надыбать с минуты на минуту и позвоню лично вам и никому больше.

Остаюсь с разбитым сердцем, несмотря на наличие сожительницы, ваш тайный дружок и осведомитель Пташка Божья».

Пока я лежу, здесь, в больнице, совершенно уже здоровый — во всяком случае, по моему мнению,— моими товарищами там, за окнами этого здания, ведется настоящая работа по расследованию Преступления. Почему это я решил, что вооруженный полусломанной авто ручкой, школьной тетрадкой и контуженной головой я могу создать » единственно правдоподобную версию Преступления? Московский уголовный розыск, возглавляемый Шурой Романовой, прекрасненько обойдется без моих изысканий, к его услугам не только огромная армия профессионалов сыска, но и современная техника вплоть до компью терных установок. А я стараюсь найти, уютно устроившись на больничной постели, место Клары Бальцевич, отдавшей Богу свою незадачливую душу, в Преступлении с заглавной буквы. Кстати говоря, такие вот «маленькие винтики (выражение товарища Сталина, замечу в скобках) в мафиозном механизме оснащены этой самой современной компьютерной техникой не слабее МУРа. Что им стоит отдать сто-тысяч за персональный компьютер- с лазерным принтером? Зачем, спрашивается, нужен был компьютер Бальцевич — заносить в его па мять клиентов? Да, клиентов, но не только своих. У нее паслась московская мафия от кооперативщиков до гебешников... Стоп-стоп-стоп... Если мы устанавливаем, что Красниковский убил Бальцевич, то вполне естественно предположить, что он был ее клиентом. Сумочка Биляша — двадцать сантиметров шириной, двадцать пять высотой, толщина — семь сантиметров; в сумочке — составная часть пластиковой упаковки чуть меньших размеров. Я с компьютерами вообще-то не имел дела, но я знаю, как выглядят компьютерные дискеты и сколько на них можно уместить информации:..