Нити судьбы (ЛП) - Калмз Мэри

Но Хартли никогда не убьет его в фургоне. Он бы не хотел забрызгать здесь все.

— Значит, ты летишь в Европу? — Я хотел кое-что уточнить.

— Да, — снисходительно улыбнулся мне он, поняв мой вопрос и ответив так, как я и предполагал. Он собирался путешествовать в одиночку. Я не видел лица водителя, но кем бы он ни был, водил хорошо, потому что фургон ни разу не замедлил ход с тех пор, как я сел в него. Конечно же, Штиглер просчиталась, им удалось довольно быстро вывезти меня из безопасной зоны, которую она организовала.

— Знаешь, — сказал он спустя несколько мгновений, — полагаю, ты единственный человек, который мне поистине дорог.

— Что правда, то правда, — поддразнил я его мягко. Не очень-то умно играть с огнем.

— Верно, — сказал он, ласково улыбнувшись, прежде чем повернуться и через плечо посмотреть в окно.

Я мог бы кинуться на него, сделать что-нибудь, но между нами возникло странное доверие, и не хотелось его разрушать. Даже думать было невыносимо о том времени, когда я боялся того, что он мог бы со мной сделать. В моей нынешней жизни он перестал быть каждодневной заботой. И я не хотел ничего менять. Мне не хотелось, чтобы все повторилось снова. Однако нужно было кое-что проверить.

— Я не хочу идти против тебя, но и не могу допустить, чтобы ты причинил боль кому-то, потому что тогда это тоже будет на моей совести.

— С чего бы? — спросил он, снова поворачиваясь ко мне.

— Я в ответе за то, что ты делаешь.

— Почему? Потому что ты не променяешь свою жизнь на то, чтобы остановить меня?

— Ты не убьешь меня.

— Если выбор будет между мной и тобой, ты знаешь, что убью. Я не делаю этого только потому, что ты подыгрываешь мне.

— Будто «ты держишь меня на прицеле, но я знаю, что ты не выстрелишь».

— Если, конечно, ты не набросишься на меня с намерением убить.

— У меня были такие мысли, — признался я и, не сдержавшись, ухмыльнулся.

— Да, — согласился он, не в силах сдержать ответной улыбки. — Но ты же знаешь правила, и мы оба по ним играем.

Что есть, то есть. Я не нарушал их, и он не представлял для меня никакой реальной опасности.

— Но пойми, я не могу допустить, чтобы ты снова убивал людей.

Он подумал, прежде чем ответить:

— В данный момент я не собираюсь никого убивать. Думаю, это была какая-то фаза, и она уже прошла, но я заключу с тобой сделку.

— Валяй.

— Если я снова задумаюсь об убийстве, то сначала позвоню и расскажу тебе, где нахожусь, а ты можешь сесть в самолет и попытаться остановить меня.

— На другом конце света?

— Это твоя проблема, а не моя. Только не надо раздражаться из-за того, что у тебя нет действующего паспорта.

— Я федеральный маршал. Конечно, у меня есть паспорт.

— Ну что ж, — сказал он так, словно мы уже заключили сделку. — Я предупрежу тебя, и ты сможешь попытаться меня остановить. Все будет как в старые добрые времена.

— Я лучше сдам тебя Интерполу.

— Делай то, что тебе кажется необходимым.

— Ты же не боишься Интерпола?

— Нет.

— Ну хорошо. Значит, ты даешь мне слово? Никто не умрет, пока ты не позвонишь мне?

— Без оговорок!

— Хорошо.

Он протянул мне руку.

— Давай скрепим все рукопожатием.

Я потянулся вперед, протягивая руку, не собираясь близко подползать к нему.

Его ладонь была теплой и сухой, и он, обхватив мою кисть своими длинными изящными пальцами, пристально посмотрел мне в глаза. В отличие от Келсона, глаза Хартли были ясными, полными решимости и светились счастьем от того, что он заключил со мной сделку. Я крепко пожал ему руку и хотел уже отпустить ее, но он стиснул мою ладонь.

— Почему ты сжал руку? — спросил Хартли, ресницы его затрепетали, и он смущенно улыбнулся.

— Понятия не имею, — вздохнул я, покачав головой.

— Знаешь, я подозреваю, что это последний разговор в нашей жизни.

— Я был бы не против, — тихо сказал я.

Фургон остановился, и он поднялся, чтобы открыть дверь.

Я быстро выскочил из машины и, стоя на обочине, поднял на него глаза.

Он глубоко вздохнул.

— Так странно уезжать из Чикаго. Никогда бы не подумал, что сделаю это.

Я кивнул.

— Я рад, что смог с тобой повидаться.

— Я тоже, — прошептал я, осознав, что часть меня счастлива, потому что это был конец.

— И это все? — задохнулся Келсон, вылезая из фургона и бросаясь в мою сторону с «Глоком-20», направленным прямо мне в грудь. — Собираешься просто отпустить его?

— Конечно, — ответил Хартли спокойно, но с ехидцей. И когда он смерил Келсона взглядом, на его лице отразилось отвращение. — Я же не дикарь.

— Но он же идиот, и думает, что он…

— Он не думает… Он знает, — поправил его Хартли, поворачиваясь и улыбаясь мне. — Он мой самый старый друг.

— Друг? — Келсон тяжело вздохнул, и в тот же миг я увидел, что этими последними словами Хартли сломал его.

Целиком и полностью уничтожил.

Келсон был очень умен. Он планировал, делал все, чтобы произвести впечатление на человека, которым так отчаянно хотел быть. Но проблема заключалась в том, что я опередил его.

Это был лишь вопрос времени.

Я спас Хартли.

Именно я навещал его, когда он сидел в Элджине.

Я был единственным, кто часами слушал его измышления, почему он все это делал. И стал свидетелем — голосом в его голове, как он признался мне однажды. А в конце концов, после того, как спас моего пса, Хартли перестал быть человеком, при виде которого меня прошибает пот.

Между нами не было дружбы, дело совсем не в этом, но было что-то… особенное. В какой-то момент мне придется выяснить, что именно.

У Келсона не было возможности узнать нашу историю, и ему мешали его собственная ревность, ненависть и горечь. Он думал, что не будет ничего важнее того, что сделал я, и это убивало его. Все это было написано у него на лице. Если до этого я его не понимал, то теперь ясно увидел его намерения, когда он, прицелившись, нажал на спусковой крючок.

Я даже не успел вскрикнуть. Я не думал о Яне и о том, как сильно он будет по мне скучать. Я не видел ни Аруны, ни Кэтрин, ни Дженет, ни Мин. Не жалел о тех детях, которым так и не успел помочь. И даже не подумал, когда же Редекер вытащит, наконец, свою голову из задницы и признается Кэллахэну, что, черт возьми, тоже хочет его.

Ничего не приходило в голову, кроме мысли, что я все-таки умру, а Хартли будет смотреть на меня сверху вниз. И почему-то это не казалось таким уж плохим, как прежде.

Что-то сильно ударило меня и отшвырнуло на обочину дороги, прямо в траву и грязь. Накануне шел снег и, поскольку так и не потеплело, он не растаял. Я упал навзничь на смерзшийся снег и сверху на меня рухнули — как я внезапно осознал — сто восемьдесят фунтов Крейга Хартли, выбив остатки воздуха из моих легких.

Ошеломленный и потрясенный, я увидел бледное небо и услышал пронзительно-визгливый вопль, прежде чем тяжесть с моей груди исчезла и воздух наполнился быстрыми пулеметными очередями.

Келсон закричал и, подняв голову, я увидел, что он лежит на той же холодной и твердой, покрытой льдом земле, на которой лежал я.

Моя спина взмокла. Холод просачивался под кожу, и по всему телу пробежала легкая дрожь. Затем я глотнул воздуха и сел. А повернув голову налево… увидел Хартли.

Его рот был открыт, и он все еще дышал, но уже с трудом, и в следующую секунду я понял почему. В области сердца по пиджаку расползалось пятно крови.

Я боком подполз к нему и обеими руками закрыл рану, сильно надавив на грудь, а он поморщился от боли.

— Бесполезно, — прохрипел он, и слеза скатилась из его левого глаза к уху.

— О чем, черт возьми, ты думал? — проскрежетал я. Мой голос, надломленный, хриплый, прозвучал странно — испуганно и глухо.

— Ну, — фыркнул он, каждый звук давался ему с трудом. — Подумал, что ни у кого нет права убивать Миро Джонса… кроме меня.

— Трепло, — пробормотал я, слыша, как сердце колотится у меня в ушах.