«Химия и жизнь». Фантастика и детектив. 1985-1994 - Борис Гедальевич Штерн

рода наркоманом: она нажимает и нажимает педаль до полного изнеможения. Опыты на людях, — опять брезгливое пожевывание губами, — выполненные нашими смежниками из семнадцатого госпиталя, приводят к тому же результату. Обратите внимание: один из важнейших датчиков лимбической системы — это обонятельная луковица. Я почти уверен, что ФГС проявляет свое действие только в том редчайшем случае, когда их наборы полностью соответствуют друг другу — как ключ замку. Вы уж извините — в моем возрасте о любви рассуждать как-то неловко, — но и это, скорее всего, просто-напросто тяжелая наркомания, хотя и довольно своеобразная. Отсюда — полная неадекватность взаимных оценок и поведения.

Шеф взял с полки книгу и молча показал Сьютону тисненный золотом заголовок: «Лукреций. О природе вещей». Быстро нашел нужную страницу.

⠀⠀ ⠀⠀

«Так большинство поступает людей в ослеплении страстью,

Видя достоинства там, где их вовсе у женщины нету;

Так что дурная собой и порочная часто предметом

Служит любовных утех, благоденствуя в высшем почете».

⠀⠀ ⠀⠀

Сьютон невольно заметил, что шеф читал гекзаметры Лукреция, не заглядывая в раскрытую книгу.

— Ну, а разлука для таких влюбленных так же непереносима, как и состояние абстиненции для наркомана, — продолжал шеф после очередной паузы.

Сьютон спросил:

— Так вы хотите помочь людям избавляться от этого недуга?

— Я давно уже не верю в возможность хоть в чем-то помочь людям, — тембр голоса шефа стал раздражающе неприятным. — Наука никого не делает счастливым, кроме самих ученых, хотя и это случается редко. Да, и выбросьте из головы, будто феромоны обязательно должны обладать различным запахом, — это уже вслед направившемуся к двери Сьютону. — Обоняние — лишь частный случай хеморецепции.

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

— Что с вами? — спросила Элли, когда Грэм добрался наконец до лаборатории.

— Шеф читал мне стихи.

Преданная Элли не спала всю ночь, вспоминая лунатическую улыбку явно помутившегося в рассудке Сьютона. Самому ему эта ночь обошлась в две пачки взахлеб выкуренных сигарет. Феромоны без запаха! Вам, простите, давят на психику, а вы даже не в состоянии этого заметить! Выходит, что каждому из нас природой дан ключ очень сложного и тонкого рисунка, но мы не знаем, от чьей души (или тела, черт возьми!) этот ключ. Мелем что-то об общности интересов, о продолжении рода, семье, нравственности. Набор не тот — и ни мораль, ни внушение, ни материальные соображения не заставят вас полюбить. Но, зная устройство замка, ключ в общем-то можно подделать! Приворотное зелье в самом чистом виде, и притом сугубо индивидуальное. Против вас лично. А кстати, почему именно «против»? Может быть, «за»?

С той поры прошло несколько лет. Сьютон, поначалу возмечтавший опровергнуть экспериментально алхимические домыслы шефа, все более убеждался в том, что главная его идея верна. Грэм научился отличать феромоны от множества прочих выделений человеческой кожи: феромоны выделялись только теми ее участками, где кожа граничит со слизистыми оболочками. Губы, поцелуй — вот первая проба на соответствие ключа и замка, хотя и почти безнадежная. Из тысяч платных и добровольных доноров, прошедших через руки Сьютона и Элли, не нашлось двух, которые были бы одинаковы по составу феромонов; это вам уже не группы крови, это — почти как отпечатки пальцев. До чего же редко встречаются Ромео и Джульетта!

Грэм с трудом подавлял в себе все возраставшую привязанность к Бетти Корант. Трудно было подобрать какое-либо определение этому чувству; во всяком случае, Сьютон не считал его любовью, поскольку никаких попыток физической близости оба они не предпринимали. Но бывая (изредка!) в ее уютной квартире, Грэм испытывал столь непривычные для него душевное равновесие и покой.

Помня предостережении шефа, он давно уже не сомневался, что Бетти подсажена к ним секретной службой, но и к этому относился с непонятным спокойствием. Ощущение исходящего от нее тепла, запах ее тела мягко кружили голову; видеть, как вспыхивает в ее глазах радость при встрече с ним, стало для Грэма необходимостью. Было все это незнакомо и волновало своей непонятностью. «Мистика! — ворчал про себя Сьютон в минуты протрезвления. — Интересно, что там у нас с феромонами?»

— А что, Бетти, — он старался выглядеть беспечным и чуть-чуть рассеянным, — странно мы себя ведем. Имея все для коктейля, ни разу не попробовали сделать что-либо сногсшибательное («Вот именно — сногсшибательное», — усмехнулся про себя Грэм).

— Так и быть, дайте я поколдую возле вашего холодильника — это ведь тоже химия в конце концов. А вы заварите пока кофе.

В двух больших фужерах он приготовил смесь, со студенческих времен памятную ему под названием «крокодил пустыни». Разбавил ее апельсиновым соком и всыпал корицы — сквозь пряный запах коричного альдегида вряд ли пробьется какой-либо другой. В один из сосудов («фу, как в детективе!») подсыпал бесцветный порошок — оксибутират натрия. В этот фужер воткнул желтую соломинку, в другой — синюю.

Когда Бетти вернулась с кухни с кофе, Грэм уже сидел за журнальным столиком, на котором искрились два бокала с разноцветными соломинками, и разминал сигарету. Бетти села рядом; смеясь, протянула руку и взяла фужер — с желтой соломинкой.

То ли танго было уж слишком медленным, то ли выпито было много, — но через десять-пятнадцать минут Бетти беспомощно опустилась в кресло-качалку, из последних сил борясь со сном. Сьютон стал не торопясь собираться домой. Пока он докуривал очередную сигарету, пока искал шарф в передней, Бетти крепко заснула — Грэм потряс ее за плечо, никакого ответа. Он достал из кейса пробирки с тампонами и принялся за дело.

— Грэм, что это за кошмар такой? Как же я умудрилась вчера заснуть? И вы хороши — не разбудили даже.

— Бетти, не телефонный это разговор. А будить вас просто жалко было. Как самочувствие?

— Да все нормально, и даже против обыкновения выспалась хорошо.

— Ну, тогда до вечера!

Как раз в этот момент самописец вычерчивал феромон-хроматограмму Бетти Корант. Были пройдены две трети обычного диапазона, но уже и на этом отрезке проступило нечто фатальное: три четких пика, в точности соответствующих его собственному набору! Простой расчет показывал, что такой набор встречается один раз на тридцать семь тысяч случаев. Дальше вероятность совпадения катастрофически падает. Действительно, вот пошел новый пик с массой 673, — «этого у меня нет», — отметил про себя Сьютон. Цис-транс-диеналь — феромон обычный, он есть у одного из сотни, но Грэм не из их числа. Ну, а как у нас с 712-м? Есть! Есть, черт возьми!

Вот уже много лет Сьютон искал столь сходную пару доноров — и тщетно.