Оскал тьмы - Алексей Николаевич Наст

одной из них я и поехал, чтобы не столкнуться с Семиным и Викторовым при их возвращении. Думаю, сейчас перепрячу золото, потом вместе с Семиным взорвем базу, а после я его кончу. Чтобы на него свалить взрыв. Это было справедливо — его ведь план! Мое «тело» лежало бы обугленным на базе, а он валялся у болотца захлебнувшийся. У него и кнопку нашли бы. А золото пропало, и все.

— Фантазия у вас, — буркнул Петя.

— Да, мозг работает, — согласился Гущин. — Ко всему у меня мысли были, что Семин сам меня кинет. Он парень ушлый был… Примчался я, значит, на объект — Викторова и Семина уже не было. Я пошел к вертолету, смотрю — не так что-то. Заглянул в салон, а там пусто.

— То есть? — не понял Петя.

— Трупов нет, золота нет. Я понял — надул меня Семин. Меня затрясло всего! Получалось, он тоже задумал убить меня… Не помню, как приехал в поселок, но меня раздирала злость. Пробрался незаметно к домику Семина, заглянул — он один. Я внутрь вошел — его аж передернуло! Ну, думаю, точно рыльце в пушку… Сам стараюсь выглядеть беспечным, мол, не подозреваю ничего. Улыбнулся, говорю ему: «Выйдем». Он молча за мной пошел. Когда за навес зашли, спрашивает: «Все здесь обделал, как договаривались? Если все, надо уходить и взрывать!» Я говорю: «Я тебя, гнида, первого разорву. Где золото?» А Семин стал из себя дурачка строить: «В вертолете». Я отвечаю: «Его там нет!» Он побледнел, спросил: «Ты был там? Зачем?» «А затем! — отвечаю. — Что тебе, скоту, не верю! Куда дел золотишко?» Прижал его к стене, вытащил нож и говорю: «Или колешься, гад, или умрешь мучительно! Шутить не буду!» Он шепчет: «Ты с ума сошел! Я не брал!» Думал, наверное, что я дернусь и отступлю. Я ему рот ладонью зажал и давай грудь резать! У него глаза огромные от боли, пот по лбу градом, извивается, а я на лезвие давлю: «Говори!» Я не смертельно его ранил, но он вдруг обмяк и сполз вниз — сердце остановилось. Меня ужасная досада охватила — умер, а я не узнал, где золото! Так и стоял под дождем, смотрел на него. Потом подумал, что надо вызнать, кто с ним орудовал, у того и золото. Тут мне идея в голову пришла — надо напугать!

— Кого? — оторвалась от экрана Александра.

— Офицеров. Я оставил труп лежать, бегом заскочил к себе, достал из личных вещей медвежью лапу, какую украл у Фарафы, и черканул ей по стволу — знак злой силы! Такие лапы были у Игина и Фарафы. У Игина лапу украл Степушкин — я случайно видел, как он ее прятал. Степушкин мастер на дешевые шутки. Он ведь решил Фарафу ославить — лапу Игина подбросить полковнику, мол, тот для пары спер, ну а я, в свою очередь, над ним посмеялся — взял лапу у Фарафы, Степушкину уже не было смысла добрасывать ее. Не люблю его за эти маленькие подлости. Хотел Степушкину ее подбросить, чтобы именно у него обе нашли, выявили, так сказать, вора, да случая все не выпадало. Полоснул, значит, потом подумал, что зря так сильно, ножом бороздки подрезал, мол, специально углубляли, и ушел в свой домик ждать, когда найдут тело.

— Каким ножом вы убили Семина? — спросила Александра.

— Я не убивал. Он сам умер. Я только делал ему больно. Своим ножом. У меня штык-нож есть неучтенный. У Прозоровского такой был, я по его примеру в Красноярске купил у прапорщика, держал на всякий случай.

— Это тот нож, какой был вложен в ножны от штык-ножа Прозоровского? — сощурилась Александра. Теперь все вставало на свои места… А ловко Гущин придумал — купил у прапорщика со склада, так что справка о пропаже из воинской части ничего бы не дала следствию. Ловко и просто.

— Нет. Тот нож мне неизвестен.

Александра подавилась воздухом. Это что еще за номер?!

— Как неизвестен?!

— Так. Мой лежит в этой комнате. Под кроватью есть дощечка в полах, под ней мой нож.

Загин был удивлен не меньше Александры. Ножей становилось все больше!

— Один момент!

Петя встал на четвереньки и полез под кровать. Гущин ухмыльнулся.

— Вот он. — Петя вытащил штык-нож в оранжевых ножнах.

— Это мой, — подтвердил Гущин. — От него пострадал Семин.

— Не пострадал, а был убит! — возмутилась Александра.

— Семин сам умер, от сердечной недостаточности, — настаивал Гущин на своем.

— Хорошо, что вы сотрудничаете со следствием. — Александра продолжала вести протокол.

— Что мне еще остается?

— Действительно, ничего вам не остается. Полное раскаяние. Рассказывайте дальше. Вот Бабкин обнаружил труп, и вы пришли на место своего преступления.

— Да, пришел — труп уже уносят. У всех ошеломленные лица, но у Васина — просто белое. И у Степушкина. Ну, тот ладно — он следа испугался от медвежьей лапы, потому что у него такая в тайнике лежала. А Васин был потрясен по двум причинам. Первая: след лапы — это намек на то, что кто-то знает о его участии в похищении золота. И второе: Семин мог рассказать о нем мне. Они же с Семиным прекрасно ладили… Я даже про себя выругался — и так мог догадаться, что Семину приятнее было проклятого Васина взять в подельники, а не меня. Радист Сапин передал в в/ч информацию о происшествии. Фарафа велел брать паек, обедать и выдвигаться на объекты. Я улучил момент, когда Васин один в своем домике лежал в прострации (так он был ошеломлен!), ну и зашел к нему. Он увидел меня с ножом, все понял, побледнел. Я его сразу прижал к кровати, спрашиваю: «Золото где?» Он не понял: «Какое золото?!» И тут я дошел — не он! Семин был, видимо, все-таки в паре с Викторовым, а не со своим дружком Васиным! Семин с Викторовым договорились между собой, или Викторов сам нашел вертолет в четверг и обделал дело в одиночку. Я, на всякий случай, решил проверить Васина — помучил немного, а потом добил — не было времени, в домик могли в любой момент войти, а пощадить его я уже не мог… Здесь мой грех — убил преднамеренно. Семина не убивал, а