Последняя почка Наполеона - Григорий Александрович Шепелев

Последняя почка Наполеона читать книгу онлайн
Журналистка Танечка, подрабатывающая курьером, доставляет заказ человеку, который расследует тайну гибели группы Дятлова – девяти студентов, погибших при крайне загадочных обстоятельствах. Оказавшись в подъезде, Танечка обнаруживает, что дверь квартиры заказчика приоткрыта, а сам он мертв, притом его тело обезображено точно также, как был изуродован труп одного из тех девяти ребят. Соседка старика говорит Танечке, что полицию вызывать не нужно, поскольку это убийство никто не сможет раскрыть. Но журналистка сама берется за дело и идет к разгадке не только этой трагедии, но и гибели группы Дятлова.
Содержит нецензурную брань.
– Нашла чему поражаться, – вздохнула Ирочка, – кстати, Рита, как вам сегодняшнее событие? Я имею в виду скандальное шоу в храме Христа-Спасителя.
– Я не знаю деталей, – призналась Рита. Ей рассказали, что шесть или семь девчонок с гитарами, в балаклавах, ворвались в храм – не во время богослужения, и, запрыгнув на солею, исполнили там довольно развратный танец, после чего убежали, хоть их пытались остановить, и видеозапись этого действа с наложенной на неё весьма бесталанной песенкой "Богородица, Путина прогони!" висит на Ютубе.
– И их за это разыскивают спецслужбы? – спросила Рита, – серьёзно?
– Не только их, – воскликнула Таня, – раскрыта целая вредоносная сеть, спонсируемая Западом и имеющая задачу чернить, порочить, смешивать с грязью и растлевать.
Рита ужаснулась.
– Кошмар! И как теперь без растления? Ведь рождаемость падает?
– Так она и падает от растления, дорогая моя! Подтачиваются основы семьи, моральные ценности размываются – ну, и всё идёт наперекосяк. Ведь вы это понимаете, не дурачьтесь!
– А вам не кажется, что моральные ценности размываются из другого крана? – приняла Рита ехидный Танечкин пас, – если человек растёт интеллектуально, ему моральная деградация не грозит. Это – сообщающиеся сосуды. Ну а уж если идёт обратный процесс – никакой дубиной нравственность не вколотишь. Религиозной дубиной в больную голову можно вбить мракобесие, но не нравственность.
– Вы не умничайте! – прокашлявшись, чтобы звонче взять высокую ноту, не сдалась Танечка, – интеллектуальный рост! Да кому он нужен, ваш интеллектуальный рост? Пока мы тут будем Пушкина наизусть учить, нас все завоюют! Вам неизвестно, что против нашей страны плетётся глобальный заговор англо-саксов и мировой закулисы, центр которого – в Вашингтоне? Про Мировое правительство не слыхали?
– Круто! – подпрыгнула от восторга Рита, – тебе идёт! А чтоб была пена, надо заранее положить в рот мыло.
– Кстати, о Пушкине, – вновь взяла штурвал Ира, – а также о Микеланджело и о вас. У свободы творчества, на ваш взгляд, должны быть границы?
– Нет.
– А что делать с теми, чьи чувства оскорблены?
– Сказать им, что Иисус Христос был распят оскорблёнными.
– Рисовать, писать, говорить и петь можно всё?
– Конечно. И думать.
– А как давно вы стали писать стихи? Восемь лет назад вас никто не знал как поэта… Простите, я неточна! Кто-то, вероятно, вас знал, но вы ещё не были знамениты.
Рита задумалась.
– Это очень сложный вопрос. Смотря что считать стихами.
– А что такое стихи?
У Риты возникли вновь колебания.
– Знаете, я боюсь показаться пафосной, и поэтому выражусь осторожно. Стихи – это то, что выковано из стали. Они вполне могут быть неискренними – как некоторые стихи Есенина, например. Они даже слабыми могут быть, как многие стихи Блока или Ахматовой. Они могут быть наивными и отчаянно вызывающими, как все стихи Лермонтова. Но их не согнёшь. Они – как животные: абсолютная беззащитность с несокрушимым чувством собственного достоинства. Понимаете?
– Но ведь некоторые животные вовсе не беззащитны, – не согласилась Таня, – даже собачки время от времени загрызают своих хозяев!
– Я имела в виду глобальную беззащитность. Если медведь вас съест, то он будет прав, хотя у него заболит живот. Но это не остановит следующего медведя, когда другая дура ткнёт палкой в его берлогу.
– Значит, стихи, по-вашему, уязвимы, но несгибаемы во влиянии на людей? – удивилась Ирочка, – это очень странное сочетание.
– Почему? Любая бездомная собачонка более чем уязвима, но ей в глаза смотреть невозможно. Я ведь уже сказала вам, что стихи могут быть плохими, но если с ними можно поговорить, то это – стихи. Стихи могут врать, но молчать не могут. Враньё стихов стоит дорого, потому что полито кровью.
– Скажите, Риточка, а у вас лживые стихи есть? – поинтересовалась Ирочка.
– Да, конечно. Мне почему-то кажется, что именно эти стихи вы и положили на музыку.
– Что вы сделали? – огорчилась Таня, – испортили наш сюрприз! Ой, Риточка, Риточка! Вечно вы всё ломаете и крушите. Как вам не стыдно?
– Давай уже внесём ясность, раз уж на то пошло, – предложила Ирочка, – уважаемые радиослушатели! Тут наши сотрудницы с музыкальным образованием подобрали аккорды к некоторым стихам нашей героини. И, таким образом, получились песни. Мы с Танечкой пару из них исполним. Но чуть попозже. Впрочем, зачем вас томить? Вот прямо сейчас мы их и исполним, так как до выпуска новостей середины часа осталось минут пять-шесть. Таня, ты готова?
– Да, – ответила Танечка, взяв гитару и кое-как разместившись с ней перед микрофоном.
Слушая одно из своих самых слабых стихотворений, положенное на блюзовую мелодию, Рита злилась. Ей было непонятно, для чего девушки исполняют песню вдвоём, усиливая серьёзным подходом к ней очевидность её банальности и никчёмности. Особенно изощрялась Таня, между куплетами выпиливавшая такие пассажи по всему грифу, что дух захватывало почти как от игры Верки. Песенка называлась "Я – тупая скотина!" К счастью, до новостей благодаря Тане с её пассажами уместилась только она одна. Когда пришла новостница, Рита, вскочив, отправилась в туалет, хотя исполнение продолжалось. Прямо за дверью ей неожиданно встретился Алексей Алексеевич в превосходном пальто. Он шагал от лестницы к своему кабинету, как Пётр Первый. За ним бежали и что-то обеспокоенно щебетали, перебивая одна другую, три симпатичные журналисточки, в том числе шеф- редактор. Хоть Рита выскользнула стремительно, Алексей Алексеевич изловчился схватить её за руку.
– Ты куда? Сбежала из студии? Обижают тебя эти паразитки?
Три симпатяшки остановились вслед за своим начальником и умолкли, забавно хлопая утипусичными глазами.
– Там новости начались, – смущённо пролепетала Рита, будто прогульщица, пойманная на улице завучем, – Алексей Алексеевич, отберите у них гитару! Пожалуйста, если это возможно!
– Риточка, для меня невозможного – мало. Гитару я изыму. Но после эфира зайди ко мне. Дело есть.
– Непременно, – пискнула Рита и побежала дальше по коридору. Когда она прибежала в студию, тряся вымытыми руками, с которых брызгами разлетались капли воды, эфир уже шёл. Танечка и Ирка сидели от злости красные. Звукорежиссёр за стеклом ржала. По всей вероятности, Алексей Алексеевич изымал гитару грубейшим образом.
– Вот и гостья наша вернулась, – провозгласила Танечка в микрофончик, – напоминаю, что у нас в студии – поэтесса Рита Дроздова. Ещё раз здравствуйте, Риточка.
– Добрый вечер, – пробормотала Рита, садясь, – прошу извинения – у вас кружки очень большие, кофе с большим количеством молока и коридор длинный.
– Да, у нас всё очень большое и всего более чем достаточно, – подключилась Ира, – мы ограничены лишь во времени, притом жёстко. Осталось ровно двадцать минут, а тем очень много. Тут к нам на сайт поступило тысячи полторы вопросов для вас. Половина из них так или иначе касается Хордаковского. Остальные – про состояние современной российской психиатрии. С чего начнём?
– А нет ли
