Роковое решение - Анна Васильевна Дубчак

В этот раз, когда Борис пригласил меня на ужин, я, честно говоря, напрягся. Знал же, что Женька уехала к Тоне. Предполагал не очень-то приятный разговор со мной о Журавлеве. Я был уверен, что он знает о романе Женьки с Павлом. Ну или во всяком случае, догадывается. И, конечно же, у него накопилось много вопросов ко мне. Я был уверен, что он станет задавать мне неудобные вопросы, возможно даже, дело дойдет до его унижения передо мной, пожелай он узнать подробности, чего я боялся больше всего.

Поэтому я был приятно удивлен, когда Борис, встретив меня на пороге своего дома, сразу же попросил сопроводить его в Подольск, к Антонине.

– Борис, о чем речь?! Конечно, я поеду с тобой.

– Ну вот и хорошо.

Он даже потер руки, как человек, который справился с трудным делом. Вздохнул с облегчением и только после этого пригласил меня на кухню, где уже был накрыт стол на двоих.

Выглядел он плохо. Бледная кожа, заостренный, покрасневший, как от мороза, нос, глаза с нездоровым блеском, как если бы слезы подступили совсем близко. Он был несчастлив, и, глядя на него, я снова испытал чувство вины. И какое счастье, что у меня хватило ума не затевать разговор о Журавлеве!

– Ты ешь, ешь! – Борис подвинул ко мне тарелку с мясом. – Я же знаю, что ты забываешь пообедать, что у тебя куча дел…

Странное дело, но только после этих его слов я и принялся за еду, а до этого даже аппетита не было. Конечно, я был голоден, с самого утра, вернее со вчерашнего вечера, ничего не ел. Хотел объяснить ему, почему мне даже кофе выпить не удалось, но промолчал.

Хотелось спросить, зачем мы едем к Тоне. Забрать Женю или только проведать? Пусть сам расскажет.

Борис тоже перекусил, после чего сказал, что ему нужно переодеться, и ушел к себе. И тотчас на кухне появилась няня Соня.

Это была приятная чистенькая, слегка полноватая женщина неопределенного возраста. Ни морщинки, ни какого-либо другого намека на возраст. На ней был голубой свитерок и длинная светлая юбка. Всегда молчаливая и улыбчивая, на этот раз ее было не узнать. Ее буквально прорвало, и она затараторила. Голос ее был мягкий, словно ее горло смазали маслом.

– Господин Ребров, вы уж простите меня, что я вот так врываюсь на кухню и мешаю вам кушать. Но вы все знаете про эту семью, вы – большой друг нашей Женечки. Скажите, она вернется? Мишу вернут домой? Вы не подумайте, я не ради себя интересуюсь, я не останусь без работы, у меня хорошие рекомендации. Просто Женечку жаль, и к Мишеньке я привязалась. Да и не хочется, чтобы они развелись. Меня пока не увольняют, значит, надежда еще есть. Борис Михайлович мне так и сказал: «Вы, Соня, можете оставаться в доме сколько пожелаете, до возвращения моей супруги, она сейчас в отъезде. Но можете и поехать домой, но только не отлучайтесь из города, поскольку вы можете понадобиться в любую минуту».

– Что, вот так прямо и сказал? – удивился я и одновременно обрадовался. «Может, я чего не знаю?» – Так подумал я, слушая Соню.

– Я вот что подумала. Они, конечно, поссорились. Галина Петровна говорит, что Женя у своей подруги Тони в Подольске, это здесь недалеко. А что, если и мне тоже туда поехать, чтобы присмотреть за Мишенькой? Как вы полагаете, господин Ребров?

– Меня зовут Валерий, – смутился я. Вот уж господином меня точно еще никто не называл. – Я думаю, что до особого распоряжения Бориса Михайловича вам не следует ничего предпринимать. Даст бог, они помирятся, и Женя вернется. Так что предлагаю вам просто набраться терпения и подождать.

– Хорошо. Я так и поступлю. Не знаю, может, вы и встречаетесь где-то по своим делам с Женей. Пожалуйста, если увидите ее или будете разговаривать с ней по телефону, скажите ей, что я их жду. И, если понадобится, могу приехать, куда она только скажет.

– А сами вы не пробовали ей звонить?

– Нет. Я понимаю, в каком она сейчас состоянии, как ей трудно. Думаю, если она захочет, то сама мне позвонит.

Сказав это, Соня, эта милая и деликатная женщина, выбежала из кухни. Вероятно, она не хотела встречаться здесь с Борисом.

У меня же внутри полыхала огнем новость, которая жгла меня, рвалась наружу, да только я не знал, стоит ли с кем-то делиться ею или нет. Временами я словно забывал про нее или же она вообще казалась мне каким-то дурным сном, и мне даже страшно становилось от этого. Но потом всплывали картины вполне реальных событий, просто-таки кадры из фильмов ужасов или какого-то жуткого триллера, где главным героем был мой друг, товарищ Павел Журавлев, и тогда мне становилось и вовсе уже не по себе. И как же мне тогда не хватало Женьки, с которой я мог бы поделиться! Да, конечно, мы сейчас же поедем к ней, я увижу ее, но разве смогу поговорить о Журавлеве и о том, что с ним произошло? Да и Борису вот так взять и рассказать о том, что случилось ночью, я тоже не мог. Ему сейчас и вовсе не до этого. Он думает только о Женьке, о сыне, да он попросту сходит с ума, и не успокоится до тех пор, пока не вернет жену и ребенка.

Послышались шаги, в кухню вошел Петр. Душка Петр, вальяжный, в роскошном атласном халате и войлочных расшитых домашних туфлях. Вот уж точно человек промахнулся с веком. Ну не вписывался он в настоящее, ему бы барином быть, дворянином, с его-то неспешностью и манерами.

– Валера, приветствую тебя, друг мой!

Я поднялся, и мы обнялись.

– Знаю, что Боря собрался к Тонечке, хочет увидеть сына. Даст бог, Женечка придет в себя и захочет вернуться. Но, видать, крепко мой брат ее обидел, раз она все еще там. С одной стороны, я понимаю ее: она молодая, ей хочется свободы, каких-то ярких впечатлений, ощущений, у нее талант, и мы все об этом знаем. Но что делать Боре, который сходит с ума от страха, что она влипнет куда-нибудь, что ее подстрелят и Миша останется без матери? Он же адвокат и знает много разных историй. Он-то понимает, насколько опасно все то, чем вы с ней занимаетесь. Но и как запретишь ей? Это все равно как запретить, скажем, тебе, Валера, работать в Следственном комитете! Это только в кино следователи