Холодное послание - Дарья Сергеевна Литвинова

на трассе, чтобы помочь попавшим в аварию, и терпеливо дают показания, даже если сильно спешат. Вторая категория действует рефлекторно, но и это лучше, чем безразличие. Мама с малышом была из второй категории: схватив ребенка на руки, она кинулась назад в дом и набрала номер дежурной части.

Примерно в это же время, размышлял Калинин, мимо бодро трусил травматолог Легостаев, который утоптал вокруг трупа весь снег и тем самым начисто стер любые следы, если они были. Травматолог, видимо, сначала попытался определить, жив человек или нет, а уже потом стал вызывать милицию, приплясывая от холода рядом с трупом и не пуская любопытных. Вроде и дело хорошее сделал, вот только снежный покров оказался утрамбован его шипованными «Гриндерсами» вчистую, Барсик даже к нему чухнулся один раз, да кинолог его остановил по команде Калинина.

Что за мужчина?

И что за странная записка в кармане?

На месте происшествия, в котором фигурирует труп, содержимое его карманов – вещь не всегда важная, но всегда обязательная. Если он неопознан – там может быть паспорт; если предполагается разбойное нападение – проверяется, остались ли деньги, документы, ценности; если имеются основания полагать, что покойник покончил жизнь самоубийством – ищут записку, на всякий случай. Вот и в этот раз судебно-медицинский эксперт вместе с портмоне выудил из кармана мужчины листок разлинованной бумаги – оборвыш с неровными краями: «Милка сука, я наказан. Сто седьмой придет на сверку, отдашь Коре» (пунктуация и орфография изменена). И все. Калинин из этого имел, что неизвестная Милка – может, и неизвестный?! – «сука», то бишь либо ссучился(лась), либо просто неприятная личность. Кто-то «наказан»: а автором записки может быть как покойник, так и его знакомый, а равно и просто живым еще подобрал бумажку – цигарку скрутить, почерк покойного сейчас не проверишь – данные бы его узнать для начала. «Сто седьмой придет на сверку» очень напоминало Калинину милицейские будни: «ожидается проверяющий по агентурным делам», «первый отдел едет на проверку БСП». «Коря»… и того лучше. И все это – сразу после христианского Рождества!

Последнее время у Сурена были проблемы. И рыночного бизнеса они не касались.

Рита поняла это, когда Сурика привезли домой ребята – Костик, Барашок и Толя. Сурик никогда не возвращался домой в компании: мог привести подружку, мог приехать на чужой машине, собрать вещи и исчезнуть на пару дней – после этого в квартиру обычно ломились незнакомые «быки», которым Рита не открывала, – а потом появиться вновь; но пьяным до такой степени, чтобы три друга притащили его к подъезду, а потом долго объясняли в домофон, кто они такие, и транспортировали невменяемого Сурена до четвертого этажа… этого Ритин брат никогда не допускал. И вдруг…

Новогодняя неделя, восьмое января, «утро после Рождества», когда весь рабочий люд уже торопится на работу во все пятки, а нерабочий допивает остатки роскоши в своих постелях и неторопливо планирует день. Рита встала в это утро пораньше, потому что хотела заскочить в «Табрис» и купить на оставленные Суреном деньги готовых салатов: не резать, не солить, не перчить, не слышать едкого: «Да ты даже в поварихи не годишься». Она натянула на себя широкие штаны, застегнула штопаный лифчик и влезла в кофту-маломерку: все равно не видно под пальто. И тут ребята привели Сурена, злого, с белым от ярости лицом – ее родного брата.

Рита полагала, что во всем виновата их соседка по дому, девушка Саша, Александра Барцева, красотка-эксклюзив: тонкие лодыжки, сведенные лопатки, пепельные ливни волос до ровных плеч. Александра могла легко загнать мужчину в долги, делая своим рабом; могла легко повергнуть обожателя в пучину унижения и так же легко вернуть его, напоминая, кому он обязан реинкарнацией; могла посмотреть, как василиск, и поцеловать, как животворящий ручей. Барцева все эти свои особенности знала и к милостям природы относилась снисходительно.

С Суреном ее свела случайная вечеринка в одном из ресторанчиков, в которые Сурик периодически захаживал, а Барцева часто развлекалась по вечерам. Пепельная Барцева очаровала мрачного, кривоносого Сурика меньше чем за секунду, позволила швырнуть к ее ногам несметное количество долларов и в обмен на оплату капризов позволила ему называться своим «добрым другом». После этого Сурен стал пропадать намного дольше, чем раньше, а после и вообще исчез на неделю и часто стал возвращаться в странном состоянии: перевозбужденный, нервный, обидчивый. Рита старалась ему угодить, выслушав в очередном припадке про Барцеву, но помогало это с трудом. Вот и восьмого января Сурен завалился домой в девятом часу утра, небритый и страшный, швырнул на пол куртку и заорал, что хочет в ванную. Рита бросилась затыкать пробкой ванну и включать горячую воду, а когда вернулась, Сурик уже разделся до трусов и нервно вытаскивал из карманов снятых джинсов ключи, телефон, бумажки с номерами.

– Дура! – заорал он, увидев Риту. – Где халат? Сколько раз просить, чтобы халат был на месте?!

– Ты чего сердишься, Сурик? – ласково спросила Рита, снимая с вешалки теплый халат и подавая ему. – Это из-за Барцевой, да?

– Отвали.

– Я могла бы помочь, поговорить с ней…

– Сказал – отвали! – сорвался Сурик на крик. – Много ты понимаешь! Иди к своим сериалам, «Любовь и голуби» смотри, нашелся, блин, психолог!

– Я не психолог, но…

– И никогда им не станешь, потому что ты – дура! Твой удел – детский сад, ясельная группа, где дети еще возразить не могут, там ты сможешь свою чушь пороть! Уйди с глаз моих!

Он вырвал у нее из рук халат, резко повернулся и влетел в ванную, хлопнув дверью. Пола халата задела столик, с которого на паркет упала початая пачка «Бонда»; Рита присела и осторожно собрала рассыпавшиеся сигареты, смела на ладошку табак. За дверью зашумела вода, и девушка на цыпочках прошла в кухню: разогревать ужин. Она знала, что Сурик после душа сразу захочет есть, а когда поест, немного успокоится, и тогда с ним можно будет поговорить. А раньше можно и не соваться. Зря она начала разговор в коридоре, сколько раз на эти грабли наступает. Действительно, не будет из нее психолога.

Рита училась на первом курсе социально-педагогического института; группа ее подобралась бодрая, стервозненькая, девочки были активными и раскомплексованными, Рита на их фоне сильно проигрывала. Природная стеснительность, неуверенность в себе, да еще и более чем скромная внешность делали ее объектом постоянных насмешек, не давали шансов сблизиться с однокурсницами. Из-за боязни придирок Рита на парах нервничала, плохо запоминала материал и не все успевала записывать, и отметки в табелях появлялись все хуже