Акт исчезновения - Кэтрин Стэдмен

это важное событие: Майер почти никогда не встречается с актерами. Наверняка в восторге от «Эйр» – она раздобыла промо-копию. Погугли ее.

…Раньше я никогда не была в Лос-Анджелесе, но знаю, что прямо сейчас актеры со всего света съехались сюда на трехмесячный пилотный сезон[12]. Каждый американский телеканал старается заполучить актеров – или лучших, или самых недорогих, или самых популярных – для съемок новых шоу до конца года. И все эти актеры пробуются на одни и те же роли. Словно на распродаже. Заключаются контракты, начинается карьера, сбываются мечты… или рушатся. Не каждый, кто приехал сюда, получит то, за чем приехал, не каждый получит то, чего заслуживает. А мне, к счастью, всего-то и нужно избавиться от прежней жизни, отвлечься. И кажется, что все получится, да еще как…

Синтия рассказала о кое-каких показах, которые она запланировала для меня на три недели поездки. И о американском агенте, с которым договорилась представлять меня.

– Майкл Спектор из «Юнайтед». Он хорош. У меня есть пара американских клиентов, которые с ним работают, и он правда хорош. Очень толковый. Расскажешь потом, как он тебе. Если не подойдет, поищем кого-нибудь другого.

Среди плакатов с именами в зоне прибытия Международного аэропорта Лос-Анджелеса я с удивлением замечаю знакомое сочетание: собственное имя на плакате в руках у женщины в шикарном брючном костюме. Она встречается со мной взглядом, лучезарно улыбается, явно узнав, неторопливо приближается и протягивает руку:

– Миа? Узнала вас по пресс-пакету, который мне прислали. Я Леандра из «Ауди». Приятно познакомиться. Как долетели?

Ее рука прохладная и сильная, а свежевымытые волосы и деловой костюм с иголочки заставляют меня устыдиться своего вида: поношенная, зато удобная дорожная одежда, припухшие глаза.

– Простите, Леандра. Вы сказали, из «Ауди»? Автомобильной фирмы?

– Да, – улыбается она. – Похоже, кто-то дал маху. Мы же связывались с вашим агентом. Позвольте показать вашу машину.

Я тут же звоню Синтии, и она подтверждает: «Ауди» выделяет мне спортивную машину на время пребывания. Все, что нужно сделать взамен, – выложить снимки в Инстаграме. При одной мысли об этом я содрогаюсь и объясняю Синтии, что теоретически я там есть, но у меня ни одного поста и ни одного подписчика. Синтия отвечает, что мне завели новый аккаунт – специально для этого.

Леандра легко поддерживает разговор, пока мы выходим из терминала. Долой грусть: у меня мурашки бегут от восторга, когда солнце снова попадает на мои голые руки, согревая озябшую от кондиционера кожу. Вместо запаха хлорки в аэропорту – аромат свежескошенной травы, которую доносит лос-анджелесский бриз. Пора начать все заново.

Жадно разглядываю пейзаж. Столько всего нового – пальмы, желтые такси, вывески компаний, о которых я никогда не слышала… Даже люди здесь выглядят по-другому: не такие уставшие, как дома.

– В первый раз в Лос-Анджелесе? – интересуется Леандра.

– Да, в первый. Но я столько о нем слышала!

– Один совет. – Она доверительно улыбается. – Если вам нужно куда-то попасть, приезжайте до половины шестого вечера и уезжайте до семи. Вы же не хотите торчать в пробках? Поверьте, таких больше нигде в мире нет.

– Значит, в Лос-Анджелесе всегда уходишь рано? Как Золушка! – шучу я.

Она на секунду задумывается, а потом смеется:

– Да, точно – как Золушка. В это время нужно быть осторожнее. Но я гарантирую, что эта машина никогда не превратится в тыкву. Даже если все остальное превратится в лохмотья… – И она как-то странно хихикает.

Конечно, Леандра шутит, но в ее словах столько пессимизма, что меня обдает холодом – до дрожи. Она нажимает на брелок, и мое внимание переключается на элегантный черный автомобиль рядом с нами. Его крыша медленно откидывается и складывается, словно сделав пируэт. Я совсем не фанатка машин, но должна признать: выглядит чертовски стильно. Вспоминаю свой оставшийся дома четырехлетний «Форд Ка», занесенный снегом, его сиденья с тканевой обивкой, раздвижной люк на крыше – и еле сдерживаюсь, чтобы не хихикнуть.

Через двадцать минут, забросив чемодан в багажник, выдвигаю вперед кожаное сиденье, делаю глубокий вдох и выруливаю на машине стоимостью 200 000 долларов на правильную сторону дороги. Нельзя терять головы – для меня это очень важно.

4

Это знак

Воскресенье, 7 февраля

Вид с 31-го этажа потрясающий. Это сразу бросается в глаза, когда заходишь в апартаменты. Квартира угловая, поэтому больше половины пространства занимает огромное стекло, от пола до потолка, висящее в трехстах футах над шумным центром Лос-Анджелеса. Сейчас мы даже выше Статуи Свободы – по крайней мере, так уверяет швейцар по имени Мигель. Он улыбается и ставит мой багаж на пол. Джордж никогда не любил высоту, и здесь, наверху, он бы психовал, хотя и постарался бы это скрыть. А вот я, к счастью, высоты не боюсь. Вид просто завораживает.

За стеклом раскинулся город, который отсюда выглядит как целый мир в миниатюре. Густой смог и марево зачаровывают, хотя почему-то кажутся нереальными. Из бодрящей прохлады своего роскошного жилища я впервые могу как следует рассмотреть Лос-Анджелес во всем его чудовищном великолепии.

Пустынный промышленный центр соединен автомагистралями, похожими на плотно закупоренные артерии, тянущиеся к огромным студийным павильонам и чернеющим, словно покрытым липким гудроном, многоярусным парковкам. За силуэтами временных деревянных декораций блестит стеклами небоскреб, похожий на мой, а ближе к холмам то там, то здесь сверкают на солнце бассейны с кристально чистой водой, словно разбросанные драгоценные камни. Во всем этом есть особая красота, но она ничего не значит без истории, которая за ней стоит. Это место наполнено волшебством – магией тех, кто здесь побывал. Иначе это был бы обычный калифорнийский город. А потом, словно по сигналу, я вижу его – едва различимый знак далеко на горизонте среди пышной зелени Голливудских холмов. Белые буквы на высоте сорока пяти футов. Этот белый знак гнал в далекий путь тысячи кораблей, которые налетали на рифы, садились на мель. Песня сирены.

– Вы знаете, что раньше он светился? – весело болтает Мигель, проследив за моим взглядом. Как ни странно, по дороге сюда в самолете я кое-что прочла в журнале про знак Голливуда. И знаю, что сначала он просто рекламировал жилой квартал «Голливуд», но не знала о подсветке.

– Правда? – Пытаюсь представить буквы высотой в два этажа, свет которых виден всему городу.

Мигель энергично кивает, пытаясь убрать выдвижную ручку моего чемодана.

– Да, он весь светился, там было больше четырех тысяч двадцативаттных лампочек. Раньше, в двадцатые, он освещал холмы, вспыхивал и мигал – как будто сердце бьется.