Юрий Кларов - Сафьяновый портфель

* * *

Особнячок Бурлак-Стрельцова, в котором, как и во многих других московских особняках, мирно уживались классицизм, ампир и барокко, находился совсем недалеко от здания Уголовно-розыскной милиции, но все же к назначенному времени Косачевский опоздал, хотя и не по своей вине. Созданный летом семнадцатого года Союз московских дворников с утра и до вечера занимался массой самых разнообразных и самых неотложных дел: деятельно участвовал в муниципализациях и национализациях домовладений, сборе с жильцов квартплаты, которая частично шла на содержание Союза, засыпал Совдеп ходатайствами о выдаче дворникам оружия и увеличения им пайка... Единственное, до чего у него никогда не доходили руки, - это до расчистки и уборки заваленных снегом улиц. На это у Союза не было ни времени, ни сил, ни желания.

То и дело проваливаясь по колено в рыхлый глубокий снег и поминая недобрым словом московских дворников с председателем их Союза во главе, Косачевский выбрался в конце концов на протоптанную с утра узкую тропинку, которая и привела его через проходной двор в переулок, где находился дом Бурлак-Стрельцова.

На крыльце его уже дожидались молодой искусствовед Белов, с которым Косачевский познакомился во времена "коврового периода", и пожилой член Комиссии по охране памятников искусства и старины с очень длинной и трудной фамилией, но зато очень простым именем и отчеством - Иван Иванович.

- А где Бонэ? - спросил Косачевский.

- Да вот тоже что-то запаздывает.

- Подождем? - то ли спросил, то ли предложил Белов.

- А зачем, собственно? - пожал плечами Иван Иванович. - Холодно ждать.

С почтительностью, к которой примешивалась изрядная доля презрения к "новым господам", которые вовсе и не господа, а так, шушера, ежели вглядеться, мордастый швейцар с лихо закрученными усами принял у них пальто.

- Добрый день, господа! Счастлив вас у себя видеть! - сказал Бурлак-Стрельцов, поспешно спускаясь по лестнице, которая вела на второй этаж, и всем своим видом показывая, что это не просто сказано из вежливости, а он действительно счастлив их видеть. Очень счастлив.

Хозяину особняка было лет сорок - сорок пять. Гладко зачесанные седоватые волосы с косым английским пробором, мятое, мучнистое лицо, запавшие глаза с неестественно блестящими расширенными зрачками кокаиниста, дергающийся рот, суетливые беспорядочные движения.

"Психопат", - определил Косачевский.

- Прошу, господа, прошу, - беспрерывно повторял Бурлак-Стрельцов, дергая головой и размахивая руками. - Не желаете ли чаю? Я сейчас распоряжусь.

- Да не суетитесь вы, ради бога! - поморщился Иван Иванович. - Какой чай? Мы же к вам не в гости пришли, а по делу.

- Справедливо! - почти с восторгом согласился Бурлак-Стрельцов. - Какой к черту чай? Дело, прежде всего дело. Да и чай у меня, признаться, дрянной, залежалый. Это я так, по привычке.

Узнав, что Косачевский из Совета милиции, Бурлак-Стрельцов побледнел и еще более засуетился.

- Милиция? А зачем, собственно, милиция?

Иван Иванович поторопился объяснить, что у милиции к владельцу особняка нет претензий, а просто существует такой порядок.

- Ах вон как, - немного успокоился Бурлак-Стрельцов и натужно улыбнулся. Конечно, конечно, как говаривал Петр Первый, полиция - нерв государственности, ее становой хребет. Я счастлив, что господин Косачевский нашел время, чтобы посетить меня. Очень приятно. Польщен.

- У вас каталог имеется? - спросил Белов.

- Конечно, конечно, - с готовностью закивал Бурлак-Стрельцов, всем своим видом показывая, что, если бы даже каталога и не было, он тут же, не сходя с места, его составил.

- Тогда давайте приступать к делу, - сухо сказал Белов.

- Да, да, давайте приступать к делу, - обрадовался Бурлак-Стрельцов и повернулся к Косачевскому. - Ежели позволите...

С этого момента хозяин особняка обращался только к Косачевскому, перед которым явно испытывал почтительный трепет.

Основная часть коллекции размещалась в большой гостиной, которую Бурлак-Стрельцов именовал голубой. Они прошли туда через запущенный зимний сад с уже пожухшими тропическими растениями. Здесь пахло засохшими цветами и гнилью. Тот же застоявшийся запах, к которому примешивался запах пыли, был и в гостиной.

- Ежели, господин Косачевский, вам потребуются какие-либо объяснения, я к вашим услугам, - сказал Бурлак-Стрельцов.

Как и предполагал Иван Иванович, восточная коллекция Бурлак-Стрельцова была собранием богатого дилетанта, который вкладывал деньги в покупку случайных вещей, рекомендованных ему тем или иным антикваром. Поэтому наряду с подлинными шедеврами восточного искусства здесь соседствовали средние, а то и просто плохие вещи, на которые бы никогда не обратил внимания подлинный ценитель.

По мнению Ивана Ивановича и Белова, наибольший интерес представляла со вкусом подобранная большая коллекция эфесных чаш самурайских мечей с изящными миниатюрными инкрустациями из золота, серебра, малахита, перламутра, коралла и жемчуга. Это действительно была первоклассная коллекция, пожалуй, лучшая в России.

- Ковры - в диванной, - сказал Бурлак-Стрельцов Косачевскому.

Тот посмотрел на часы. Они уже находились здесь более часа. Если Бонэ до сих пор не пришел, то, видимо, уже не появится. Наверное, у него что-то стряслось. Жаль, но ничего не поделаешь. Придется обойтись без него.

- Ну как, товарищи?

- Что ж, показывайте свои ковры, - сказал Бурлак-Стрельцову Иван Иванович. - Мы хотели дождаться еще одного члена комиссии, специалиста по коврам. Но, учитывая, что его до сих пор нет... Впрочем, товарищ Косачевский, насколько я знаю, сможет его в какой-то степени заменить. Так, Леонид Борисович?

Косачевский сделал неопределенный жест рукой, который мог обозначать все что угодно, в том числе и согласие со словами Ивана Ивановича.

Бурлак-Стрельцов изобразил на лице приятное удивление.

- Вы, оказывается, разбираетесь в коврах?

- До революции я некоторое время служил у Елпатова,- объяснил Косачевский.

- Ах вон как! - Хозяин особняка был в восторге. - Это просто замечательно! Подумать только, у самого Елпатова! Тогда вы, вне всякого сомнения, сможете по достоинству оценить мое собрание. Господин Елпатов тончайший знаток. Его мнение для меня всегда было законом. Кстати, в шестнадцатом я, по рекомендации господина Мансфельда - изволили знать такого? - приобрел у него два великолепных антика, которые теперь составляют мою гордость.

В собрании Бурлак-Стрельцова, которое занимало, помимо диванной, еще две примыкающие к ней комнаты, насчитывалось около шестидесяти ковров различных размеров. Тут были яркие, похожие на экзотические гигантские цветы "галаче" XV века из южной Индии с широкой каймой и традиционными лотосами - в виде бутонов и распускающихся цветов; красные и темно-синие старые афганы с граблями и песочными часами на бордюре, с рядами восьмиугольников и мотивом следа слоновьей ступни; поражающие четкостью рисунка и контрастностью расцветки ковры XVI века из Армении с изображением борьбы между драконами и фениксами.

Бурлак-Стрельцов подвел Косачевского к висящему на стене большому "звериному" ковру, где в центральном поле среди сложного переплетения цветочной орнаментики были изображены леопарды, преследующие благородных оленей.

- Десять тысяч рублей золотом, - не без гордости сказал он. - У французского консула сторговал - пятнадцать тысяч сукин сын просил. Еле уломал. XVI век.

Красочный многоцветный ковер отливал благородной сединой столетий ковровой патиной.

- Бобер, истинный бобер, - говорил Бурлак-Стрельцов, любовно поглаживая ковер ладонью.

Косачевский потер между двумя пальцами ворс ковра. Он был жестким и сухим. Ворс "антиков" обычно более мягок и эластичен. Бонэ называл XIX и XX века веками фальсификаций.

"Когда-то седина была верным признаком "антиков", - говорил он Косачевскому, - а теперь ковровая патина зачастую свидетельствует лишь о степени квалификации жуликов и о их знакомстве с химией".

Косачевский посмотрел на светящееся тихим восторгом лицо Бурлак-Стрельцова, который продолжал гладить ковер, и ласково сказал:

- Боюсь, что вас надули.

Бурлак-Стрельцов не понял.

- Да, я знаю, что переплатил, - самодовольно и благодушно откликнулся он. - Но я не жалею об этом. Уж больно хорош.

- Я о другом.

- Простите?..

- Ковер-то из новых.

- То есть?

- Подделка под "антик".

Бурлак-Стрельцов снисходительно улыбнулся.

- Ну что вы, господин Косачевский! Посмотрите только, какая великолепная патина! Такую патину искусственно не создашь.

- Вы недооцениваете мастерство нынешних умельцев, - нравоучительно сказал Косачевский. - А зря. В человека надо верить. Вот, пожалуйста. - Косачевский разогнул ворс ковра. - Обратите внимание на места вязки узлов. Видите? Они значительно живее окрашены, чем ворс. О чем это свидетельствует? То-то и оно. И густота ворса неоднородная. А тут нити утка видны... Чтобы нейтрализовать действие кислоты, щелочь пораньше применять следует. А они снебрежничали, вот и сожгли кислотой.