После выстрела - Магомед Мусаевич Мусаев

этот раз удержался на ногах. Наконец он рядом с Элисой.

— Я верю твоему слову, Мовсар. Я жду. Терпеливо жду вот уже сколько времени. Ради бога, перестань меня мучить! Ты всю душу мне вымотал. Ружье? Вот хорошо. Убей меня!

Элиса говорила и глотала слезы.

Мовсар молчал.

— Я прошу, прошу тебя, женись на мне только на месяц или на неделю. Избавь от позора! Мне больше ничего не нужно от тебя.

— Не нужно ничего? — зло проговорил Мовсар. — Я должен поломать, разрушить свою семью. А для тебя это — ничего! Лишь бы тебе было хорошо. Да?

— Зачем так говоришь? Я никогда не собиралась выходить за тебя. У меня и в мыслях нет, не дай бог, разрушить твою семью! Мы были бы с тобой до сих пор хорошими друзьями, если бы не…

— Тогда оставь меня в покое, Элиса.

— Как?! Ты же обещал. Ну, хорошо, не женись. Сделай только вид, что похищаешь меня для кого-нибудь из своих друзей, а я сбегу от него. Такой выход безболезнен для всех.

— Для всех? А то, что ты оскорбишь и опозоришь моего друга, тебя тоже не беспокоит? Ты думаешь только о себе.

— А ты, ты, ты?.. — почти закричала Элиса.

— За то, что я сделал, должен отвечать я, а не кто-то другой.

— Тогда женись. Ты во всем виноват, ты, ты!..

Ярость охватила Элису.

Она посмотрела в небо, и ей захотелось, чтобы на голову Мовсара посыпались звезды, чтобы противные жидкие усики его разлетелись по волоску от сильного ветра, а глаза его — эти наглые, бесстыжие глаза — рассыпались в пыль…

Ей казалось, что тело ее стало каменным, что нет в нем больше ни крови, ни сердца.

И только ненависть, одна только ненависть волнами подступала к груди.

Мовсар этого не замечал.

— Мовсар! Отцом твоим заклинаю тебя! Умоляю! Ты ведь человек, человек! Освободи меня! Дай мне жить, жить на свете! Слышишь?

Ненависть ее на мгновенье ушла, уступив место жалости к себе.

И она встала на колени. Встала на колени перед своим тираном.

— Ты мне не нужна… Мне нет дела до тебя!

— Но ты же обещал, обещал! Где твое слово, чеченец?!

— А что еще я мог тебе сказать? Я мстил. И слова тут были, как вода. Тебе после этого было бы лучше не появляться, не мозолить глаза… А ты…

— Не мозолить глаза? Что это значит? — Элиса встала, выпрямилась, и ненависть снова наполнила все ее существо.

— Не рассказывай сказки — вот что, — сказал Мовсар и осклабился. — Я все понимаю!

— Что? Что? Говори! — она готова была схватить его за горло.

— А то, что ты преследуешь меня, чтобы выйти за меня замуж!

— Ты сам не веришь в то, что говоришь!

— Да! Чтобы выйти за меня! Чтобы заманить! Капканы ставишь, ловушки, силки! Чего ты хочешь от меня? Ты, ты…

Такое оскорбление не в силах перенести никто. Тем более Элиса, художница Элиса, чья душа так восприимчива ко всему, так легко ранима.

Она схватилась за голову и, покачиваясь из стороны в сторону, застонала, завыла.

— О-о-о! О-о-о! О-о-о! Я не хочу, не хочу больше жить!

Он словно ждал этого. Сунул ей в руки ружье.

— А! — дико улыбнулась она.

И — выстрелила. Но не в себя, а в него. Он упал.

— Мовсар? Что с тобой? Что я наделала? Мовсар! Тебе больно? Мовсар!..

Остановившимся взглядом уставилась она на свои руки. Вены вздулись, пальцы, намертво вцепившиеся в ружье, казались деревянными. Ноги словно налились свинцом.

«Человек… человек умирает… от моей руки… Я — убийца…»

«Кто убил человека, у того отнимаются ноги». Это слышала она еще в детстве. Тогда не придавала значения этим словам. А теперь… То в жар бросало, то в озноб. В голове шумело. Звенели колокольчики. Во рту пересохло.

Он скорчился, держась за живот, потянулся к ней.

— Элиса, добей! Не уходи!

— Не могу.

— Проведи дулом по лицу и губам. И тогда оживешь! Добей же, добей!..

Она уже не слышала его. Медленно зашагала прочь.

— Мовсар, это ты?

— Я ранен, спаси!..

Нуха склонился над ним. Увидев кровь, помчался к телефону-автомату. Вскоре Мовсар лежал на больничной койке.

Сразу же после оказания ему первой помощи в палату вошел невысокий человек.

— Следователь Магомедов, — представился он. — Имя назовите, только имя…

Следователь был предупрежден врачами: раненый — в тяжелом состоянии, разговаривать с ним нельзя. Один-два вопроса — не больше!

— Я сам виноват, — проговорил Мовсар.

И — умер.

— Висхан, это — я!

— Здравствуй, Элиса. Что случилось? Я рад видеть тебя. Не почему ты так взволнована? Она рассказала ему всё.

— Зачем же ты скрывала? — побледнел Висхан. — Мы ведь живем в двадцатом веке! Я люблю тебя. И я — не Изновр. Мы давно бы уже были мужем и женой. И не было бы этого… несчастья… Я буду с тобой, что бы ни случилось. Не бойся, суд должен тебя оправдать. Или, по крайней мере, учесть все эти обстоятельства.

— Мне ничего не страшно, Висхан. Мой Висхан!.. А сейчас я иду в милицию.

— Я тебя провожу…

Начало светать.

Примечания

1

Вейнахи — «свои люди» — так называют себя чеченцы и ингуши.

2

Ичиги — мягкие кавказские сапоги.

3

Габли — длинное праздничное платье со свисающими рукавами и широким подолом.

4

Дада́ — отец.

5

Пословица, близкая по смыслу русской: «Взялся за гуж, не говори, что не дюж».

6

Так называет Сардал коммунистов.

7

Берам — соленая сыворотка, в которой хранят сыр и брынзу.

8

Чепилгаш — лепешка, которую едят, макая в сливочное масло.

9

Мази — герой веселых притч и анекдотов, чеченский Молла Насреддин.

10

Кудал — высокий медный кувшин.

11

Хингал — небольшой пирог, имеющий форму чебурека и начиненный тыквенной кашей и пряностями.

12

Хюжари — мусульманская религиозная школа.

13

Жижиг-галнаш — чеченское блюдо, напоминающее галушки с мясом.

14

Хаджи — мусульманин, совершивший хадж (паломничество) в Мекку.

15

Шариат — свод мусульманских законов и правил.

16

Баар — нечто вроде голубца, начиненного рублеными бараньими или говяжьими потрохами; галниш — галушка.

17

Ваши́ —