Пока любовь растворяется в воде - Фульвио Эрвас

Ее застывший на уровне груди инспектора взгляд медленно скользнул по линии его плеча и остановился на шее.

— Вы знаете, что значит провести собственную жизнь с матерью, которая то впадает в безумие, то выходит из него? Каждый прожитый день ни на миг не отдалял нас от трагедии. Это был изнурительный путь к цели, но мы знали, что никогда ее не достигнем. Тогда я сказала себе: должно быть решение! И мне удалось его найти. Более того, я смогла убедить в этом свою мать. Используя рисунки Аличе, мы превратили их в список обвинений против того мерзкого мира мужчин, с которыми моей сестре пришлось иметь дело.

— И что вы планировали делать с этим, как вы выражаетесь, списком обвинений?

— Не знаю, мы с мамой подумывали отправить это в газеты. У нас не было четкого плана. Что-то действительно изменилось, когда я начала писать, используя материал Аличе. Мне хотелось подражать сестре во всем, даже ее почерку, чтобы глубже проникнуть в ее мир. Наконец-то я почувствовала облегчение. Мне не стыдно в этом признаться: я наслаждалась, когда писала. Да, мне нравилось, и чем больше я писала, тем больше мне хотелось продолжать. Это бессмысленное занятие стало для меня возможностью не думать ни о чем другом. Шансом проработать свое горе. Так я надеялась занять свой ум до выхода на пенсию. А моя мать, думала я, рано или поздно смирится с тем, что произошло, и проведет остаток дней, сидя в кресле перед телевизором.

— А идея со скелетом? Она тоже принадлежит вам?

— Какая идея со скелетом?

— К найденному скелету ваша сестра не имеет никакого отношения.

Стуки скрестил руки на груди и молча смотрел на женщину, пытаясь угадать, что в тот момент проносилось в голове у Бельтраме.

— Это невозможно, — заикаясь, проговорила она.

— То есть это сделали не вы? А я уже было подумал, что это был элегантный способ подставить Джакомо Бенвенью.

— Что вы такое несете? — возмутилась Бельтраме. — Вы думаете, что мы были бы в состоянии хладнокровно разыскивать скелет, похожий на скелет моей сестры, но принадлежащий другой умершей женщине? Вы можете представить меня и мою мать закапывающими в землю человеческий скелет? Ночью…

— Конечно, ночью, иначе бы вас заметили, — проговорил инспектор. — Появление скелета стало для вас неприятным сюрпризом, не так ли?

— Кошмарным! Проклятое наводнение.

— Вот уж точно!

— За пренебрежительное отношение к кому или чему бы то ни было приходится расплачиваться. Всегда.

— И появление этого скелета подтолкнуло вас к тому, чтобы распространять по городу фотокопии записок, которые на самом деле писали вы, подражая почерку сестры. И добавив подпись «Аличе».

— Мне никак не удавалось подделать ее подпись. Вы видели, какая она странная? Задача оказалась довольно сложной. Однако повторяю вам: к обнаруженному скелету мы с матерью не имеем никакого отношения.

Беатриче Бельтраме пристально посмотрела на Стуки. Инспектор вдруг ощутил нараставшее в нем раздражение.

— Вы хотели вынудить полицию возобновить расследование или просто возбудить любопытство жителей города? Прочитав записки, лично я узнал Масьеро и Каберлотто.

Бельтраме не ответила.

— А может быть, после того, как вы сделали это, вам захотелось пойти дальше? Возможно, вам было недостаточно того чувства облегчения, в котором вы сейчас признались. Вы захотели большего?

— Моя мать поверила, что это скелет Аличе. И решила, что по прошествии стольких лет настало время действовать. Я не смогла ее отговорить. Это было невозможно.

— Как вам удалось убедить синьору Фортуну назвать имя Аличе?

— Какую еще синьору Фортуну?

— Ту, у которой живет юная предсказательница-марокканка по имени Аиша.

Бельтраме отрицательно покачала головой. Да, она читала об этом в газетах, но подумала, что речь шла о какой-нибудь мифоманке, даже если заявления девушки в тот момент играли им на руку. Они с матерью стали распространять по городу фотокопии и послали их в газеты, чтобы у горожан сложилось впечатление, что вместе со скелетом на поверхность вышла правда.

— Вы слышали, что произошло с Масьеро, Каберлотто и Бенвенью?

Бельтраме не ответила.

— Вы понимаете, что своими записками вы могли спровоцировать преступника?

— Если бы не я, моя мать собственноручно бы застрелила Бенвенью.

— Чем?

— Это я так, к слову. Мама была уверена, что если бы ее муж, мой отец, был жив, он непременно бы это сделал. Она меня не знаю сколько раз просила избавиться от Бенвенью.

— Одна только ваша мать считала, что виноват Джакомо Бенвенью?

— Да, она всегда была в этом уверена.

Стуки задумался. Он налил себе красного вина и поднес стакан к губам.

— Когда мы с вами встретились впервые, вы сказали, что не верите, будто ваша сестра исчезла по собственной воле. Вы предполагали, что с ней произошла какая-то трагедия. И все же я убежден, что Аличе хотела уехать далеко отсюда. Или я ошибаюсь?

— Это не секрет. Она ненавидела окружающую ее обстановку и, скорее всего, семью тоже. Наверное, Аличе считала себя выше нас и хотела изменить свою жизнь.

— Ваша сестра говорила вам о своем намерении уехать?

— У нее не было привычки делиться со мной планами.

— Тогда что же она говорила? — воскликнул Стуки, хватая учительницу за руку.

Бельтраме бросила на него испепеляющий взгляд, и инспектор сразу же раскаялся в своей импульсивности.

— Попытайтесь вспомнить, синьорина. Возможно, утром того дня, когда Аличе пропала, она сказала вам что-то важное?

— Нет, ничего. Она со мной даже не попрощалась.

— Вы рассказали об этом комиссару Леонарди десять лет назад?

— Я много чего ему рассказала.

Инспектор замолчал.

— Вы нас теперь арестуете? — спросила женщина.

У Стуки пропало желание ей отвечать. Он понял, что не хочет вообще никого видеть.

Инспектор Стуки отклонил приглашение Елены на ужин. Он молча слушал доклад агента Ландрулли о том, что удалось раскопать о Витторио Фортуне. Прежде всего, выяснилось, что никто из окружения мужчины толком не знал, чем тот занимался на самом деле. Кое-кто утверждал, что Витторио был водителем, но полицейские так и не узнали, где и на кого он работал. Синьора Фортуна заявила, что ее сын не был знаком с Аличе Бельтраме. И что она сама впервые услышала ее имя только от Аиши, а той его сообщила Мадонна.

18 ноября. Четверг

Беатриче проснулась посреди ночи. Легкий сон улетучивался постепенно, и когда часовая стрелка приблизились к цифре пять, женщина уже лежала в постели с широко открытыми глазами. Она бесшумно встала, открыла ящик комода и достала пневматический пистолет, из тех, какие используются для отпугивания бродячих собак и диких животных. Бельтраме решила, что избавится от него по дороге в школу. В нем больше не было необходимости. Шума она наделала, на кого-то из любовников сестры нагнала страху. Беатриче была удовлетворена. Особенно ей понравилось видеть их распростертыми на земле. Такие важные мужчины — и хватило одного лишь звука выстрела, чтобы у них подкосились ноги.

Учительница положила пистолет в сумку с книгами и задумалась, о чем она может поговорить сегодня со своими учениками. Беатриче хотелось рассказать о себе, о том, как неудержимо меняется ее жизнь. Женщина чувствовала необходимость поделиться с кем-то тем, как много нитей наконец оказалось у нее в руках и как они складываются на ее глазах в узор, не лишенный своеобразной красоты.

Синьорина Бельтраме подумала, что сегодняшний урок она с удовольствием посвятила бы Лукрецию[32]. Настроение было вполне подходящим. Лукреций, почему бы и нет? Он был любимым автором Аличе, когда та училась в лицее.

«У инспектора Стуки в руках много разных зацепок, — подумала женщина, — но нет ничего действительно важного. Как, впрочем, и у того,